И когда был он в столь бедственном положении, пришли галласы, чтобы воевать Валака. И, придя к амбе, называемой Цэджа Зар близ Абая, увидел он галласов, и галласы увидели, что там человек, и воззвали громким голосом, говоря: “Кто это?”. И узнал его один из них и сказал: “Это абетохун Сисинний, сын абетохуна Василида, которого ты знал”. И когда узнали его галласы, побежали они и пришли туда, где был царский сын, к реке, называемой Садай, и бросились ему в ноги пали ниц в знак любви, целуя пальцы ног его и выражая всякую покорность. А имя этим галласам — буко[314] из племени коно.

И когда он был с этими галласами, услышал весть о том, что разыскивает его рьяно войско ратное, чтобы схватить и заточить. Пошел он с этими галласами на гору, называемую Куаат, и пробыл там немногое время. Оттуда он перешел в Дабра Целало, но жил там лишь недолгий срок. И там постиг его великий голод и большая нужда. Ибо не было в этой стране ни людей, ни полей, кроме зверей лесных и животных пустыни. Ибо была она пуста и разорена и разграблена руками галласов. Но царевич, мужественный Сисинний, стал охотиться на лесных зверей и убивать их каждый день и кормить своих домочадцев и всех, кто был с ним. И тогда от жестокого голода и страха преследования удалились от лица господина своего и сгинули Тазкаро и Гурап, Серцо и Иов, которому отрубили ногу за многие его низости. И перешли они к Годжаму. И в эти дни голода сослужил великую службу и выказал многую любовь к царскому сыну Сисиннию один гафатец, по имени Фэсэн. И увел он к нему из Годжама стадо коров, чтобы ел он и спасся от голода. И весьма хвалил царский сын этого Фэсэна, как хвалим был от господа нашего давший 2 драхмы из давших имение многое (ср. Марк. 12, 42—44; Лук. 21, 2—4), и помирил этого Фэсэна со всеми гафатцами, которые живут на границе с Годжамом и по ту сторону Абая. Все поступки и деяния Фэсэна хороши, разве кроме самой кражи коров. В Дабра Целало юный царевич провел в таких деяниях малый срок, а не большой, а затем ушел в землю, называемую Фаель Цаф.

А затем пошел он в обитель отца нашего Такла Хайманота, в Дабра Либанос, главу монастырей[315]. И приняли его монахи прекрасным приемом и возлюбили весьма, как отец любит сына и мать любит дочь. Ибо они были люди завета и клятвы с царями, отцами его, которые царствовали перед ним, от начала царствования Иекуно Амлака и доныне из поколения в поколение[316]. А глава монастыря, отец обители авва Авраам[317], возлюбил его сугубо любовью духовной, а не тленной любовью телесной. И был он там немногое время. И потом держали совет монахи монастыря и обители с настоятелем своим аввой Авраамом о заключении союза с царем Иаковом, сыном царя Малак Сагада, и с расом Афанасием, который в это время был правителем царства[318], и с абетохуном Бээла Крестосом[319], и со всеми людьми стана[320]. И, завершив совет, возвестили ему, говоря: “Заключи союз с царем Иаковом и присными его”. И сказал он им слово ответное, говоря: “Если дадут мне вотчину отцов моих, хорошо, пусть будет по слову вашему, как вы сказали. А когда согласился он, получили они согласие и от раса Афанасия и договорились, чтобы отдали ему и не отбирали всю вотчину отца его. И тогда отец честной авва Авраам и присные его привезли его и доставили к тому, и был заключен союз между ним и расом Афанасием. Но рас Афанасий принял его приемом средним, не презрел, как прочих, но и не почтил, как подобает чадам царским. Лучше приняли его старшие дружинники[321] от мала до велика: они дали ему в дар коров тучных и вина. А речь раса Афанасия не была правдива, не попомнил он сказанного, переменил решение, обманул и не дал вотчины отца его, и не вернул ни одной земли из его земель. И зимовал он с ним в земле Сарка.

И когда был он там, восстали на раса Афанасия люди завистливые, злосоветные, наученные диаволом учению злому. И сотворили они речь лживую, которой не было в сердце его, сказав: “Если попустим мы расу Афанасию, чтобы был с ним сын абетохуна Василида, то воцарит он его. И если воцарит он его, то будем мы посрамлены, а он возвеличится меж нами”. И потому замыслили они коварство и обратились к нему как бы” с добрым советом, говоря: “Свяжи его, и да не ускользнет он от тебя. Если же ускользнет, то будет у тебя вражда с царем Иаковом”. И, услышав их речь, сказал им рас Афанасий слово ответное, говоря: “Разве не клялся я наставнику Дабра-Либаносскому в том, что не причиню ему никакого вреда?”. И раз он не принял их совета и не послушал их речи, задумали они другое: “Поставим мы абетохуна За-Денгеля, потому что он[322] поставит абетохуна Сисинния”. И когда разнесся этот слух и узнали о нем во всей области, стало известно это юному царевичу и обратился он к расу Афанасию, говоря: “Отпусти меня, и пойду я, ибо прислала ко мне мать моя, говоря:

„Вот болею я, приходи скорей и не медли“”. А мать царского сына не болела и не посылала к нему, но измыслил он это по наущению святого духа, чтобы уйти из стана раса Афанасия и: ускользнуть из рук врагов, которые задумали заточить его. И рас Афанасий не уразумел сугубого, отослал его спокойно, без всяких опасений. Из-за разлуки с ним плакали рас Афанасий и вейзаро Валата Гиоргис. Таковы были благодеяния, ему оказанные с тех пор, как сделал их союзниками наставник Дабра Либаносский, пока не разлучились они и не ушел он от них по мудрости бога, славного именем и высокого поминовением.

И пошел он от них к матери своей. А была она в это время в земле, называемой Гомамит. И был он у нее недолгое время.

И затем перешел он к Валака и встретил там гарада Бали[323] Дегано, который нес подати[324] царю Иакову, и забрал у него коней, и мулов, и все, что было в его руках. А самому ему не причинил вреда, но отпустил идти, куда ему угодно. И с этого дня начал царский сын Сисинний забирать имущество людей, и собирать войско, и разорять селения, ибо знал, что не оставят его без того, чтобы не связать или убить, и предпочел он жить в пустыне, нежели жить в селениях.

И тогда на восьмой день после встречи с Дегано перешел он к Годжаму и разрушил амбу, называемую Дабра Цемуна. И обрел там казну матери своей, царицы Сабла Вангель[325], и казну всех князей Годжама, многие одежды узорчатые, желанные для взора и радующие сердце, барабаны и мечи, и золотой кинжал обрел он на этой горе, и разграбил все. И обогатил он своих присных казною других. Имущество же церковное и ризы священнические — все возвратил он по клятве[326] и отдал монахам этой горы и не оставил ничего в руках дружины своей. И, возрадовавшись обретению той добычи, перешел он из Годжама в Валака и был в земле Дара. И встретил там праздник пасхи, сиречь праздник воскресения господа нашего Иисуса Христа[327]. И после праздника пасхи перешел он в страну, называемую Ясба. И пребывал там недолгое время, говоря: “Эта страна хороша для конских ристалищ”, ибо она широка и ровна, и много травы росло там для корма животным.