— Может стоит предупредить её родных? Они, наверное, волнуются.

— Я не знаю, есть ли у неё родные в городе, — ответила Роуг. — Давай посмотрим в списке контактов.

Девушка разблокировала телефон, и защелкала кнопками.

— Странно, нет ничего близкого к «маме» или «папе». Последний звонок был Бену. Но Бен — брат её погибшего парня.

— Позвоним ему? Может, он знает номер кого-то из её родных?

— Мия рассказывала, что он солдат и должен скоро вернуться обратно на службу, — задумчиво произнесла Роуг, взвешивая предложение своей соседки по квартире. — Может, уже вернулся.

— Ну, максимум, — произнесла девушка после короткой паузы, — сами позвонят, а мы ответим, если она к тому времени не проснётся и ей не станет легче.

— Я тоже так думаю.

Затем вновь наступила тишина.

***

9 ноября, Мэдисон, 09:30

— Почему вы поругались с отцом? — Бен рискнул задать мучающий его с момента приезда вопрос.

Ливай метнул на него быстрый взгляд, а затем тяжело вздохнул:

— Я ожидал этого вопроса, — спокойно вымолвил он. — Но думаю, ты уже и сам догадался.

Они сидели на скамейке-качели на крыльце, возле парадного входа. Точнее сначала Бен сидел там один, наблюдая за стекающими под навесом дождевыми каплями, потягивая свой утренний кофе. Ливай пришел навестить мать и просто опустился рядом, закурив очередную сигарету. Идеальный момент для откровенной беседы, которая началась вчера, когда мужчина посоветовал ему «ловить мгновение».

Бен понял, что Ливай догадался о его чувствах к Мие. Иначе он бы не произносил того, что произнес. Теперь пришла его очередь узнавать семейные тайны. Марк сказал, что в молодости тот был влюблен в маму, но ничего не сделал по этому поводу, но продолжал быть другом семьи до определенного момента. Что же произошло тогда между ними? Отец узнал о чувствах лучшего друга? Неужели он не знал об этом раньше? Ему было необходимо знать. Ведь нужно было быть совсем идиотом, чтобы не провести параллель между историей Ливая и мамы и его с Мией.

— Догадался, — ответил Бен, поджав губы. — Но я всё равно хочу знать.

Он замолк на некоторое время, а затем всё же решился спросить:

— Отец узнал о твоих чувствах к ней?

Мужчина грустно усмехнулся. По его взгляду было понятно, что он мысленно переместился в прошлое.

— Роберт всегда знал о моих чувствах, — ответил он, а затем вновь затянулся.

Бен поежился на месте. Ему было неловко от этого ответа. Странно узнать, что отец стал встречаться с девушкой, впоследствии ставшей его женой, в которую влюблен лучший друг. Куда делась «мужская солидарность», которой он учил их с братом?

— Я сам виноват в том, что не выразил протеста, когда он спросил меня, может ли он пригласить Эйлин на свидание, — продолжал мужчина, а у Бена отлегло от сердца. — Да и даже, если бы я его выразил, кто я такой, чтобы запрещать двум понравившимся друг другу людям быть вместе?

Бен молчал, внимательно слушая его.

— Тогда у нас всё равно ничего бы не получилось. Было другое время. Сегрегации уже не было, но расизм и ненависть плотно укоренились в нашей культуре. С обеих сторон, должен сказать. Моя мать, благослови Господь её душу, пришла бы в ярость или её раньше времени хватил бы удар, приведи я домой белую невесту, не христианку. Что уж говорить о родителях Эйлин. Они были против Роберта, а я…

— Мне жаль, Ливай, — вдруг вымолвил Бен.

Он и вправду подразумевал это. Было страшно представить, что тебя и твою любовь разделяют предвзятость общества и расовые предрассудки.

— Не стоит, малец, — тот похлопал его по плечу. — Я вот не жалею ни о чём. Смотри, какой ты. Тебя бы не было на свете, вмешайся я тогда. Всё произошло, как должно было. Да и судьба дала мне второй шанс, — он помолчал немного, а затем продолжил. — Но это не отменяет моего совета тебе. Я, да, не жалею. Но, если бы у меня была возможность повернуть время вспять, я бы поступил по-другому. Тем более у тебя с Мией совсем другая ситуация.

Пришла очередь Бена горько усмехаться.

— Всё слишком сложно, Ливай.

— Не сложнее, чем у меня тогда, — отмахнулся тот пренебрежительно.

— Так, что произошло между тобой и отцом? — Бен вернул его к прежней теме, чтобы увести разговор от себя.

В этот раз мужчина молчал дольше.

— Роберт был моим лучшим другом, каких единицы. Он доверял мне, как и я ему. Делился своими страхами: я до сих пор помню, как его трясло, когда Эйлин рожала вас. Но… — он нервно затянулся, а затем закашлялся, так как в его руке остался лишь фильтр от сигареты.

— Но Эйлин, — продолжил он, как только взял себя в руки, — любовь всей моей жизни.

Бен слушал его, затаив дыхание. Было в голосе мужчины что-то трагичное, отчего каждая клеточка скручивалась от ожидания развязки.

— Я чувствовал себя так, словно он предал меня, а не её, когда он рассказал мне. Да. Это то, что я чувствовал, — Ливай говорил с жаром, жестикулируя, будто заново переживал те события. — Забрал мою любимую, присвоив себе счастье, которое могло бы быть у нас. Я чувствовал… Словно он украл у меня эти годы. Я пришел в ярость, ведь я благословил их союз, видя, как безумно она была счастлива, а он предал её…

Бен побледнел, стиснув кружку в руке. Он медленно повернул голову, прожигая его взглядом:

— Отец никогда не изменял матери, — процедил он сквозь зубы, чувствуя, как гнев поднимается в нём.

Ливай послал ему грустный взгляд и опустил голову.

— Скажи мне, что ты лжешь! — он поднялся с места и, оставив кружку на перилах крыльца, принялся расхаживать, как лев в клетке.

— Успокойся, Бен, — Ливай поднялся следом.

— Скажи, что это — неправда! — он подошел совсем близко к нему.

— Но это — правда, сынок.

Что-то внутри него лопнуло. Грань, которая сдерживала его боль, его ярость — все его чувства, что он держал в себе, накапливая и не давая им особо выхода. Услышанное стало последней каплей, и переполненная чаша под названием «выдержка Бена Хадсона» вылилась в насилие.

— Я не твой сын! — прошипел он, а затем ударил мужчину.

Бен не был агрессивным. Он не любил насилия и применял его лишь в крайних случаях. В основном, чтобы отбиться от тех, кто его задирал. Но чтобы ударить первым, да еще и человека, годящегося ему в отцы, такое было впервые. Но он не думал об этом в тот момент. Самообладание полетело к чертям, и он вслед за ним к самому Сатане.

Из носа Ливая брызнула кровь. Он отступил на несколько шагов, покачнулся, но всё же устоял на ногах.

— Как смеешь ты порочить доброе имя моего отца! — он повысил голос, вновь подскакивая к нему и хватая его за грудки. Ливай в свою очередь крепко вцепился в его плечи.

— Он считал тебя лучшим другом, а ты…

Он не договорил, потому что на крыльцо выбежал не на шутку напуганный Марк и тут же взялся их разнимать. Он крепко схватил Бена за плечо, надавливая изо всей силы, побуждая его отпустить мужчину.

На крыльцо выбежала мать. И двое мужчин, как по команде, отступили друг от друга, расцепляясь.

— Господи, Ливай! — Эйлин подбежала к нему, в ужасе глядя на увечье. — Бен?!

Она перевела на него взгляд, в котором отражалась гамма эмоций: непонимание, злость и боль. Бен тяжело и часто дышал. Его трясло:

— Он оскорбил память отца! — его голос дрогнул. В этот же момент по щекам потекли горячие слезы. — Сказал, что он был не верен тебе! Как он смеет?! — он говорил всё быстрее, боясь, что голос подведет его и сорвётся на позорные рыдания. — Как он смеет ухаживать за тобой и говорить при этом такие вещи! Как смеет приходить в наш дом!

Дядя удерживал его, когда мама в свою очередь стояла рядом с Ливаем. Её лицо помрачнело, но в её взгляде Бен увидел, что произнесенные оскорбительные слова мужчины — правда.

У него случилась истерика.

***

— Зачем ты это сделал? — строго спросила мужчину Эйлин, стоя в гостиной дома и глядя в окно, скрестив руки на груди.

— Он спросил меня, — ответил ей Ливай. — Я не мог ему соврать.