«Вот оно!» — воскликнул Ренч с полным ртом хот-дога.

Он указал кулаком, набитым салфеткой, и попытался сглотнуть.

Лессинг посмотрел. Большой черный партийный D-170, потомок военных грузовых самолетов C-130 прошлого столетия, был виден рулившим по запотевшей от дождя взлетно-посадочной полосе. Он что-то буркнул в ответ, но понятия не имел, что сказал.

Джамила была на борту этого самолета.

Холмс и Мэллон шаркали ногами позади него, а Лессинг повернулся, чтобы уйти. Им понадобится добрых пять минут, чтобы спуститься со смотровой площадки в зону таможни и багажа. Международный аэропорт Лос-Анджелеса вырос за пределы всех разумных пределов; словно волны о берег, оно продолжало разрушать обшарпанные, оштукатуренные пригороды вокруг него.

Они проносились мимо людей, стоящих на спускающихся эскалаторах, топтались по гладким модернистским коридорам и проталкивались сквозь толпы, которые начинали походить не на контуженных беженцев посреди оккупационной армии, а на обычных людей, людей, идущих о своем бизнесе в рациональном мире. Случилось худшее; но даже в худшем можно было выжить. Человеческая раса не вернулась к пещерам и копьям. У цивилизации было больше дерьма, чем предполагали предсказатели гибели.

Лос-Анджелес внешне остался нетронутым. Кубинец, который должен был сбросить водорастворимую канистру с белым кристаллическим Стараком в акведуки, понял, что самоубийство — дело лохов, и вместо этого сдался. От этого единственного момента решения зависели жизни миллионов людей, и на этот раз Смерть проиграла. Во всяком случае, временно.

Военные, в основном чернокожие, заполонили багажный терминал. Некоторые возвращались домой из-за границы; другие направлялись в Центральную Америку или другие пункты назначения. Тщательно необъявленная политика президента Аутрама заключалась в разделении вооруженных сил по расовому признаку: переместить чернокожих в одни регионы мира, латинян в другие, а белых либо вернуть домой, либо сосредоточить их в еще разных местах. Это была непростая задача, даже несмотря на отсутствие Пентагона, Конгресса и средств массовой информации. Логистика была ужасающей, и столетний социальный импульс в противоположном направлении пришлось остановить и повернуть вспять.

Также становилось все труднее избегать конфронтации с либералами и меньшинствами. Теперь они полностью осознавали присутствие монстра среди них, и каждый голос в центре и слева от политического спектра кричал во весь голос, требуя моржово-усатую голову Аутрама. Масштабные беспорядки вспыхнули в лагерях беженцев недалеко от разрушенного Стараком Детройта; меньшие по размеру расцвели, как внезапные разрывы снарядов, тут и там по всей земле, и новые проблемы — возможно, гражданская война — маячили прямо за горизонтом. Дюжина учеников Лессинга была убита в Терре-Хот, штат Индиана, еще трое — в Денвере, штат Колорадо, а также автобус с партийными организаторами на проселочной дороге в штате Юта. Оппозиция собиралась в Калифорнии: часть — в Сан-Франциско, но наиболее яростная — в Лос-Анджелесе. Это были либералы, евреи, негры, латиняне, геи, бандиты, различные христианские секты и множество обычных людей, которые доверяли средствам массовой информации. При нормальных обстоятельствах средства массовой информации, в которых доминируют либералы, могли бы легко сломить «расистский, фашистский захват власти» Аутрама, но Старак сделал с американским истеблишментом то же, что ботинок 13-го размера делает с муравейником. Муравьи все еще не пришли в себя, и Аутрам быстрее пришел в себя. Он объявил военное положение, заручился поддержкой союзников, чтобы помочь с принятием чрезвычайного законодательства, чтобы сделать все законным, и закрыл доступ в зараженные Стараком города. Это не позволило великим корпорациям и средствам массовой информации восстановить свои штаб-квартиры и контроль. С миллионами погибших мировые дела погрузились в хаос; Outram предотвратил возвращение к «нормальной жизни», заморозив все работы «до тех пор, пока не будет установлено законное право собственности». Ему нужно было время, время, прежде чем оппозиция сможет собрать свои силы. Секвестр почти всего ценного, что дало ему на этот раз. Также были выявлены такие нарушения, как тайная иностранная собственность, взаимосвязанные управления, скрытые картели, фиктивные компании и «неотмываемые» деньги. Старак также оказал человечеству услугу, наступив на королей-пауков организованной преступности; их бумажные паутины лежали открытыми для дневного света, и их необходимо было вымести, прежде чем «законные наследники» смогут вернуть их. Это было захватывающее время для федеральных инспекторов в своих громоздких костюмах NBC, которые бродили по пустым залам заседаний и корпоративным дворцам отравленных городов.

Аутрам также исправил это, чтобы у его союзников было меньше проблем с возвращением своей собственности. Фонды партии были тщательно проверены, одобрены и возвращены. Кроме того, поскольку многие бывшие собственники заняли безымянные братские могилы, неудивительно, что для дискриминирующих инвесторов открылось множество прекрасных возможностей. Портфолио партии росло, росло, пускало листья и почки.

Как сказал Ренч Лессингу: «Кто сказал, что история справедлива? Лучшая собака получает раннего червя. Пусть остальные едят торт». Никто никогда не обвинял Ренча в несмешанных метафорах.

Багажные карусели были забиты. Слева Лессинг заметил коричнево-черную группу: пассажиры D-170, в основном члены партии и стажеры «Кадров». Так Малдер назвал новое военное подразделение партии — лучший выбор, чем «Специальная служба» Годдарда, инициалы которой были бы катастрофическими для рекламных целей. Лессинг предпочел бы еще меньшую заметность. Он редко носил черную униформу, которую разработала Дженнифер Коу; оно говорило слишком много и — пока что — не имело авторитета.

Там.

Лессинг, будучи выше своих товарищей, первым увидел Джамилу: стройную, изящную, длинноногую и непринужденную даже в этой оглушительной суете. Ее темно-серые брюки и белая блузка с короткими рукавами должны были быть незаметными, но многие обернулись, чтобы посмотреть на нее, а некоторые из молодых кадровых мужчин уставились на нее с открытым интересом.

«Счастлива теперь, что Малдер не позволил тебе уйти в отставку?» Ренч промурлыкал на ухо Лессинг. — Сдержал свое обещание, не так ли? Удовлетворен?»

Он был.

Малдер был великолепным свахом, он действительно был похож на Купидона с картин. Все, что ему было нужно, это лук и стрелы. В конце концов Лессингу не пришлось ехать в Индию. Мало что въезжало или выезжало из этой истерзанной страны, но индийским друзьям Малдера удалось найти Джамилу. Они приносили ей письма Лессинга, а ее ответы возвращали ему. Они также предложили ей работу Малдера: «руководитель связи», способ для партии держать руку на все более нестабильном пульсе Азии. Ее обязанности будут аналогичны тем, которые она выполняла в Indoco в Индии.

Ее настоящей задачей будет сделать безумно счастливым Алана Лессинга, избранного Малдером главнокомандующим. И она сама тоже.

Это вполне устраивало Лессинга.

Аннелиза Майзингер отошла на второй план. После конференции в Новом Орлеане она присоединилась к Малдеру в Вирджинии, а Лессинг и Ренч были назначены на более ответственный пост в Лос-Анджелесе.

Лессинг отпустил ее. Он знал и любил Джамилу. Лиза оставалась во многом неизвестной.

Лишь позже Лессинг узнал о другом предложении Малдера, адресованном отцу Джамилы: покинуть Индию и присоединиться к одной из зарубежных корпораций движения. Лакхнау был на пути к кровавой бане. BSS Рамануджана начала обещанную общеиндийскую чистку от неиндуистов, и чистки имели тенденцию превращаться в погромы. У отца Джамилы были еще дети, кроме Джамилы. Поэтому он согласился и выбрал отдел кадров немецкого круизного лайнера на Канарских островах. У семьи там были родственники. Дипломатические паспорта и билеты на самолет волшебным образом появились, а банды Рамануджана нашли только пустой дом и соседей, которые понятия не имели, куда делись Хусайни. Джамила оставалась со своими людьми на Тенерифе ровно столько, сколько нужно, чтобы им было комфортно; затем она полетела, чтобы присоединиться к Лессинг.