“Хорошо нам здесь быть, сделаем три кущи (ср. Лук. 9, 33): одну для господина нашего, одну для Кумо, и одну для Такла Махбара”. При этих словах была радость недолгая, но не исполнились [слова эти] в деяниях, ибо ушел из этого стана [царь], закончив пасхальную неделю, как не исполнились слова Петра на горе Фаворской. И, проведя там неделю пасхальную, вышел [царь] из этого стана и после двухнедельного похода расположился близ амбы, где укрепились люди гамбо с женами и детьми своими. И когда раскинул [царь] шатер свой, то начал он воевать с этими людьми гамбо. Он палил в них из ружей, а они бросали камни. Но не завершилась рать в этот день ни победой, ни поражением. А в сердца этих людей гамбо вошел страх и трепет, когда увидели они войско ратное, которое сильнее их, и особенно когда услышали они ружейную пальбу, подобную грому зимнему. Смутились они, и не стало им места, ибо страдали они, подобно женщине в родовых муках. И тогда приняли они решение, как спасти души свои от смерти, сказав: “Лучше покориться нам царю и броситься к авве Аврааму, наставнику изрядному из Дабра Либаноса”[239]. И после того как завершал он переговоры с государем, то послал к ним, говоря: “Вот завершил я [переговоры] о вас; не будет вам вреда никакого”. И тогда спустились они со своей амбы той же ночью с женами своими и детьми и на рассвете вошли в стан [государя]. Государь же, благой и милосердный ко всем людям, сказал им: “Не страшитесь, не будет вам никакого вреда”. Когда при этих словах успокоились они от страха и трепета, в девятом часу окружило их внезапно войско стана и разграбило у них все, ничего не оставив. Государь же, когда увидел эту дерзость людей стана, вышедших из повиновения, послал к ним всадников многих. И тогда возвратили все цевы и Акетзэр захваченных рабов и рабынь. И возвращение это было с крестным целованием, что не осталось ничего [чужого] в домах их. И после всего этого провели они там воскресенье. И по прошествии пасхальной недели во вторник 10-го дня месяца магабита[240] убил одного Акетзэр один из людей гамбо, когда срезал тот энсете[241], что есть пища гафатцев. И это стало причиной убиения этих гамбо. Когда услышал сей царь [об этом], то разгневался сугубо и возгласил голосом гневным, сказав: “Помиловали их мы, да не помиловал их бог! Неужто оставить месть за кровь христианскую, пролитую ими насильственно?”. И, сказав это, повелел он убить их и не оставлять ни одного из них. И наполнил он телами их пустыню, и стали они пищей для птиц небесных и зверей пустынных. И после всего этого обратил он свой лик на дорогу в Бизамо и поспешил достичь места зимнего пребывания своего. И месяцем пребывания его в стане был месяц сане, 15-й день этого месяца[242].

Все это было на 29-й год царствования царя Малак Сагада. Слава богу, зачиняющему и завершающему, да будет над нами милость его!

О щедрости зимы, что была в те дни, писали мы, но напишем еще, сказав: “Эта зима подобна зиме прежней, о изрядствах которой написали мы повествование прежде. Но бог, милостивый и милосердный, да не удалит щедрость свою от царя нашего Сарца Денгеля! Аминь!”.

Чудо же похода, о котором говорили мы прежде, опишем мы сейчас. И когда пришел сей царь из земли Тигрэ, во всей стране, разоренной войной, в горах и долинах, настало довольство великое, какого не было прежде, так что говорили друг другу [люди]: “Как не быть такому довольству, что стало в стране после разорения, когда помогает нам десница [царская], исполненная милости! После этого желали бы мы, чтобы повелел он [вновь] разорить нас, коль наступает [после этого] такое довольство и благодать в стране нашей!”. И пребывают они доныне в ожидании и пожелании этого. О довольство сие, дарованное богом! Страна, разоренная угонами в полон и грабежами, исполнилась благодати и довольства, а люди страны стали веселы и радостны. Это довольство, что настало в стране Тигрэ после войны, подобно тому, как наполнялся вином рог, после того как кончилось оно и иссякало, и единожды, и дважды и трижды, как писали мы прежде в повествовании о возвращении [царя] и прибытии его к Такказе. Да уделит нам бог от этого благословения руки своей и да не удалит от нас щедрость свою! Аминь и аминь.

Начата эта книга по приказу Малак Сагада-царя и завершена с помощью господа нашего Иисуса Христа, власть имущего надо всем, в нем же и завершение всего. Слава богу и да пребудет над нами милость его!

Как уже было написано выше (см. вступительную статью “Пути развития эфиопской средневековой историографии”), “История галласов” стоит особняком среди произведений эфиопской историографии, представляя собой скорее докладную записку государю, нежели историографическое сочинение. Любопытное подтверждение этому мы находим в гораздо более позднем памятнике эфиопской литературы — обширной компиляции на амхарском языке — “Книге истории”, в которой, между прочим, коротко говорится и о нашествии галласов, когда “они, захватив Шоа, Амхару, Валака, Годжам, Дамот, Бегамедр, Ласту, Эндерту, со всех сторон окружили христиан. Поэтому каждый год ходил царь в поход на галласов и истреблял их. Но те, умножаясь, каждый день нападали на царя. Когда это стало затруднять его, созвал он знатоков Писания и советов и спросил их: „Мы истребляем галласов каждый год, а они [каждый год] поджидают нас в прежнем количестве / Почему они превосходят нас числом?“” (“Книга истории” (Мацхафа тарик) хранится в рукописном отделе Национальной библиотеки в Аддис-Абебе (Эфиопия), шифр “В-36”, с. 142. Знакомству с этим памятником я обязан любезности В. М. Платонова). Далее так же кратко перелагается содержание “Истории галласов”, и изложение заканчивается словами: “Однако не оставил царь Малак Сагад сражений с галласами, когда сказали ему это. За исключением одного года, вплоть до смерти не отдыхал он от походов” [там же, с. 144-145]. Таким образом, непосредственным поводом для создания этого произведения явилось галлаское нашествие, в результате которого этот народ стал постоянным элементом эфиопского полиэтнического общества.

Если же задаться целью определить место “Истории галласов” в развитии эфиопской литературы, то ее можно назвать провозвестницей деловой письменности, которая в качестве вполне оформившегося жанра появилась в эфиопской литературе гораздо позже, в Гондарский период (1636—1855). На формирование этого жанра большое влияние оказала как культура устной ораторской речи, так и литература, причем трудно сказать с уверенностью, какое именно влияние оказалось доминирующим. Во всяком случае, в “Истории галласов” прослеживаются оба этих влияния.

Перевод на русский язык сделан по изданию [41, с. 221— 231].

Начал я писать историю галласов, чтобы показать число их племен, и дела их, направленные на душегубство, и скотские их обычаи. И если найдется такой, который скажет мне: “Зачем написал историю дурных, подобно истории хороших?”, то я отвечу ему и скажу: “Ищи в книгах и увидишь, что написана история Мухаммеда и история царей мусульманских, которые враги нам по вере. И Георгий, сын Амида, написал историю царей Персии беспечных, то бишь Феридуна и других персидских царей, что назывались в те времена Сефидами[243].

Говорит писатель этой книги: галласы вышли с запада и перешли от реки своей страны, называемой Галана, к пределам Бали во времена государя Ванаг Сагада[244]. То были два племени, называемые барайтума и боран. И родил барайтума шестерых сыновей: первенца звали вараю, второго — марава, третьего — иту, четвертого — акачу, пятого — варантиша, шестого — хумбана. И отца боран звали сапира. И сапира родил дачу, а дача родил мачу, а мача родил даале и джиду. И эти два брата породили много племен. Из детей даале [первый] — хоко, второй — чэле, третий — або, четвертый — суба. А джида родил первого хакако, второго — гудру и третьего — либан. А потом родил дача дачу и назвал его своим именем, и коно, и бачо, и джэле. А они породили многие племена, и вот имена их: чада бачо — уру и илу; чада дачи — содо, або, галан; чада коно — саксак, либан и чада джэле — эла, або и леис, которые все называются туламо, ибо их много. И стали они воевать вместе. А спустя долгое время поссорились они и разделились меж собою, как разделились Авраам и Лот, когда умножился скот их, так что сказали они друг другу: “Разделимся, или ты направо, а я налево, или я направо, а ты налево” (ср. Быт. 13, 9). И стало так.