Где-то далеко на горизонте расцвел цветок желтого света. По улице к ним пронесся грохот взрыва.

«Он мертв!» Пустые стеклянные глаза Натали сверкали красным светом страха.

«Я думаю, вот что это значит».

«Мертвый. Я же тебе говорил… они все сказали… как будто разговаривали в отеле! Все мертвы… мертвы… но они возвращаются». Они на самом деле не мертвы, Сол! Натали начала рыдать.

«Черт возьми, ты и твои зомби-попугаи! С тех пор, как ты прочитал эту статью в газете! Мужчина прицелился в свое оружие. «Я пропущу немного света сквозь эту дурь! Тогда мы займемся вашими мертвецами!»

Рива резко ответила: «Нет. Никакой стрельбы! Он не умер! Ты это видишь. Должно быть, это была чума… Паков. Должно быть, полиция допустила ошибку. В любом случае, он безвреден!»

«Если он жив, то почему у него такое лицо?» Натали отшатнулась от обочины. — Весь серый… язык высунут… глаза…?

«Он ранен, у него поврежден мозг. Возможно, Паков поймал его, но не убил. Иммунитет… как мы…

«Он мертв!» — кричала Натали с улицы, возле продуктового фургона. «Он зомби, говорю вам!» Ее кожаные сандалии скрипели, когда она пятилась в освещенную красным темноту.

Сол издал нечто среднее между фырканьем и вздохом. «Теперь посмотри, что ты сделала, Рива! Зачем тебе пришлось это ей читать?

Мок/за одарил его холодным взглядом. «Вы меня просили. Если твоя жена не может с этим справиться, это ее… и твоя… проблема.

«Хороший! Хороший! Она не моя жена. Она просто еще одна туристка из нашего тура. Черт, какое это имеет значение? Нам нужно, черт возьми, держаться вместе».

«Так держись! Держись! Прилепите ее, если у вас есть чем ее приклеить! Этот человек не мертв и не причинит нам вреда.

Лысый мужчина ухмыльнулся. «Эй, эй, давай! Мы идем вместе». Так мы и живем». Он сделал жест. «Значит, он жив. Так какая от него польза нам? Он ушел-о, красный свет, макнул, кушал, щупал! Давай смажем!»

Рива снова наклонилась и сняла бирку. Потеряв равновесие, он тяжело сел задом на бетон. Это заставило его рассмеяться.

Она посмотрела ему в глаза. «Вы меня понимаете? Вы говорите по-английски?» Она повторила свои слова на иврите.

Он ухмыльнулся. Это было все, что он мог сделать. Ему нравилось быть обнаженным и смотреть на девушку. Эмили Петрик восхищалась им таким. Однажды она разрисовала его тело магическими символами акриловыми красками из своего художественного класса. Потом она совершила несколько действительно странных вещей.

«Ради бога, Рива!» В голосе Сола звучало отчаяние. «Натали уходит», и я иду за ней.

«Этот человек… любой живой… может быть полезен!»

«Выпей мой пог, Рива! Ты знаешь, что у него мозг мертв! Чем он хорош? Или, может быть, тебя накачают пожирающие зомби?

Рива окинула его наготу мрачным оценивающим взглядом. «Ты жив, чувак? Ты болен? Тебе нужна помощь?» Она снова спросила на иврите.

Он изо всех сил пытался улыбнуться. Его руки поднялись, и она воскликнула, увидев шрамы на его запястьях. «Узник? Полиция? Но я думаю, вы не араб. Не израильский. Ты выглядишь американцем. Английский? Немецкий? Нет? ВОЗ?»

«Давай смажемся, Рива!» — крикнул Сол. Он и Натали были тенями в клубящейся дымом темноте. «Последний звонок!»

«Одну чертову минуту! Куда ты торопишься?

«Скорость! Мы хватаем машину и уходим. Доберитесь до аэропорта Кахане… если получится, сделайте двойной обход и доберитесь до аэропорта Бен-Гурион. Найдите самолет… Я взял в банке все деньги, которые нам когда-либо понадобятся. Если понадобится, пробейтесь нам дальше.

«Ты глупый! Пытаемся уехать из Израиля, санитарные бригады нас выбьют! Никто не хочет жертв Пакова в своей стране! Берем самолет, нас сбивают! Мы заражены». Она уныло выругалась на иврите. «Машина лучше. Мы едем на север через Сирию, к нашим израильским поселениям в России. Мы каким-то образом проникнем внутрь. Она глотнула горячий, воняющий барбекю воздух и сплюнула.

«У нас есть чертовы права». Справедливо заявил Сол. «Я и Натали трахаем американских граждан! Они должны нас принять, оказать нам медицинскую помощь! Оставайся с нами, Рива! Мы и тебя впустим!

«Они стреляют в больной скот, не так ли?» Она посмотрела на него, затем на бирку, которую сняла с его пальца. Она пробормотала: «И я думаю, Сол и Натали бросят меня при первой же возможности».

Он не слушал. Он видел, как его отец ввел эвтанин грустной старой собаке, и плакал, когда она умирала у него на руках. От собачьей вонь в зоомагазине ему стало плохо. Голос Сола раздался очень далеко, возможно, где-то на заднем дворе, за конурой: «Последний шанс, ты, lez jizmo! Оставайся и трахай своего зомби! Может быть, тебе нравится сосать трупный член!»

«Облажайся!»

Ответа не последовало. Сол и Натали ушли.

Рива повернулась к нему. «Ты! На табличке в морге написано, что вас зовут Алан Лессинг. Это правильно?»

Он кивнул. Это было все, что он мог сделать. Он снова смотрел фильм, на этот раз с Эмили Петрик. Она запустила руку ему в штаны. Затем она наклонила голову так, что ее длинные черные локоны рассыпались по его коленям. Он ахнул от экстаза, когда ее губы и язык нашли его.

Ярость Ривы вернула его обратно. «У тебя эрекция? Ты смотришь на меня и у тебя эрекция!» Ты труп! Мертвое мясо!»

Ему было стыдно. Нужно было извиниться, но он не мог этого сказать. Он открыл рот. «Ах! А?

«А? Ага, понятно. У вас нет контроля. Ты не можешь говорить». Она поморщилась. «Сол ошибается. Я не лес… лесбиянка. Просто я ненавижу таких свиней, как он! Ты мужчина, но тебе не хватает ума быть свиньей, да? Ни сейчас, ни больше». Она указала на синий седан. «Видите здесь этот автомобиль? Водитель… как бы это сказать?… мертв. И все же я думаю, что машина работает. Ключ там, на полу возле педали тормоза. Вы вытаскиваете водителя, и я поеду. Зеленый свет?»

Ему нравился ее высокопарный, забавный израильский акцент и ее прокуренный, потный вид. Он задавался вопросом, почему она отвернулась и зажала нос. Он ничего не чувствовал. Тело водителя было опухшим и черноватым, но он схватил лимонно-зеленые штаны мужчины и вытащил их, почти не оставив после себя никаких кусочков. Затем по ее указанию он стянул чехлы с сидений и выбросил их.

Руки его стали очень ловкими; он позаботится о том, чтобы в следующий раз, когда адмирала вызовут на борт, их наградили за ловкость, выходящую за рамки служебного долга.

— Одежда, — промурлыкал ему на ухо темно-медовый голос Ривы. «Наш водитель собирался в путешествие, да? Обувь… слишком мала. Крошечный карманный нож сверкнул, и он услышал хруст. «Эх, так. Наденьте их сейчас. Хороший. Брюки? Нижнее белье? Вот этот чемодан: рубашка, ремень! Хороший. И что это такое? Пистолет! Очень хороший! Наш водитель, должно быть, был полицейским!»

Она развернула машину и поехала. Иногда он спускался и поднимал вещи; иногда она натыкалась на них. На улицах было темно, но был свет от костров. В нескольких местах было электричество, и Рива дважды останавливалась, чтобы разграбить еду в заброшенных магазинах. Если бы не трупы, после полуночи это мог быть любой американский город. Она нашла ему шесть упаковок вишневого леденца, и он с благодарностью проглотил их целиком. Тогда он заболел. После этого они снова отправились в путь: куда он не знал и его не волновало. Он был доволен тем, что позволил ей вести свою крепкую маленькую машинку по забитым улицам. В конце концов он заснул.

Память разбудила его ровно в 05:00. «Капитан, капитан, есть новости! Ужасные новости!» Он спросил, что это такое, и Память рассказала ему. Это было так плохо, что он не смел об этом вспомнить. Он обнаружил, что его щеки мокрые от слез, подбородок липкий от засохшей рвоты, а во рту такой привкус, будто в нем умерла мышь — не так уж и недавно.

Мир за окном машины был желтым, коричневым и пыльно-белым: дома из осыпающегося камня, лачуги, вывески на иврите и арабском языке, мусор и, да, тело за навесом из гофрированного железа. Второй труп, старухи, лежал лицом вниз перед ее дверью неподалеку. Паков был здесь хозяином.