Наконец, мы выходим на открытое пространство. У меня возникает ассоциация с муравейником, потому как или гнёздами ласточек. Много чёрных провалов в непонятно куда. Наджа ведёт нас к одному из них, двое стариков, тех, что выглядят одинаково, расходятся и исчезают других.

– Они проследят, чтобы нам не мешали, – отвечает на мой вопросительный взгляд четвёртый старик, вновь накинувший на голову капюшон.

Длинный лабиринт заканчивается пещерой. Наджа взмахивает руками, зажигая множество свечей, и у меня захватывает дух.

Вот он настоящий храм. Куполообразный потолок, расписанный рунами и рисунками, изображающим парящих в облаках драконов. Толстые колонны украшены сильно выцветшими флагами, которые, вероятно, держатся только за счёт пыли и рассыпятся, если к ним прикоснуться. Сколько лет этому месту.

– Значит, не уничтожен, – хмыкает Алистар.

– То, что ты видишь, мальчик, – Наджа явно провоцирует Ала, – лишь тень прошлого величия. Но у нас нет времени на экскурсии. Покажи мне метку, девочка.

Я бросаю взгляд на Тенгера и подхожу к ней, на ходу разматывая бинт. Наджа наклоняет голову, а после берёт меня за руку, рассматривая замкнутый рисунок на запястье и едва начавшие заживать волдыри.

– Так вот в чём дело. Навязанная и истинная связь борются, и ни одна не желает уступать, – хмыкает она и бросает взгляд на Алистара. – Но я хочу увидеть другую метку. Ту, что досталась от него.

Я тоже оглядываюсь. Становится очень неловко, чувствую, как теплеют щёки. Столько времени я старалась спрятать дракона, а теперь… После Фредерика вопрос демонстрации становится ещё сложнее.

Алистар чувствует меня и подходит. В глазах немой вопрос, и я киваю, касаясь ладонями его груди. Так спокойнее.

Дракон стягивает с меня капюшон, ослабляет застёжку накидки. В храме достаточно тепло, но по спине всё равно бегут мурашки. Пальцы Ала легко ослабляют корсет, пробегают по пуговицам. Я сглатываю, стараясь не вспоминать императора. Прижимаюсь лбом к его груди и вдыхаю кофе и пряности, помогающие удержаться и не свалиться в мой личный кошмар.

Не став полностью меня раздевать, Ал вытягивает край рубашки и поднимает, оголяя спину. Я слышу удивлённый вдох Наджи, а после стук. Оглянувшись через плечо, вижу, что она снова на коленях, и кланяется теперь куда более почтительно. Тенгер, похоже, понимает ненамного больше меня.

Старик подходит к Надже, смотрит на мою спину и тоже бахается на колени.

– Нашёлся, – бормочет он. – О, боги, неужели видениям дано исполниться?

– Да. Он нашёл её.

– Объяснитесь, – чеканит Алистар.

Вместо ответа старики поднимаются, не поднимая взглядов и отступают вглубь храма. Наджа вскидывает руку, зажигая дополнительные свечи у барельефа, украшающего дальнюю часть стены, а мужчина смахивает паутину и вековую пыль.

Мы видим узор, напоминающий генеалогическое древо. Приглядевшись повнимательнее, различаю рисунки самых разных драконов. Одни сидят, другие лежат, третьи образуют кольцо, разные. Думаю, в былые времена рисунок был красочным и ярким, теперь же цвета поблекли, но ещё можно угадать, какие из родов носили зелёные, какие синие, а какие красные цвета.

Не представляю, сколько их здесь. Много. И ведь в каждом было не по одному дракону. Я знала, что их было много, но не подозревала, что настолько. Скольжу взглядом, пытаясь найти чёрного с распахнутыми крыльями, как у меня на спине. Не нахожу.

– Ал, а где твой? – сдаюсь я.

– Выше, – тихо отвечает он.

Я вздрагиваю. Я и не заметила сразу верхнюю часть барельефа, приняв её за украшение. Тот же дракон, что и у меня на спине распахнул крылья так, чтобы накрыть всех остальных драконов.

Сердце пропускает удар.

Гаргулья срань… Это… это же значит…

К дереву у какой-то реки таскаться – это одно, совсем другое – влезть в самую охраняемую часть замка. Но оставить цветник без помощи ни я, ни Риз не смогли.

Буквально на днях прошёл слух, что император решил не тянуть и устроить массовую «свадьбу» с… Твою мать, даже думать об этом противно… «Общей первой ночью». Извращенец хренов. Аж в глазах красная пелена.

Понятно, что едва ли ему нужны тела бедных девочек. Он хочет их девственную силу, потенциал которой в разы выше, чем у тех, кто уже в гареме императора. Особенно сейчас, когда фон внешней магии так и сохраняется чрезмерно низким.

Но переживут ли цветы эту ночь, никто не гарантирует. Вероятнее всего, нет.

Вот, поэтому я тут…

Зеленоглазый, Фергус, умудрился подкинуть меня за основной периметр охраны, даже не вызывав никакого подозрения. Похоже, он у них на таком хорошем счету, что его в принципе почти не проверяли.

Либо он искусно притворяется, а сам работает на Фредерика, чего мне, конечно, очень не хотелось бы. Либо он настолько хитропродуманный, что заранее побеспокоился о своей репутации.

Тарюсь в какой-то грёбаной медной вазе, потому что сейчас смена караула прямо у самых дверей, за которыми держат цветочков, и попадаться на глаза ну никак нельзя.

Прислушиваюсь к шагам, слишком громко звучащим в этом металлическом горшке. Вот, пришли гвардейцы, вот обменялись кодовыми фразами, вот старый караул ушёл. Супер.

Ух… Сейчас будет неприятно, но так нужно. Раскачиваю вазу, и она с грохотом падает на пол. Меня буквально оглушает. Ощущение, что это не снаружи громыхает, а прямо внутри черепушки кто-то ударил в гонг.

Ваза катится по полу, охранники переговариваются, я даже не могу разобрать по поводу чего. В ушах звенит, но я чувствую вибрацию от шагов… Быстро выныриваю из вазы и прячусь за постаментом, на котором она стояла.

– Что за бред? – грохочет голос одного из стражников. Того, который поднял вазу и явно заглядывает в неё. – Она как будто сама спрыгнула.

– Что ты там брешешь? Не слышу ничего, – отвечает второй и как я и рассчитывал, тоже подходит удовлетворить своё любопытство.

Расслабились они тут. Думают, что никто не сунется. Ну… Их проблемы. А мне пора.

Проскальзываю за спиной охранника и теперь надеюсь только на то, что секретная схема открывающего плетения не меняется от смены к смене. Вверх, влево, вправо вниз по диагонали, круг. Момент истины и… Ну… Да!

Дверь почти неслышно отщелкивается (ну… коту слышно, человеку – нет), я поддеваю её когтем и протискиваюсь в узкую образовавшуюся щель. Я внутри, но тут засада: закрыть не могу. Твою мать. Значит, времени у меня мало. Как только бравые ребята заметят щёлку, мне конец.

Оказываюсь в приторно-богатой комнате с огромным количеством пестрящих разными цветами мягких диванов, подушек и ковров. Будь у меня время, с удовольствием бы растянулся тут же и вздремнул на солнышке, которое льётся через огромные окна. Но не сейчас, ой, не сейчас.

Комната пуста, но вдоль одной из стен в ряд расположены несколько дверей. Значит, все разбрелись по своим покоям? Плохо. Я не успею так всех собрать.

– Мяу! – заявляю с порога, привлекая к себе внимание.

Тишина. Твою мать. И орать нельзя – эти за дверью услышат.

Что делать?

– Мя-яу! – чуть уверенней заявляю я.

Из ближайшей ко мне двери высовывается знакомая блондинистая головка:

– Саймон?! – округляя глаза, шипит Илли. – Ты что тут делаешь?! Это же опасно!

Пф, кого ты учишь? Мы с опасностью давно на «эй, ты».

– Мяу, – недовольно отвечаю я и прошмыгиваю в её дверь.

Убедившись, что больше там никого нет, перекидываюсь в человека. Илли от переизбытка чувств бросается мне на шею.

– Живой! – пищит она так, чтобы никто не слышал. – А нам сказали, Тенгер чуть ли не убил тебя.

– Он, конечно, постарался, но тогда бы его Инга прикончила на месте, – отшучиваюсь я. – Но кроху он утащил, а вот вы ещё тут. И как я понимаю, по всему периметру бронированные плетения?

Илли ведёт плечом и бросает тоскливый взгляд в окно. Поня-я-ятно.

– Короче. План такой…

Я кратко рассказываю соседке Инги то, что мы с парнями придумали. Она периодически округляет глаза, закрывает ротик рукой, но слушает внимательно. Потом я передаю ей артефакт и, снова становясь котом, прячусь под кровать.