— В таком случае должен вам сказать, что боевая обстановка на Финском заливе на редкость поучительна для вас. В ближайшие дни могут произойти важные события. Перед вами два флота — шведский и российский. Оба маневрируют, готовясь к решительному бою. От этой битвы может зависеть исход войны.
Треверен внимательно изучал расположение русских боевых кораблей.
— Посмотрите, что делает адмирал Круз. Его корабли вытянулись в одну линию, от финского берега до русского, по меридиану. Мы перегородили путь к Кронштадту. А гребные фрегаты Круз держит посередине. В любой момент он может бросить их в место прорыва или помешать неприятелю охватить русские фланги. Возьмите, юноша, запасную трубу и следите за моим рассказом.
Головнин вооружился большой подзорной трубой, которую прислонил к вантине. С жадным интересом смотрел он туда, куда направлена была труба Треверена, и слушал его неторопливые комментарии:
— Еще не так давно в морском сражении, словно соблюдая законы дуэли на шпагах, каждый корабль шел в линии баталии, корабль шел на корабль. И большой флот всегда имел шансы победить меньший. Иная тактика считалась недопустимой. Английский адмирал Матьюс был отдан под суд за то, что попытался, маневрируя, оторвать арьергард флота французов. А один из судивших его, адмирал Бинг, позже сам был судим и расстрелян за то, что во время сражения у берегов Минорки побоялся нарушить строй и упустил французов. Даже в Англии в адмиральских кругах царила рутина, но для многих уже было ясно, что морской бой — это высокое искусство и поступать надо не по учебникам, а в зависимости от условий боя. Великий английский адмирал Родней в тысяча семьсот восемьдесят втором году одержал блестящую победу над французами, бросив все свои корабли на часть неприятельского флота.
— Так поступать считает нужным и наш адмирал Ушаков.
Треверен в изумлении опустил трубу:
— Откуда вам это известно?
— Нам рассказывал об этом наш преподаватель в корпусе подполковник Суворов.
— Какой Суворов? Который бил турок?
— Нет, сэр, другой Суворов. Он был в Англии и Шотландии. Он окончил Эдинбургский университет. Теперь он преподаватель Морского корпуса.
— Ах вот что, — протянул Треверен. — России нужно серьезно учиться у европейцев. Ваш народ имеет много способностей, но... Смотрите, смотрите... Мелкие точки. Это целый флот... Кто же это — шведы или Чичагов? Ветер слаб, но корабли явно идут к Кронштадту. Если это шведы, Круз немедленно перекроет им путь. Юноша, вы знаете, кто такой Круз? Он был ранен под Кольбергом в Семилетнюю войну. В бою с турками он взлетел вместе с кораблем на воздух, его подняли из воды без сознания. В Чесменском бою он был тяжело ранен...
Разговаривая, Треверен не отрывался от окуляра, пока не стало ясным, что приближающиеся суда — шведские. Российский и шведский флоты медленно продвигались, не сближаясь для боя. Шведы стремились к Кронштадту. Русские перекрыли им путь.
Двадцать третьего мая произошел кратковременный нерешительный бой. Вечером пальба возобновилась. Утром на «Не тронь меня» были убиты два матроса. Вечером — три. Судно получило повреждения. Головнину казалось, что бой не так уж страшен. Юноше невдомек было, что настоящие испытания еще впереди. Еще три или четыре раза оба флота, испытывая силу друг друга, вели боевые действия. Все они кончались в пользу русских. Но до решительного боя дело не доходило.
После сражений, известных в истории как Красногорские, или Стирсудденские, шведский флот из нападающего стал обороняющимся и, не найдя лучшего выхода, укрылся в Выборгском заливе.
Теперь положение на Финском заливе резко изменилось. В Выборге — русские войска. Все выходы из Выборгского залива закрыты эскадрой российских боевых судов. Выборгский залив стал для шведского флота ловушкой. Ему негде получить пресную воду и провиант. Нет условий для ремонта кораблей и такелажа. Нет доступа к суше: на береговых высотах русские батареи. Русским нельзя упустить такой благоприятный момент для решительной атаки. Надо немедля напасть и уничтожить флот врага. Без флота Швеция бессильна. Авантюра Густава III провалится окончательно, и у России освободятся руки для борьбы с основным врагом на юге — Турцией.
Объяснения капитана Треверена ясны, убедительны, и Головнин с трепетом в сердце ждет этой, предсказанной капитаном, решительной атаки. Но атаки нет...
У адмирала Чичагова, прибывшего во главе Ревель-ской эскадры и ставшего главнокомандующим, свои, иные соображения. Шведский флот в Выборгском заливе долго держаться не сможет и должен либо вырваться на простор Финского залива, либо сдаться. Чичагов убежден, что шведы будут прорываться через основной широкий пролив, и запирает этот проход своими основными силами. Есть еще второй, сравнительно узкий проход, ближе к материковым скалам и острову Рондо. Здесь Чичагов ставит небольшие эскадры Ханыкова и Повалишина. В эскадре Повалишнна — «Не тронь меня».
Тактика главнокомандующего взволновала капитана Треверена.
— Если бы я командовал шведским флотом, я считал бы, что неприятель дает мне неоценимый шанс, — говорит он Экину. — Шведский флот в кулаке, наши эскадры рассеяны.
— Весь вопрос, куда бросятся шведы, — вполголоса роняет Экин. — На главные силы или на Ханыкова, на нас?
— Вот, молодой человек, — говорит Треверен Головнину, в сотый раз осматривая в трубу островки и скалистые берега выходов из Выборгского залива. — Смотрите, если уж не нападать на шведов в глубине бухты, то надо поставить на мысе и на острове Рондо пушки, стреляющие калеными ядрами, и тогда, клянусь, ни один швед не пройдет из бухты в залив.
— Господин капитан первого ранга, — решается наконец Головнин, — разве может командующий не считаться с мнениями других командиров?
Треверен внимательно посмотрел на юношу:
— Мой дорогой друг, запомни слова много видевшего капитана. На флоте и в армии нет ничего страшнее неповиновения и разброда. Бывают плохие начальники. Они могут причинить большие бедствия. Могут даже принести поражение вместо победы. Но нет ничего страшнее падения дисциплины. Самые лучшие солдаты без дисциплины — это только горсть людей. Воины, соблюдающие железный порядок и повиновение командующему, — непобедимы. Когда-нибудь ты будешь командовать кораблем, а может быть, и эскадрой. Пусть твоя внимательность к матросам и всем твоим подчиненным будет равна твоей строгости к ним. Люди поймут тебя и оценят. Слабодушных на флоте не уважают.
Василий задумался над этими словами. Треверен, этот капитан с боевым прошлым, спутник великого Кука, внушал ему величайшее доверие и восторг.
Сражение было неизбежно, и оба флота ждали свежего ветра. И вот двадцать второго июня подул свежий норд-ост, вскоре усилившийся до штормового.
Увидав, что шведы ставят паруса, Чичагов отдал общий сигнал: «Стать на шпринг и приготовиться к бою». Он и сейчас считал, что шведы пойдут на его главные силы и, следовательно, ему удастся принять бой на якоре.
Но шведы не были намерены действовать по расчетам Чичагова — они двинулись на слабый отряд Повалишина.
Здесь их постигла первая неудача. Головной линейный корабль «Финлянд» сел на мель. Но следующий, «Дристигхетен», невзирая на убийственный огонь с близкой дистанции, двинулся мимо отряда Повалишина. За ним шли прочие шведские суда.
Шведские линейные корабли должны были пройти почти вплотную к кораблям Ханыкова и Повалишина.
На всю жизнь запомнился Василию этот бой. Короткий и страшный. Головнин оказался в самом пекле. Сотни своих и вражеских орудий палили залпами. В серо-белом дыму вдруг возникали полотнища парусов и языки пламени. Грохот глушил человеческую речь, и сигналы горна, и боцманские дудки.
Рвались паруса, трещали борта. Огненный смерч проносился по палубам. Пылали дерево, смола, парусина. Пожарные команды не успевали следить за возникающими пожарами. Пробивая борта, ядра порождали очаги пламени в самых недрах кораблей. А ведь там пороховые погреба!
