— Вполне верю вам, — возразил со смехом Карл, — но я постараюсь найти стихи императора восхитительными, потому что скоро наступит время, когда его дружба будет иметь для меня большое значение. Мария Бургундская была причиной нашей ссоры, но я надеюсь, что Бианка Сфорца сблизит нас, потому что её брат, Лодовико Моро, желает стать нашим союзником. Вероятно, это предоставит удобный повод вмешаться в дела Италии и вместе с тем заявить наши права на неаполитанский престол. Вы, кажется, недавно были в Италии; расскажите, как там идут дела.
— Насколько я мог видеть и слышать, в Италии началось брожение. Но среди общей неурядицы в особенно непривлекательных красках рисуется личность старшего сына его святейшества, я убеждён, что в непродолжительном времени имя Чезаре Борджиа будет внушать ужас на всём полуострове. Вашему величеству известно, что герцог Миланский недавно породнился с Медичи, и, вероятно, вы ничего не имеете против этого союза?
Король кивнул головой в знак согласия.
— Как вы думаете, — спросил он неожиданно, — какой приём будет оказан нашим войскам в Италии?
Этот вопрос смутил Марилльяка, но он тотчас овладел собой и ответил уклончиво:
— Французские войска везде сумеют внушить к себе уважение...
— В этом не может быть никакого сомнения, — воскликнул король, — потому что нигде нет такой дисциплины, как у нас! В Италии принят самый жалкий способ ведения войны! Национальные войска редко бывают в бою; обыкновенно правители и города составляют военную силу с помощью найма, и как ведение самой войны, так вооружение и плата жалованья предоставляется лицу, с которым заключают контракт. Сыновья многих знатных дворянских фамилий играют роль подобных поставщиков войска; они берут подряды на известные войны и ведут их с помощью армий, не знающих ни городов, ни правителей, за которых им приходится сражаться. Большинство этих наёмных солдат представляют собой сборище бродяг из всевозможных стран. Если дело доходит до настоящей битвы, то они в беспорядке напирают друг на друга с обеих сторон, с единственной целью обратить неприятеля в бегство. Затем они стараются захватить возможно большее количество пленных, отбирают у них лошадей и оружие и отпускают на все четыре стороны. Ввиду этого можно себе легко представить, какой страх нагнали бы там наши войска при их обыкновении убивать тех, которые не хотят добровольно покориться им. Способ, каким бьются наши наёмники швейцарцы, стоя, как стены, замкнутыми батальонами, показался бы совершенно новым в Италии и привёл бы в трепет их жалкие войска. Но ещё больший эффект произвела бы наша артиллерия. Вместо их каменных пуль, бросаемых из огромных железных труб, у нас летят железные пули из бронзовых орудий; мы перевозим их не в тяжёлых повозках и не на быках, а на лёгких лафетах, запряжённых лошадьми, и к ним приставлены опытные и умелые люди. Клянусь честью, я с удовольствием представил бы когда-нибудь этому изнеженному народу образчик настоящего способа ведения войны...
Этими словами король закончил свой разговор с Марилльяком.
Впрочем, молодому рыцарю Баярду нечего было завидовать поэтам относительно благосклонности прекрасного пола. Многие дамы, и в том числе Клотильда де Лимож, поговорив некоторое время со служителями муз, обратили всё своё внимание на красивого и храброго рыцаря, потому что из всех качеств сила и мужество всего больше ценятся в мужчине. Это особенно было заметно в тот момент, когда король предложил всем участникам праздника отправиться на прогулку к близлежащим развалинам — из времён римского владычества в Галлии, которые были окружены дикими скалами и непроходимым лесом. Баярд мог предложить себя в спутники любой из дам, и каждая сочла бы это для себя величайшим счастьем; но он, следуя рыцарским правилам вежливости, предложил свои услуги Клотильде де Лимож. Молодая девушка, польщённая этим предпочтением, предалась сладкой надежде, что храбрый рыцарь избрал её своей дамой не только на то время, пока продолжается праздник, но что она навсегда приобрела его сердце.
Радостные мечты о блестящей будущности туманили ей голову; она медленно шла под руку с героем, внимательно прислушиваясь к его словам. Хотя разговор их не представлял ничего особенного, но они были настолько поглощены им, что только тогда заметили, что отстали от других, когда дорога стала круто подниматься к развалинам среди кустарника и массивных каменных глыб. Баярд рассказывал о своих охотничьих приключениях, о которых напомнила ему окружавшая их дикая местность, с её широкими долинами и причудливыми вершинами скал, покрытых густым лесом, вероятно скрывавшим много дичи.
Клотильда с живым интересом следила за его рассказом, хотя оглядывалась время от времени, чтобы не потерять из виду остального общества. Вдруг она громко вскрикнула и упала без чувств на руки своего спутника. Баярд в первую минуту не мог понять причины её испуга, но, повернув голову, увидел огромного медведя, который выглядывал из-за скалы своими свирепыми, налитыми кровью глазами. Густой кустарник отделял скалу от дороги, так что, быть может, зверь спокойно остался бы на месте, если бы его не потревожил внезапный крик девушки. Рыцарю ничего не оставалось, как немедленно напасть на чудовище. Он прислонил свою даму, лежавшую в обмороке, к стволу ближайшего дерева и стал пробираться сквозь кустарник. Медведь, почуяв приближение врага, поднялся на задние лапы и сделал несколько шагов навстречу смелому человеку. У Баярда не было другого оружия, кроме шпаги, для защиты от ожидавших его объятий; он хладнокровно подошёл к зверю и внезапно вонзил ему в грудь острый клинок до самой рукоятки. Раненый медведь с хрипом повалился на землю в предсмертных судорогах.
Рыцарь вытащил свою шпагу из раны, из которой хлынул целый поток крови, и тем же спокойным шагом вернулся к своей даме. Клотильда в это время пришла в себя и видела конец приключения. Она бросила на смелого рыцаря взгляд, исполненный восторженной благодарности, когда он, вычистив травой свою окровавленную шпагу, молча подал ей руку, чтобы довести до остального общества, которое дошло до развалин и удивлялось долгому отсутствию отставшей пары. Когда они появились, то обрызганная кровью одежда рыцаря и расстроенный вид молодой девушки возбудили общее любопытство и послужили поводом для различных вопросов и догадок. Баярд предоставил своей даме сообщить о приключении; она сделала это в самом преувеличенном виде и, называя храброго рыцаря своим спасителем, рассыпалась в выражениях благодарности.
Баярд заметил, что здесь не может быть речи об опасности и спасении, потому что медведь вряд ли решился бы сам напасть на них и что при каких бы то ни было условиях его шпага может считаться достаточным ручательством против всяких случайностей.
— Во всём этом приключении, — добавил он, — меня, собственно, поразило то обстоятельство, что мадемуазель де Лимож упала в обморок!
Тон, с каким были сказаны эти слова, глубоко огорчил бедную Клотильду, потому что сразу разрушил все её надежды. Баярд, который по справедливости заслужил от своих современников название «рыцаря без страха и упрёка», был в высшей степени щекотлив во всём, что касалось его мужской чести. Он не мог простить женщине, которая могла испугаться чего-либо в его присутствии, и Клотильда поняла, что выказала этим недостаток доверия к его рыцарской храбрости. Идя под руку с Баярдом, она не имела никакого повода упасть в обморок от страха, и это был едва ли не единственный пункт, где она могла нанести ему кровное оскорбление.
Таким образом, Клотильда по собственной вине упустила единственный представившийся ей случай навсегда привязать к себе сердце рыцаря. Хотя Баярд безупречно исполнил по отношению к ней обязанность вежливого кавалера во время пира, устроенного после прогулки, но в его обращении было столько холодной сдержанности, что бедная девушка окончательно убедилась, что навсегда утратила его расположение.
Вечер прошёл в танцах и разнообразных играх, которые продолжались до поздней ночи. На следующее утро всё общество отправилось обратно в замок Водемон, где вслед за тем королевская чета милостиво простилась с гостеприимными хозяевами и уехала в сопровождении своей свиты.
