«Без драматизма, пожалуйста. Мы можем превратить фотографии в реальность. Действительно, мы планировали для вас живую демонстрацию с участием маленькой Амалики… — он взглянул на проститутку Бэнгера, которая в ужасе зачарованно смотрела на фотографии, — … но она не привела вас на вечеринку. Свободной рукой он достал деньги из кармана пальто и сунул их девушке. «Иди домой. Allez vous!»
Она не тронула купюры, а вскочила и убежала.
«Теперь что касается Пакова. У кого это есть? Нам нужна вся история».
Лессинг почувствовал то же холодное спокойствие, которое он испытывал в бою. «У тебя есть все, что ты собираешься получить от меня. Если ты такой умный, ты знаешь, как это работает. Мы проходим через брокеров, выполняем работу и идем домой. Никаких личностей, никаких связей, никакой политики, никакого участия».
— Как наша маленькая французская шлюха, да?
— Вот и все: оставь деньги на кровати.
— Вы пошли к полковнику Копли.
«Я скажу это еще раз. Я ничего не получил.»
Впервые на лице агента отразился гнев. «Будь ты проклят, Лессинг! Вы не просто передали Пакова какому-то анонимному покупателю, как мешок с кокаином на углу улицы! Мы можем принять тебя… вывезти из Парижа…
«Для счастливых занятий в твоем подвале?»
«Ты бы пел намного слаще с колючим катетером в члене и электрическими иглами в яичках!»
Лессинг начал медленно и осторожно вставать. «Пришло время моего ужина, а ты уже его испортил».
«Садись, черт возьми!» Кики-птица почти забыла прижать пальцы к щеке. Лессинг напрягся, чтобы броситься в сторону, но не думал, что это его спасет, по крайней мере, если стрелок вообще хорош.
Он позволил меню выпасть из руки и слегка разжал пальцы, чтобы сквозь него выглянула черная пластиковая трубка плевкового пистолета Ренча. Он держал большой палец прижатым к открытому концу.
«Это, — сказал он в разговоре, — Паков-2. Ты просил об этом; Ты понял.» Агент, вероятно, знал, что Паков-2 поставляется в черных пластиковых тубах. Лессинг делал ставку на то, что этот человек на самом деле ничего не видел: диаметр плевкового пистолета составлял лишь половину диаметра цилиндра Паков-2.
Мужчина вытаращил на это глаза. «Ты врешь…!»
«Нет. Я сохранил себе дозу или две для страховки. Я уверен, ты понимаешь. Вчера вечером, как только я приехал, я выкинул в унитаз глобус Паков-1. Теперь мы видим, должен ли быть инкубационный период между Pacov-1 и Pacov-2. Вы долгое время работали здесь, в Париже? Ваша жена и дети с вами? Есть ли у палачей жены и дети?»
На мгновение другой сидел как ошеломленный. Затем он встал. — Вы бы сделали это, мистер Лессинг? Паков… в Париж?
«Масштаб крупнее, чем у бедной девушки на ваших фотографиях, но по сути то же самое. Да, твое убийство может стоить Пэрис. Это чертовски дорого стоит моей жизни… во всяком случае, для меня.
«Ты умрешь вместе со всеми!»
«Ни за что. Видите ли, я вколол себе противоядие перед тем, как покинуть Индию. Это был отвлекающий маневр размером с кита; насколько знали люди Малдера, противоядия от Пакова не было.
Агент продолжал разинуть рот, и его пальцы снова начали опускаться вниз. Лессинг процедил: — Держите их там. Как я уже сказал, ты можешь меня сейчас потыкать, но у меня еще будет время расколоть над тобой Паков-2. Ничто не доставит мне большего удовольствия».
«Ваше собственное правительство, Лессинг! Вот кого ты предаешь!»
«Бред сивой кобылы. Если мое собственное правительство использует вас, то это до самого дна бочки, и оно заслуживает того, что получает! Я все равно тебе не верю». У него была идея. «Достаньте бумажник из кармана и бросьте его на стол».
Другой мрачно подчинился.
Из кошелька высыпались французские, британские и американские деньги; в карманах лежали международные кредитные карты и водительские права, написанные на несколько имен, все безвкусные, бесцветные и фальшивые: Марк Либенс, Питер Э. Хартманн, Гарри Рош. Были и визитные карточки, и визитки, все разные и совершенно безличные; никаких фотографий, никаких личных заметок или адресов.
Он почувствовал присутствие рядом с собой и отпрянул, готовый продолжить свой блеф с Паковом или выстрелить, в зависимости от того, что будет необходимо.
Это был мужчина, молодой европеец из приемной Копли.
«Давайте позаботимся о нем вместо вас, мистер Лессинг». Голос был высокий и мальчишеский, акцент немецкий. «Этот человек работает в частном агентстве, находящемся в тесном контакте с государственной безопасностью Израиля. Мы с ним разберемся». Пожилому мужчине он сказал: «Вы можете убрать пальцы со щеки, mein Herr. Твоя маленькая птичка на балконе больше не будет петь».
— И кто ты, черт возьми, такой? Лессинг зарычал. Должен ли он почувствовать облегчение или это была просто еще одна сковородка? Новый и более жаркий огонь?
«Имя не имеет значения. Вы хотите побольше увидеть Париж, мистер Лессинг, или вы закончили здесь? Нас ждет такси, красно-бело-черный седан снаружи: Служба такси Малдера.
Конечно. Я помню. Каждое слово, каждый слог, который я услышал в тот день, навсегда запечатлен в моей душе.
— Мемуары Аннелизы Майзингер
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Пятница, 28 ноября 2042 г.
Усыпанная блестками оберточная бумага затрещала, когда пальцы Джамилы нашли внутри маленькую, покрытую плюшем коробочку. Она вынула кольцо с бриллиантом и поднесла его к свету лампы Аладдина Лессинга, стоявшей на центральном столе.
— Твой день рождения, дорогая, — сказал Лессинг. «Должен ли я сказать: «Тебе не следовало этого делать?» Или мне просто взять и бежать?»
«Возьми и оставайся». Камень был небольшой, но хорошего качества; Ренч поехал с Малдером в командировку в Амстердам и привез кольцо для Лессинг.
Джамила склонила голову, позволив своим соболиным локонам свернуться и закрыть лицо. Все, что он мог видеть, это ее подбородок и губы; ему показалось, что они немного дрожали.
Она сказала: «Я… не могу».
— Из-за твоего отца?
«Моя семья. Большинство из них. Они не хотят, чтобы я вышла замуж за иностранца, немусульманина… даже за мусульманина-нешиита». Уголок ее рта приподнялся в улыбке. «Особенно нешиитский мусульманин!»
«В наши дни многие индийцы женятся на иностранцах», — возразил Лессинг. «Шакила и Джордж Таунсенд в Канпуре, Уилла Буллер и Мунир Хан… тот профессор из Техаса и его бенгальская жена…».
«Это зависит от семьи… уровня общества».
«Ты не босая деревенская девица в парде с головы до ног!»
«Пурда — это традиция. Палатка с головы до ног, которую носят наши консервативные женщины, называется паранджой».
«Некоторые из ваших людей называют это воланчиком; вот как это выглядит! Черт возьми, ты понимаешь, о чем я. Ваша семья не из тех, кто незаметно выдает свою дочь замуж за дальнего родственника! Он имитировал сильный индийский акцент: «Тебе следует надеть свое лучшее сари, дочь моя!» Сегодня твой день свадьбы! Сюрприз!»
Джамила рассмеялась. Свет лампы превратил кольцо в алую и оранжево-золотую радугу на ее ладони, и он понял, что она близка к тому, чтобы принять его. Он заставил себя молчать, скрестив ноги на ковре перед ней, позволяя ей принять собственное решение. Лампа залила теплым оранжевым светом ее высокие скулы, и он обнаружил, что любит ее больше, чем думал, что сможет любить кого-либо. Конечно, он был банален, но его это не волновало. Если бы каждый человек на земле мог испытать такое же волнение, это предвкушение, тогда было бы хорошо! Он, Алан Лессинг, собирался насладиться своей долей в полной мере!
Это было прекрасное настроение. Здесь им было уютно и безопасно, комната уютная, электрический обогреватель храбро помогал системе центрального отопления помещений для персонала «Индоко» предотвратить холод ноябрьской ночи Северной Индии; Зимой в Индии становилось намного холоднее, чем предполагало большинство иностранцев. Это зрелище было столь же древним, как неолитические пещеры; все было именно так, как планировал Лессинг — и, сказал он себе, как того хотела сама Джамила.
