В какой-то момент этого процесса он сделал ей предложение, и она согласилась.

Давка в аэропорту буквально бросила их в объятия друг друга. Она сжала его руку, но не поцеловала: все тот же ханжеский мусульманин викторианской эпохи! Он не помнил, что сказал, как они выбрались на улицу, кто забрал ее багаж или как выглядели запотевшие от загрязнений автострады на обратном пути к отелю, который партия приобрела в качестве своей штаб-квартиры в этом враждебном городе. Кадровые охранники прогнали машину через баррикады и нырнули в пахнущую маслом, гулкую тьму гаража.

Их окружали лица, руки хлопали Лессинга по плечу, другие руки тянулись помочь с чемоданами, и слова текли над ними и мимо них, неразборчивые, как ветер. Затем он и Джамила оказались вместе в большой комнате с розовыми стенами и мебелью цвета слоновой кости. Двери открывались и закрывались, кто-то протягивал бутылку, перевязанную яркой красной лентой, кто-то нагружал тонкие руки Джамилы смятыми темно-красными розами, а другие улыбались, произносили новые слова и пожимали руки. Лессинг пользовался популярностью среди этих людей, хотя и ясно дал понять, что «только там работал». Ради него — и, вероятно, по приказу Малдера — они приняли Джамилу.

Появились лица, и другие исчезли. Спустя вечность они остались одни.

Он тогда не говорил. И она тоже.

Позже наступила ночь, затем снова рассвет.

В 07:00 один из учеников Лессинга, горбоносый житель Канзаса по имени Билл Энсли, постучал в дверь с завтраком. Только тогда они поняли, что пропустили ужин. Они сидели, скрестив ноги, на смятом пурпурном покрывале и жадно поглощали тосты, яйца-пашот и фрукты. Будучи мусульманкой, Джамила не прикасалась к бекону, а Лессинг из уважения к ней не ел и своего. Холодный, жирный, жесткий, как картон, бекон был одним из ритуалов завтрака его родителей; отказ от этого не был жертвой!

Он не хотел поднимать жалюзи. Он поймал себя на надежде, что, когда он это сделает, он увидит джунгли Индоко с металлическими башнями и трубопроводами, унылый серо-зеленый пейзаж и пыльно-белое небо Индии снаружи. Если бы только Пакова и всего, что произошло потом, никогда не случилось! Ему вспомнилось отцовское лекарство от многих детских обид: «Потри, скажи: «волшебство-волшебство!» над этим, и оно уйдет». Он рассеянно помассировал переносицу.

Он поморщился и отдернул пальцы. Это было похоже на больного раком, который проснулся от сна и обнаружил, что его опухоль чудесным образом исчезла: желание-фантазия! Лессинг всегда старался быть реалистом. Посмотрите врагу в глаза; затем стреляйте, если придется.

Венецианские жалюзи с грохотом распахнулись, когда он яростно дернул их за шнур. Джамила покосилась на него в заливающем желтом солнечном свете. Прошлогодний дождь прекратился; сегодня небо было голубым — настолько синим, насколько когда-либо позволяло ему загрязнение города.

— Ничего, — неопределенно извинился он. «Просто шарю».

Джамила обладала талантом целителя. Она позволила кружевному белому халату, который он ей купил, распахнуться, обнажив гладкое золотисто-пшеничное бедро. Ее лиф, казалось, распался, обнажая изгиб груди и намекая на большее наслаждение внутри. Она наклонила голову, и ее воронова грива упала ей на плечи.

Он осторожно отложил поднос с завтраком в сторону.

Был полдень, когда они встали. Джамила приняла душ и переоделась, пока обнаженная Лессинг сидела на корточках на мокрой от пота постели. Он нажал кнопку дистанционного управления телевизором в комнате и увидел, как гладкая блондинка представляет сводку новостей. Его сонливое, животное тепло быстро улетучилось, сменившись холодной реальностью.

Черный Паков преследовал Африку, убивая тех, у кого была негроидная кровь. Большая часть израильской армии в Египте и Северной Африке имела европейское происхождение, но Иззи не рисковали: они отступали на Синай. Друзья Пакова — тиф, брюшной тиф, холера и бубонная чума — убивали евреев и язычников без разбора. Однако другие израильские контингенты продвигались в опустошенные паковами регионы на юге России, а отдельные подразделения Иерусалима исследовали север и восток до Урала и за его пределами, работая в сотрудничестве с американцами и всем, что могли предоставить различные пострадавшие европейские страны.

Западная Европа по-прежнему погрязла в запутанной полувойне: советские войска, лишенные поддержки и истощенные припасами, бесчинствовали в Германии, Австрии и странах Восточной Европы. Были миллионы беженцев, невозможная логистика, голод, дизентерия и настолько плохие санитарные условия, что даже крысы затыкали носы! Необычно сильные дожди превратили построенные на скорую руку итальянские, французские и бельгийские лагеря в трясину, а испанские войска использовали пулеметы и танки, чтобы остановить приток нежелательных посетителей к северу от Барселоны. В Аду это был напряженный сезон.

Новая эпидемия, продолжила ведущая, возможно, Пакова или одного из его мутантных потомков, опустошала Японию, Корею и неизвестные районы материковой части Китая. Не была застрахована и Южная Америка: Старак был случайно выпущен туда американскими силами быстрого реагирования, исследовавшими секретные базы снабжения: какой-то смелый пилот взорвал баржу, и ее смертоносный груз улетел в Амазонку! Большая часть Бразилии теперь превратилась в кладбище.

К тому времени, когда Джамила появилась, массируя свои блестящие локоны пушистым банным полотенцем, настроение Лессинг превратилось в пейзаж невыносимой тьмы.

Она выбрала белые брюки, тунику из струящегося изумрудного шелка и крошечные остроконечные черные тапочки. Немного макияжа, запах сандалового дерева, и она была готова. Она выключила выпуск новостей, наклонилась, чтобы поцеловать его, и сказала: «Тебе нужен обед».

К тому времени, как они добрались до столовой отеля, Лессинг уже поправилась, это было просторное помещение, облицованное темным шпоном и освещенное тусклыми оранжевыми электрическими канделябрами. В темноте среди старомодных деловых костюмов и новомодных комбинезонов унисекс виднелось несколько новых партийных и кадровых униформ. Другие носили яркие килты и туники, которые только вошли в моду, когда Пацов и Старак вывели швейную промышленность из строя.

Ренч и Морган общались в уединенном великолепии за «офицерским столом» под витражными окнами в дальнем конце комнаты. Годдард был в Солт-Лейк-Сити, Дженнифер и Борхардт занимались организацией где-то на восточном побережье, а Малдер обосновался в самой новой и самой сильной крепости в мире, комплексе из стали, бетона и модной электроники в Вирджинии. Лессинг сознательно избегал мыслей о Лизе.

«Эй, молодожены! — крикнул Ренч. — Или, по крайней мере, новоиспеченные!

«Вы тоже можете стать жертвой», — добродушно предупредил Лессинг.

Сэм Морган встал, чтобы его представили. За другими столиками кружились головы, но он не обращал на них внимания. Морган считал себя искушенным. Он бы не моргнул пресловутой ресницей, если бы Джамила была шестирукой индуистской богиней.

— Садись, — посоветовал Ренч Лессинг. «Вы портите мое мнение об этой даме».

Джамила улыбнулась ему. — Ты видел меня раньше, Чарльз. Все мне. Я помню, кто установил эти большие замочные скважины в душевых для сотрудников «Индоко».

Ренч усмехнулся. «Право на! Прекрасное зрелище! И как твои дела, моя сладкая? Ваши люди в порядке?

Она изящно подняла плечо. «Обустраиваюсь. Моему отцу нравится Тенерифе, но мой младший брат хочет переехать сюда».

«Работы нет… Старак все испортил», — сказал Ренч.

Морган наклонился мимо маленького человечка. «А как насчет Пакистана в качестве дома для вашей семьи? Красный мулла может использовать весь мусульманский опыт, который он может получить, теперь, когда советская Средняя Азия готова к захвату».

Джамила окинула его оценивающим взглядом. «Мы шииты. И индийцы до прошлого месяца. И мой отец не марксист».

«Копли где-то в России», — сказал Ренч Лессинг. «Город под названием Свердловск, на Урале. Израильтяне отдали его ему и его скотине… как феодальное владение, понимаете. «Сражайтесь за нас! Защитите наши фланги, пока мы поглощаем остальную часть страны! Тогда мы вознаградим вас богатыми землями, могучими замками и всеми прекрасными девчонками, которых вы только сможете подтолкнуть!» Он сделал пародийный поклон, который едва не закончился его носом в лазанье. Лессинг заметил пустую бутылку вина среди беспорядка тарелок. Другой, наполовину полный, стоял рядом.