В общем, и связки лекарственных растений, развешанные под потолком, и видавшая виды печка, и старый, но всё ещё крепкий стол говорили об одном — он дома, и от осознания этого факта Рину всегда становилось хорошо, какие бы беды не ожидали его там, на улице.

— Ну как, поймал сегодня что-нибудь, «рыбак»? — Лира закончила готовить эликсиры к завтрашнему приезду торговцев, и теперь с улыбкой посматривала на сына.

— Да! — обрадованно вскинулся тот, но затем чуть стушевался, — Только я её уже продал…

— И с каких же это пор рыбаки стали покупать мальков, которые шныряют около берега? — задорно подмигнула Рину мать.

— И ничего там не мальки, — мгновенно оскорбился мальчик, неприметно для себя включаясь в шутливый спор, — И я не на причале продавал, а у Вома.

— Вом же вроде не покупает обычную рыбу… — растерянно пробормотала Лира.

— Ага! Мам, представляешь, я сойку поймал! — радость мальчика можно было вёдрами черпать, — Он мне целый серебряный дал, гляди! — из-за пазухи была вынута злополучная монета, гордо продемонстрированная ошеломлённой травнице.

— Умница ты моя, — Лира бросилась обнимать сына, совершенно забыв, что тот сейчас изгваздан в грязи, что тот поросёнок, однажды выскочивший из одного дома в дождливую погоду на размытую водой дорогу, — как раз завтра вечером приплывают торговцы, купишь себе чего-нибудь.

— Мам, я же сейчас грязный, и… я тебе его хотел отдать! — удивлённо воскликнул Рин.

— Не может быть и речи, — женщина вновь стала серьёзна, как она выглядела всегда, когда не приемлела возражений, — Ты сам поймал эту рыбу, тебе и решать, на что потратить деньги с продажи.

Мальчик нехотя кивнул, и Лира, снова улыбнувшись сыну, занялась готовкой.

***

Рин аккуратно лёг на лавку и притворился, что спит. Он не стал говорить матери про десять медяков. Ему не было стыдно за своё поражение, он не боялся показаться не способным постоять за себя ребёнком, при первой опасности прячущимся за мамину юбку. Просто мальчик знал, на что Тирн тратит отнятые деньги.

Парень тащил на своих плечах всю ватагу беспризорников, включая тех, кому едва исполнилось достаточно лет, чтобы твёрдо ходить и внятно разговаривать. Человек, старательно избивавший и обиравший тех, у кого были семьи, хватался за любую работу, какой бы тяжёлой она ни была. Его нередко можно было видеть на пристани, таскающим тяжёлые мешки, или в единственном на весь остров хлеву, где он методично чистил загоны для скота и задавал корм животным.

Деньги, отнимаемые у более обеспеченных ребят, были просто ещё одним способом заработка. Когда Рин узнал об этом, после одного из многих избиений решив аккуратно проследить за обидчиком, меньше ненавидеть он того не стал, но, потратив какое-то время на раздумья, решил считать Тирна необходимым злом, существующим просто потому, что так должно быть.

Плотнее закутавшись в шкуры, Рин прислушался, постаравшись выкинуть из головы мысли об упущенных монетах: сегодня ночью ему предстояло обмануть маму ещё раз…

Ночная птица, тяжело взмахнув крыльями, взлетела с прибрежного куста, оставив после себя качающиеся ветви, и вновь полетела на облёт территории. С лёгкостью удерживая в воздухе своё массивное тело бронзового с прозеленью оттенка, она зорко высматривала в зеркале воды, иногда подёргивающемся рябью от ночного ветерка, всплески, создаваемые косяками рыб. Наконец, видимо что-то углядев, ночной охотник с силой взмахнул двумя парами крыльев, расположенными одни над другими, и, поднявшись на ещё большую высоту чем та, на которой он был до этого, камнем ринулся к воде.

На последних секундах до погружения в воду широко растопыренные крылья и хвост птицы окружило сине-зелёное поле, делая те похожими на своеобразные плавники, и пернатый хищник, направив крылья перпендикулярно поверхности озера, практически бесшумным клином вошёл в воду. Через несколько мгновений он также быстро, как и нырнул, выскользнул из воды, неся в когтях три приличного размера рыбины, и, вновь взмахнув четырьмя крыльями, уже потерявшими схожесть с плавниками, скрылся во тьме ночи.

Когда над Рином бесшумной тенью пронёсся озёрный неясыть, тот вздрогнул, опасливо огляделся, и, зябко поёжившись — ночью на озере всегда было холодно, продолжил путь. Ускользнуть из дома получилось неожиданно легко. Только в последний момент, когда мальчик уже почти открыл дверь, Лира беспокойно заворочалась, и Рину пришлось застыть безмолвной статуей, дожидаясь пока женщина вновь крепко уснёт.

Пара пройденных улиц — и вот уже впереди расстилается небольшая рощица, с одной стороны оканчивающаяся обрывистым берегом. Пройти через неё, а дальше, за зарослями льна, та самая скала, около которой он поймал сойку.

Рин уже миновал рощу, пройдя по старой полузаросшей тропинке, и собирался обогнуть по неширокой дуге бурьян, чтобы не ползать в темноте по высоким зарослям, но, резко передумав, нырнул в стебли льна и затаился. От цели его путешествия, небольшой полянки, мальчика отделяли жалких полсотни метров, и еле слышимые с такого расстояния звуки, напоминавшие какой-то разговор, ясно свидетельствовали о том, что если Рин пойдёт туда сейчас, на месте он будет не один.

Аккуратно, насколько это позволяли обволакивающая со всех сторон ночная темнота и мешающие незаметному продвижению заросли промыслового для острова растения (которое при этом росло настолько быстро, что чихать хотело на всякие промыслы и давно бы стало сорняком для Лиодора, если бы не привязанность к одной конкретной территории), незадачливый рыбак подобрался к краю стихийного поля полезной травы.

Здесь льняной бурьян резко оканчивался полянкой, с двух других сторон ограниченной берегами озера и с последней — скалой причудливой формы, являющейся чем-то вроде достопримечательности острова. Этот мыс в своё время пытались приспособить под свои нужды чародеи княжества, но ощутимых успехов не добились, выяснив лишь, что близ скалы располагается самый низкий магический фон и лучший на озере и в ближайших окрестностях лён. Взаимосвязи между этими двумя событиями мэтры волшебных искусств не нашли, потоптались ещё с недельку для виду и уплыли поближе к благам цивилизации: до нормального города деревеньке на Лиодоре было ещё очень далеко.

Сейчас у скалы, тёмным силуэтом выступающей из воды на фоне чуть более светлого неба, возились две фигуры переговаривавшиеся-переругивавшиеся между собой на языке, чем то напоминающем собой шипение змей. Разговор велся на повышенных тонах, но теперь становилось понятно, почему ранее он показался Рину таким тихим: преобладающие шипящие и шелестящие звуки в речи двух незнакомцев влёгкую перемешивались с вездесущим ночным ветерком и таким образом гасили общую громкость.

Пока мальчик, боясь выдать себя лишним шорохом, напряженно высматривал лица, скрытые, как и вся фигура, под широкой тёмной накидкой, один из спорящих скинул капюшон, и силуэт поменял свой пол с неопределённого на мужской с интересной особенностью. Голову неизвестного венчали рога, чем-то похожие на оленьи. Выходя чуть выше того места, где находились заострённые уши, они разветвлялись на два видимых даже при скудном освещении от мерцающей в небе луны отростка, и заканчивались третьим, у самого основания имея уклон назад и оканчиваясь на десять сантиметров дальше и на пять выше головы.

Это явно был кто-то не из деревни. Если изначально у Рина ещё нет-нет, да и проскакивала мысль, что это пара перебравших самогона рыбаков, днём услышавших о его улове, а ныне двух слов не могущих связать, то теперь она была отметена окончательно. Не бывает обратной белочки, чтоб трезвому виделось то, что должно видеться пьяному, как не бывает и рогатых людей. Тем временем вторая фигура также сняла капюшон.

Луна, окончательно заскучавшая мелькать среди облаков, выкатилась на открытое пространство, ярче осветив местность под собой холодным белым светом и сделав лицо второго мужчины на несколько тонов светлее. У него рогов уже не было, как не было, впрочем, и молодости первого: спутник рогатого явно был старше своего подельника. Пока Рин рассматривал странных посетителей примеченного для ночной рыбалки местечка, те, похоже, пришли к согласию. Не одевая уже капюшонов, двое мужчин подошли к скале, и тот, что был старше, начал творить то, что можно было охарактеризовать только одним словом. Магия.