«Привет, там!» Легкий тенор Ренча пронзил закрытую дверь. «Вы двое порядочные? Мне надо с тобой поговорить, Лессинг. Только тогда он постучал.

— Дай мне еще немного подумать, — прошептала Джамила Лессинг. Она опустилась на колени и на мгновение скользнула языком по губам Лессинг, затем поднялась, шурша шелком, и исчезла в спальне.

Были времена, когда, сам того не зная, Чарльз Хэнсон Рен был очень близок к тому, чтобы расстегнуть молнию.

«Что это такое?» Лессинг угрюмо надел белый халат, вышел и потащил Ренча по коридору к квартире Годдарда. Последний уехал в коммерческую поездку в Гонконг или еще куда-нибудь.

«Подойди к главному дому. Малдер хочет тебя.

Лессинг почти отказался, но потом передумал. После возвращения Лессинга из Парижа старик казался нервным, даже встревоженным, и если он вызвал в такой час свою охрану, то на то была причина. Джамила бесстрастно наблюдала, как он сменил халат на брюки цвета хаки и рубашку. Она ничего не сказала, отчего ему еще больше захотелось остаться с ней. Она была разочарована. Настроение было испорчено, и исправить его сегодня вечером было невозможно. На самом деле, это может быть хорошей возможностью дать ей подумать.

Чертов Ренч — и Малдер — в любом случае!

Ренч провел его в личный кабинет Малдера на верхнем этаже перед главным домом. Его большие окна выходили на лужайки и подъездную дорожку, а ночью усыпанные лампами шпили фабрики «Индоко» соперничали с Дивали, индуистским фестивалем огней. Как и остальная часть особняка, кабинет был обставлен в индийском китче, любезно предоставленном миссис Феей-Крёстной Малдер: тяжелая, резная, лакированная мебель в псевдомогольском стиле; инкрустированные костями столы; ковры персидского дизайна; медные подносы и бронзовые изображения индуистских богов; а также гобелены и миниатюры, окрашенные в яркие раджпутские красно-оранжевые и синие цвета — стиль, который Джамила в частном порядке называла «Поздний турист».

Малдер жестом пригласил их обоих занять места. — Несколько хороших новостей, Алан.

«Сэр?»

«Вы, видимо, сошли с крючка. Наши люди сообщили мне, что американцы отозвали свой запрос на AD. Израильтяне тоже замолчали».

Ренч одарил его своей идеальной улыбкой, как в рекламе зубной пасты. Ты старые новости, приятель, бумага на полу птичьей клетки. Быть благодарным! Единственный, кто с любовью тебя помнит, это Холлистер. Он все еще думает, что ты пытался его задеть. Но Холлистер думает то же самое о своей матери, так что вы в хорошей компании.

«Мой… работодатель… на работе в Marvelous Gap?» Малдер пожал плечами. «Кто знает, если ты этого не сделаешь? Уже пару месяцев никто ничего не слышал. Мы ничего не обнаружили.

Ренч сказал: «Они, должно быть, наконец поняли, что вы не можете отличить Пакова от образца мочи. Однако ваша спецоперация «Marvelous Gap» общеизвестна. Они… кто бы они ни были… не могут держать это в секрете, так что нет смысла вас ругать. У них есть Паков, а у вас есть зарплата. Вы не можете их пощупать, и поэтому они перестали о вас заботиться. Играйте, ставьте и матч им!»

«Дело пошло в другом месте». Малдер взял пачку бумажек из своего настольного промокашки. «Мы получили известие от Иоахима Куна, молодого немца, которого мы послали помочь вам в Париже. Он там все говорит тоже мирный».

— Ого, — прервал его Лессинг. «А как насчет той птицы-кики, которая была у меня на хвосте?»

«О, да. Тот самый, с отвратительными фотографиями. В Париже он использовал имя «Гарри Рош». На самом деле это Мордехай Ричмонд, американский еврей из Канзас-Сити. Кун продал его обратно «линчевателям» на Сион в обмен на одного из наших австрийцев и французского подростка-неонациста в придачу».

Лессинг поймал себя на том, что выпалил: «Тебе надо было тронуть этого ублюдка!» Бесцеремонная злоба Ричмонда повлияла на него больше, чем он мог бы признать.

«Нет смысла!» — сказал Ренч. «Европа такая. Полно наших и их ребят, двойных и тройных агентов, всяких. Мы лопаем одну из них, они лопают одну из наших. Лучше торговать… как бейсбольными карточками».

«Может быть, вы так играете, но я играю по-другому!» Лессинг посмотрел вниз и увидел, что его кулаки сжаты. «Как Ричмонд выследил меня? Никто не знал, что я собираюсь в Париж, кроме вас двоих и Годдарда. И все же Ричмонд был тут же, Джонни был на месте».

«Вы когда-нибудь слышали о Восемьдесят Пятом?» — спросил Малдер. Лицо Лессинга говорило ему, что это не так. «Это означает AITI-5: Установка терминала искусственного интеллекта, модель пять. Это компьютер, самое близкое к полноценной мыслящей машине, когда-либо созданное, лучше человеческого мозга. Помимо почти безграничной памяти, у Восемьдесят Пятого есть индивидуальность. Он использует дедуктивную и индуктивную логику, планирует, запоминает, теоретизирует… он думает, Алан. Единственное, чего он не делает, — это эмоций».

«Оно ходит, разговаривает, поет, почти танцует!» На заднем плане раздался сардонический смех Вренча.

«Как это меня касается?»

«Одна из американских спецслужб пропустила ваше досье через «Восемьдесят пять». Терминалы есть в Вашингтоне и на других крупных оборонных комплексах. Почти все, кто живет в Соединенных Штатах, занесены в досье: налоговые отчеты, регистрации избирателей, водительские права, военная служба, социальное обеспечение, пенсионные планы, заявления на страхование, гражданские агентства, благотворительные учреждения… многое другое. Джону К. Публике, конечно, об этом не сообщают из-за страха, что могут раздаться крики «Большого Брата». Он ткнул пальцем в Лессинга. «Наемники особенно интересны для Восемьдесят Пятых, как и отколовшиеся политические партии, религиозные культы, протестующие, организации меньшинств, крупная преступность… все неудачники. Он следит за такими, как ты… и за нами, Алан.

«Этот компьютер… этот Восемьдесят Пятый… выследил меня до Парижа?»

«Мы полагаем, что кто-то позвонил вам и попросил логические контакты и действия, соответствующие вашему профилю. «Восемьдесят пять» сравнили ваши данные с данными Копли, добавили слухи о том, что вы подсматриваете за людьми… они были общеизвестны в европейских кругах, как вы помните… и пришли к Парижу. Команда Ричмонда очень хочет Пакова, но стоит ли использовать его или остановить, мы не знаем».

«Ричмонд сказал, что он не работает на американцев».

«Он не был. Не напрямую. Однако его сионисты во многом схожи с администрацией президента Рубина. Некоторые говорят, что это одно и то же, марионетки более крупной сети еврейского истеблишмента. В любом случае, у его людей есть друзья, имеющие доступ к Восемьдесят Пять. И мы тоже. То же самое делали и ваши прежние работодатели, и они были умнее: Кун думает, что они наблюдали за тем, как вы с Ричмондом разговаривали тет-а-тет. Они надеялись, что он отметит тебя и избавит их от неприятностей, но ты первым проделал свой фальшивый трюк с Паковом. Тогда наш господин Кун пришел вам на помощь.

«Христос! Внезапно Лессингу захотелось выпить, тяга, которой он не чувствовал уже несколько месяцев. «Подожди… если этот Восемьдесят Пятый может меня поймать, почему твои люди не могут использовать его, чтобы поймать моих работодателей в «Чудесном разрыве»?»

«Кто бы они ни были, они хорошие. Они запрограммировали тупики и заблокировали пути доступа в Восемьдесят Пять, специальные коды, сигнализацию, которая сработает, если вы введете неправильный пароль. Мы знаем, потому что потеряли одного-двух оперативников, узнавших об этом.

Последствия были тревожными. «Если они такие умные, почему бы им не использовать это на тебе, на Куне… на Индоко… на твоем движении?»

Малдер растопырил короткие лопатообразные пальцы. «О, они стараются. Но у нас есть и люди с допуском. Мы запрограммировали Eighty-Five помещать наши конфиденциальные данные в мертвые файлы. Оно скрывает то, что мы не хотим видеть».

«А как насчет стандартных методов разведки?» — спросил Лессинг. «Ричмонд говорил, что Indoco «странная»… о том, что позже рассмотрит вашу деятельность. Он знает Куна. Он знает меня. Наверняка его люди смогут это собрать».