Хамальмаль же, когда услышал это, растерялся в помышлении своем и смутился от многой печали, ибо сделали они это без его ведома. А если будут такие, что скажут: “Присоединился Хамальмаль к замыслу их и коварству”, то не поверим мы их словам, ибо очевидно из деяний его, что нет на нем пятна, ибо сам он обличал их такими словами: “Уподобили меня дружинники мои Иуде, продавшему господа своего”, И из этого ясно, что не был он с ними в союзе. Тогда ввели сего царя вместе с его братьями и сестрами в один шатер. И в это время не находил себе покоя [Хамальмаль], убеждая дружинников своих поодиночке и говоря: “Что вы со мной делаете, зачем вы ославили меня так, что называют меня нарушителем клятвы и целования крестного?”. И этими и подобными словами убеждал он их воцарить этого царя, притесненного им и дружинниками его. В это время в девятом часу сел он на коня, и собрал дружинников своих, и построил всадников и щитоносцев по порядкам их. И тогда посадил он царя на коня, а сам встал пред лицом его, держа копье. И возгласил он тогда и сказал: “Я — Хамальмаль, сын Романа Верк, признаю царем господина моего Малак Сагада, сына господ моих Ванаг Сагада, Ацнаф Сагада[42] и Адмас Сагада. И в том, в чем прежде согрешил я, да оставит он мне прегрешения мои. Заблуждения же нынешние были не по замышлению моему, а из-за козней диавола, [двигавшего] руками дружинников моих! И после сего коль буду я жить, то с господином моим, а коль скоро умру, то с господином моим [умру]!”. И когда сказал он это, раздались клики радости у всего войска. И когда пришел час вечерний, ввел он его в шатер при [звуках] пения рога и [трубы] каны галилейской[43] и бое [барабана] медведь-лев[44], и выстроил Хамальмаль войско царское по закону прежних царей, и провозгласил указ глашатай: “Приносите коней, мулов, украшения золотые и серебряные, женские украшения и одежды, награбленные и взятые у старых и малых! И да не останется у вас ни иголки! И соберите [все] в месте, которое указал я. А если найдется такой, что преступит клятву и оставит в доме своем что ни на есть, то карой ему будет кара клятвопреступника, после смерти или при жизни”. Такой указ был провозглашен. И наутро этого дня принесли все имущество захваченное. И одежд принесенных было три и четыре корзины, принесли золото и серебро, и имущество всякое, кто что. Возлюбившие душу свою принесли [все, ничего] не оставив, а возлюбившие имение — одни принесли половину, а другие ничего не принесли. Владельцы же давали клятву, что не возьмут имущества другого, которое не принадлежит им.

Здесь поведаем мы историю о том, как спасся от смерти азмач Такло, ибо забыли [сделать это] на странице [подобающего] места. Как было сказано, в день [свершения] своего вероломства держал совет Фасило со своими присными, говоря: “Давайте сначала убьем азмача Такло, а затем обратимся к [захвату] имущества!”. И, как договорились, преследовали они азмача Такло, чтобы убить его, но спасся он милостью божией. А решили они сначала убить азмача Такло, потому что говорили: “Если убьем мы азмача Такло, некому будет противостоять нам” — и потому решили убить его. А клонили к этому те, что говорили: “Когда умрет азмач Такло, не будет мириться Хамальмаль; а если азмач Такло уцелеет, то будет [Хамальмаль] искать мира из страха”. Но ведомо было грядущее богу, ему же ведомо все: и тайное, и явное! Мы же не станем умножать попытки постигнуть это, ибо нет нам в том прибытка.

Затем держали они совет относительно жития Хамальмалева и сказали ему: “Дадим мы тебе наместничество в Годжаме, но отобранных коней, броню и шлемы возврати государю, и государевы дружинники, что пребывают с тобою, пусть возвратятся по чинам и порядкам своим”. И тотчас изменился он в лице, ибо любил коней. Но мудрая и разумная, ведающая наперед грядущее вейзаро Амата Гиоргис, когда увидела, как опечалился он во глубине сердца о конях, дала мудрый совет, ибо знала, что из-за коней разрушится здание мира, созидаемое ею. И тотчас ответила она и сказала: “Пусть останутся у него захваченные кони”. И тут же возрадовался Хамальмаль, когда перестали требовать у него коней, броню и шлемы. И потому стало ясно, что поведение его подобно поступкам младенцев. Ученые же в это время горевали и думали о том, что в будущем придется ему плохо из-за этого. Он же в неведении своем полагал, что это дело ничтожное, и говорил: “Кто знает, что принесет завтрашний день?”. Не ведал он о суде божием, которым судит он притеснителя и притесненного. После этого согласился Хамальмаль идти к месту наместничества своего. Ром Сагада послали с Хамальмалем, назначив цахафаламом[45] Шоа. Сей же царь христианский остался в Дамоте с азмачем Такло.

По дороге угонял Хамальмаль из Эндагабтана мулов, и коней, и весь скот, даже из монастырей монашеских. И тогда напророчили ему убогие из обителей, сказав: “За нас не оставит бог без суда сего князя беззаконного!”. И истинно было то пророчество, ибо после сего не прожил он во плоти и года целого. Воистину рассудил бог избранников своих, вопиявших к нему дни и ночи, и не стал терпеть [этого]. И когда прибыли они к Мугару, направил Хамальмаль свой путь к Годжаму, а Ром Сагад остался в Мугаре, земле наместничества своего. И тогда восприял вдвойне Ром Сагад дух хамальмалев, так что чуть не погиб из-за своей любви к коням, подобно тому как восприял вдвойне Елисей дух Илии, когда переправлялся через реку Иорданскую. Сей Ром Сагад, расставшись с Хамальмалем, не стал мешкать, а поспешил в поход, обратив свое лицо к Ваджу, дабы добыть коней.

В это время царь Малак Сагад пребывал в Дамоте. Там завершил он дни поста, и там отпраздновал пасху, и провел духов день. И затем повернул он в Шоа и устроил свое зимнее местопребывание[46] в Алате, земле Эндагабтана, с матерью своею и братьями. В это время азмач Такло оставался в Дамоте, укрепляя власть государственную.

Не перейдем мы к другим речам, не поведав истории изрядств азмача Такло и жены его Амата Иоханнес и истории любви их к царю. Когда замыслили коварство и стали держать совет Хамальмаль, Ром Сагад и азмач Такло, то заключили они завет и дали клятву втроем. Тогда отделился от троицы этой азмач Такло, но не бытием своим и местопребыванием, но помышлением и словом, ибо послал в то время, как отделился от них, к государю одного из ученых Гафата, чтобы встретил тот его и привел в Дамот, где были его присные. Но не исполнил он этого решения своего, ибо не желал бог выводить его дорогою тайной, но [желал вывести] дорогою явной, чтобы ведомо было всем прохожим, идущим туда или сюда, что прославлена сила бога, пречестного и всевышнего. Когда же вышел он из Гэнд Барат, послал он к нему, говоря: “Приходите по дороге в Сабрад, а я приму вас приемом прекрасным!”. И когда пришел сей царь, услышав его совет, то устроил ему прекрасный прием азмач Такло, воздвигнув сокрушенное и свершив задуманное. Мудростью своей и своим советом привел он Асма эд-Дина из Ваджа и сделал его пособником царю. Еще воевал он с Хамальмалем и Ром Сагадом и всеми дружинниками, [изменившими] царству, пока не постигла его смерть. Когда бы не был с ним бог при вероломстве Фасиля, то быть бы ему захваченным преследователями и убитым тогда. И потому говорим мы: “Пока не постигла его смерть”, сравнив жизнь его со смертью, как гласит псалом 87-й: “Я сравнялся с нисходящими в могилу” (Пс. 87, 5). Этим всем и подобным этому споспешествовал он царству сему: да помилует и ущедрит его бог!

Еще напишем мы историю изрядств Амата Иоханнес, богобоязненной и любящей царя, да будет над ней мир! Когда отделились от Хамальмаля и спустились в Дамот азмач Такло и жена его Амата Иоханнес, приняли они решение прекрасное не быть соучастниками Хамальмаля в беззаконии его и измене царю. Хамальмаль же тогда послал к ним посланца, проповедника, который был лжепророком. И прибыв к ним, стал он произносить пророчества каждому из них в отдельности, в особенности о том, что прейдет царство сие от дома царя праведного Лебна Денгеля. И когда отказалась она слушать сего мудреца и сочла его за безумца, стал он клясться и проклинать во время причастия над плотью святой и кровью честной господа нашего Иисуса Христа, говоря: “Да не будет сие причастие для спасения души моей и плоти, а для перехода царства от этого дома и передачи его другому!”. Потому сочла она это за кощунство, и усилилась вражда ее к речам этим. И когда начинал склоняться ее муж к этим словам, укрепляла она его и наставляла, говоря: “Неужели ты хочешь, чтобы детей наших называли детьми беззаконников?”. Такими словами и им подобными обратила она его от неведения к познанию истины. И тогда ушел посрамленный тот пророк лжи. Когда же приготовились они сражаться с Хамальмалем, то укрепляла она словом и делом бойцов, покупая за золото цамра[47] и, раздавая их щитоносцам, которые мечут копья, и тем, которые без копий. И еще раздавала она золотые обручья[48] тем всадникам и щитоносцам, которые сражались отважно. Так уподобилась она мужам могучим и искушенным в битвах, будучи слабой женщиной, как писал один апостол о слабости женской природы. Такими и подобными деяниями была она помощницей царству сему. Дальнейшая же история ее забот и попечении о царстве этом не написана. И не с нее началась приверженность ее к сему царству христианскому, а с отцов ее, ибо мать ее была сброшена в пропасть, а отцу ее отрубили руку мечом из-за любви ко Христу и к царю. Они указали ей путь, а она последовала их дорогой, они начали, а она завершила, да помилует и ущедрит ее бог.