— Мы доберемся до нее, — ответил Ренч. «Она, вероятно, одна из ребят из отдела коммуникаций. Она, должно быть, пряталась здесь, когда началась стрельба, и получила удар ракетой. Лессинг… я и Годдард тоже… подумали, что это Лиза. На ней были серые шелковые чулки. Многие женщины копируют Лизу».

«Я понимаю, почему». Голос Тима затих.

— Да, — сказал Ренч. «Лиза — леди».

«Самолет Пэтти прилетает из Сиэтла в 14:45», — сказал Ренч. — Будет приятно увидеть ее снова.

Лессинг вздохнул. «Да, и у меня шесть месяцев работы и неделя на это!»

«Цена славы!» Маленький человечек провел пальцами по волосам. Ему повезло больше, чем Лессингу: у него были только «выдающиеся» серебряные бакенбарды, свидетельствующие о том, что, как он радостно провозглашал, было «жизнью в грехе». С другой стороны, тонкие пепельно-русые локоны Лессинг быстро исчезали. Как выразился Ренч, «пух с битка стирался».

«Посмотри на это!» Лессинг махнул рукой в ​​сторону своего переполненного стола. «Все, от заявлений на специальные исключения из законов о евгенике до отчетов о состоянии наших баз в Персидском заливе и писем от родителей буги-буги Banger, которые жалуются, что их дети не могут получить запас табаку на шоссе Национальной службы… восстановление лагеря в Монтане, статьи об экспериментах с ДНК для улучшения расы…! Я ничего этого не вижу в своей должностной инструкции!»

Ренч закатил глаза вверх. «Вы там, где поезд останавливается и деньги сходят с рельсов, как говорится. Причина, по которой Симмонс стал таким великим президентом, заключается в том, что он знает, как заставить работать таких придурков, как ты».

Лессинг ухмыльнулся, и Ренч спросил: — Кстати, хочешь, чтобы я завтра вечером пригласил Пэтти на президентскую рождественскую вечеринку?

«Ты так и не научился держать лапы подальше от маленьких девочек, не так ли?» Лессинг пошутил. «Да, ты возьми ее. Вы менее опасны, чем те морские пехотинцы в почетном карауле.

— Вы имеете в виду личный барабан, горн и барабаны Дженни Коу?

Лессинг усмехнулся. «Не груби! В июне Джен выходит замуж за Ганса Борхардта.

«Так? Думаешь, это ее замедлит? Он огляделся в поисках кофейника Лессинг; он был пуст, уже выстиран и убран к предстоящим праздникам. — Хотя, может быть, хороший немец сможет удержать нашу Мисс Коу в узде! Ренч сделал шутливые шлепающие движения.

«Ой, выпей, ладно! У меня назначена встреча с каким-то спецпосланником из Нового Свердловска. Ты хочешь придти?»

«Если это не затянется. О чем это?»

«Без понятия. Гранту позвонили из посольства и спросили меня. Срочно, немедленно, как сейчас». Он говорит: иди, я иду. «Частный брифинг», — сказал его секретарь.

— Охрана меня пропустит?

— Если я так скажу.

— Тогда я пойду дальше и составлю тебе компанию. Мне все еще нужно переместить кое-какую бумагу, чтобы протолкнуть наш законопроект о Дне мучеников через Конгресс. Малдеры».

Было больно вспоминать. Лессинг сказал: «Я знаю. Малдеры… и Билл Годдард, Горди Монк и многие другие. Десять лет, и мы только собираемся почтить их память. Я полагаю, что позже лучше, чем никогда, но ненамного.

«Это было так долго? Ну, нельзя сказать, что это было неинтересно: разоблачение Коалиции; неудачный переворот; боевые действия; публичное признание Коринека; разрушение их тайных лагерей; испытания; указы об изгнании. Все это уже позади, приятель. Мы не забудем… это есть в каждом школьном учебнике… но нам пора задуматься».

«Отрицательная реакция…» Лессинг закрыл свой разум от воспоминаний о грузовиках, танках и солдатах, хаосе и неразберихе, беспорядках и последствиях.

«Пусть лежит! Евреи уехали в Уфу, Харьков и Куйбышев. Мы управляем своим анклавом, а они — своим. Никаких проблем, лишь бы они с нами не баловались».

«В том-то и дело: они обезьянничают. Они всегда так делали. Их история похожа на американские горки: начать с низов, бороться вверх, добраться до вершины, затем длинный спуск к катастрофе, а затем начать все сначала».

«Как сказал Сантаяна: «Те, кто не может вспомнить прошлого, обречены повторять его».

«Кем бы ни была Санта-Ана, она ошибалась. Никто на самом деле не учится на истории. Даже те, кто это знает, должны это повторить. Люди просто выбирают другое имя, притворяются, что оно новое и другое, и снова ходят вокруг».

«Теперь ты говоришь как Гегель». Ренч закрыл глаза и процитировал. «Что-то вроде: «Люди и правительства никогда ничему не научились из истории и не действовали на основе принципов, выведенных из нее».

«Ты снова читал книги!»

«Нет, просто World Classic Comics… их особый философский номер».

«В любом случае, на этот раз евреи чуть не победили нас. Американские горки почти не перешли в спад».

«Это была наша собственная вина. Мы позволили этому случиться».

«Верно. Мы позволяем им получить наше сочувствие, испытываем чувство вины, проповедуем нам их фальшивый «Холокост» и проникаем в ткань нашего общества. Нам следовало быть более бдительными! Чего я никогда не понимал, так это сотрудничества, которое они получили от некоторых наших корпораций, наших политиков, наших педагогов, интеллектуалов и публицистов! Такие люди даже не заслуживают того, чтобы их называли коллаборационистами или предателями расы! «Просто глупо» говорит лучше! Можно подумать, что простой личный интерес мог бы прозвонить несколько колоколов».

«Это называется монета, чувак! Могу поспорить, что в Иерусалиме были римские купцы, которые плакали из-за упущенного бизнеса, когда легионы разрушили храм Соломона, изгнали евреев из Палестины и положили начало диаспоре!

Лессинг поискал свой бумажник в беспорядке на столе. «Однако они никогда не сдаются. Их анклавы в Уфе, Харькове и Куйбышеве процветают, полны иммигрантов, ищут больше места и рвутся в бой».

«Всегда Lebensraum, вечное давление на каждый этнос. Расширяйтесь или погибните».

«Некоторые из них хотят расшириться прямо здесь: сначала в Народную Республику Британская Колумбия или в Центральную Америку к югу от наших владений в Мексике, а затем, в конечном итоге, в солнечную Калифорнию, Флориду и на Вторую авеню!»

«Больше похоже на Мэдисон-авеню, Уолл-стрит и прямо здесь, в Белом доме. Но не тогда, когда мы следим за дверью.

«Мы не можем всегда наблюдать. Наши американские горки тоже ходят вверх и вниз, и у них здесь все еще есть друзья. Их пропаганда была действительно хороша: многие обычные люди не любят вспоминать, что нужно было делать во время негативной реакции и исключений. Слишком много мягкого и либерального промывания мозгов в течение слишком долгого времени».

«Бывают времена, — удивлялся Ренч, — когда я верю в переселение душ».

«Что?»

«Ты так похож на Билла Годдарда, что это меня поражает».

Лессинг начал натягивать форменную шинель. «Я изучал историю на собственном горьком опыте, как и Билл. Я просто начал позже, и это заняло у меня больше времени, вот и все. Я всегда был плохим учеником».