«Если оно большое, есть только четыре варианта». Он протянул пальцы по одному. «Американский, русский, израильский или китайский. Плюс друзья, родственники и союзники любого из вышеперечисленных лиц».

Копли выглядел еще более несчастным. «Или фракция внутри одного или нескольких из них». Он помахал обеими руками ладонями вниз перед собой. «Все готово, Алан; 'Нет, сказал. Я бы только предполагал. Попробуйте да Силву».

«Зачем? Он даст мне еще меньше. Лессинг поднял четыре пальца. «Мои четыре варианта. Если знаешь, Терри, ради бога, просто скажи, что именно.

Копли посмотрел на тыльную сторону своих рук цвета сырого мяса. Затем он вытянул указательный палец левой руки. Всего один палец.

Американский, значит. Или какая-то группа внутри Соединенных Штатов, возможно, правительство, а возможно, и нет. Это соответствовало тому, что сказал Хойкенс, и выглядело плохо. Но это все еще мало что ему говорило: у нескольких американских агентств и фракций было достаточно людей, оружия и денег, чтобы основать свои собственные страны. Зачем им понадобился отряд, состоящий в основном из иностранцев, чтобы осуществить Marvelous Gap? Слишком много внутренних наблюдателей? Пресс? Политические махинации? Какой-то сумасшедший заговор Пентагона или ЦРУ с целью захватить правительство? Ответ Копли привел только к новым вопросам! В нем также не объясняется, чего израильтяне хотели от Лессинга и кто ограбил Индоко.

Лессинг как можно беспечнее поднялся на ноги, попрощался и ушел.

На улице пахло бензином. В этот час движение транспорта было запутанным, а толпа пешеходов была почти клаустрофобной. Пыль поднималась от буров бригады по ремонту тротуаров в пятидесяти метрах от нас. Он внимательно принял к сведению: это было бы хорошим прикрытием для стежков, глушителей или даже для выстрела из дробовика! Он отправился в противоположном направлении, к бульвару Виктора Гюго, искать такси.

Он совершенно не представлял, что делать дальше.

Кто-то преследовал его: краем глаза мелькнуло движение, вспышка цвета. Он вошел в табачный магазин, купил пачку сигарет, которые никогда бы не стал курить, и успел осмотреться.

Никто.

Он вышел и поймал такси. Он был занят, и он прошел мимо, двое изящных молодых людей улыбались ему из заднего окна. Ничего не остается, как идти дальше.

Он снова почувствовал погоню. Это было всего лишь дыхание на его позвоночнике, но это шестое чувство он хорошо освоил. Если бы он этого не сделал, его кости давно бы белели среди камней в Анголе или Сирии.

Большая кирпичная арка вела в глухую стену старого здания. Он нырнул внутрь и оглянулся. По бордюру позади него, покачиваясь, ковыляла девушка, Бэнгер, на высоких каблуках, похожих на ходули. На вид ей было шестнадцать; ее острые, мудрые, маленькие черты лица были покрыты макияжем; длинная, окрашенная в пурпурный цвет коса касалась костлявых лопаток; и ее крошечные груди были заклеены двумя квадратами блестящей ленты размером с пластырь. Тяжелые драгоценности звенели и звенели на ее шее, в волосах и по всей правой руке.

Она не была похожа ни на одну птицу-кики, которую он когда-либо знал.

Он присмотрелся. У нее не было ни ударных инструментов, ни карманного радио, настроенного на завывающие ритмы радиостанций «Бэнгер». Однако ее полупрозрачно-серебристая пластиковая мини-юбка была заметно пыльной: она уже некоторое время стояла возле дома Копли и ремонтной бригады. Она могла бы дождаться выхода Лессинг.

Он был бы уверен, что она была хвостом.

Он прошел дальше в арку и остановился, высвобождая пистолет из наплечной кобуры. Жаль, что у него не было глушителя. Девушка должна будет прийти к нему сюда, а любые друзья должны войти в проход за ней. Он будет в тени; они будут временно ослеплены, а их силуэты будут вырисовываться на фоне уличного света.

Девушка впервые притворилась, что заметила его. Она грубо и многозначительно покачала бедрами и сказала что-то по-французски. Очевидно, она была обычной проституткой, чем бы она сейчас ни занималась.

Лессинг не увидел никого настолько близко, чтобы ворваться или выстрелить с улицы. Позади него арка открывалась в аркаду, закрытый центральный двор высотой в несколько этажей, крытый многопанельным световым люком. На первом этаже располагалось множество бутиков и маленьких туристических магазинчиков. В случае необходимости они обеспечат отличное прикрытие и пути отхода.

Девушка из Бангера указала на руку, которую он теперь держал возле лацкана пиджака. Она улыбнулась и покачала головой так, что ее коса вылетела наружу, звеня серебряными цепочками и подвесками. Она снова заговорила по-французски.

«Никакого французского», — сказал он. «Английский.» Он вспомнил высказывание г-жи Делакруа об американцах и их печальном незнании иностранных языков. Сейчас нет времени сожалеть о своем образовании!

Она отдернула руки от тощих бедер, повесила на ремешке громоздкую сумочку и сделала преувеличенно невинное лицо. «Нет французского? Норил… Нет… грабеж, месье. Она произнесла это слово «му-гынг». При других обстоятельствах Лессинг рассмеялся бы. «Никакой опасности. Веселье!» Одна рука двинулась назад, чтобы отодвинуть ее маленькую мини-юбку и откровенные трусики в сторону, обнажая темный треугольник лобковых волос под ними. — Сто новых франков, месье?

Какого черта? Он был совершенно уверен, что она имела в виду нечто большее, чем просто быстрый трюк. Он настороженно смотрел на нее. «Нет, спасибо. Занятый.»

Она одарила его кривой игривой ухмылкой и наклонилась вперед, лаская одной рукой бледную кожу живота. Он энергично покачал головой и устоял на месте. Он по-прежнему никого не видел на улице и никого позади себя во дворе.

— Никакого французского, месье? Может быть, ты говоришь… как?… Тьфу-кофф? Тьфу-куве?

Он этого ожидал. Он легко отступил, на подушечках ног, готовый драться, увернуться или убежать. Магазины в пассаже были переполнены и манили. «Паков? Что ты знаешь о Пакове?

«Приходить. Приходи ко мне. Я покажу тебе. Увидишь человека, говори». Она посмотрела в сторону, вправо.

«Тогда меня убьют. Правильный?»

Плохо выщипанные брови нахмурились. «Килевый? Я не очень хорошо говорю по-английски. Вы пришли. Паков. Никакого му-гына. Потом мы поедем к тебе. Она была ребенком, неграмотным, голодным ребенком, но он не мог позволить себе жалеть ее — не сейчас.

На западной, солнечной стороне внутреннего двора среди вывесок и кустарников в горшках виднелись красно-белые клетчатые скатерти кафе. Он указал пальцем и медленно произнес: «Не придешь. Мы пойдем туда. Ресторан… кафе. Ты телефонный человек. Он приходит сюда, говорит». Он изображал использование телефона в пантомиме.

«Э? Нет. Нет телефона. Нет… номер. Я не знаю.»

«Все равно поедем. Сидим, пьем. Он будет смотреть. Он придет к нам». Лессинг понятия не имела, насколько много она понимает, но она бросила на него лишь один подозрительный, уличный взгляд и пошла впереди него в кафе.

Он должен был предвидеть такую ​​реакцию. Метрдотель поджал тонкие губы, а некоторые из наиболее богатых посетителей зашептались в возмущенном изумлении. Лессинг этого не осознавал: высокий, суровый мужчина лет тридцати, американец в тандеме с дешевой проституткой из Бангера, ребенком, едва достигшим подросткового возраста! Он только что сделал больше, чтобы разрушить имидж Америки за рубежом, чем самолет с визгливыми старыми школьными учителями!

Девушка дерзко подмигнула метрдотелю и села, убедившись, что ее обнаженное бедро видно до самой тазовой кости.

Подошел официант, пухлый и бледный. Девушка сказала что-то высокомерным тоном, и он бросил два меню и побежал прочь. Она указала на раздел меню, посвященный винам и алкогольным напиткам, но Лессинг покачал головой. Когда официант вернулся, Лессинг, проигнорировав своего молодого спутника, сказал «кофе» и поднял два пальца. Мужчина снова ушел.

Появились две фарфоровые чашки кофе, мутные, черные и наполненные цикорием, совсем как в Индии. Лессинг заплатил, и они молча выпили. Он повернул стул так, чтобы видеть и двойную дверь на кухню, и переполненный торговый двор перед рестораном. Он также нащупал из кармана куртки пистолет Ренча, взял его в ладонь и накрыл ладонь жесткой тисненой красной пластиковой крышкой меню. Настенные часы показывали 4:13. Как долго ему придется ждать?