Обряды, связанные с поступлением в орден, были настолько торжественны, что могли произвести глубокое впечатление на религиозного человека. Послушник должен быть лечь в гроб как покойник; затем следовало отпевание, монахи ходили вокруг него с пением молитв, где его имя упоминалось как имя умершего; ему окропили лицо святой водой и накрыли Саваном.

Джироламо Савонарола навсегда умер для света. Нервы его, доведённые до болезненного напряжения долгим постом, были ещё больше возбуждены мрачным церемониалом, который вызвал в его воображении ряд фантастических образов и картин.

Впоследствии, когда он занялся чтением драгоценных рукописей библиотеки, его пытливому уму ясно представилась история развития церкви.

Римская церковь, совместившая в себе христианство с остатками древней образованности, стремилась с первых времён своего существования соединить отдельные секты и составить единый братский союз всех наций. Эти стремления должны были благотворно отразиться на развитии человеческого общества и поколебать суровые языческие воззрения с их основными принципами: наслаждением и насилием. Первое подавляло все нравственные стимулы; второе, подрывая достоинство человеческой личности, оправдывало рабство.

Молодой монах мысленно проследил шаг за шагом борьбу христианства с языческим миром, начиная с того времени, когда неминуемая опасность побудила первых адептов нового учения искать убежища среди могильного мрака катакомб, до того дня, когда император Константин, покровительствуя преследуемой церкви, подарил папе Сильвестру Рим и его окрестности. С этих пор христианская церковь, не довольствуясь влиянием, которое она оказывала на нравственность и развитие человечества, стала вмешиваться в область политики и проявлять властолюбивые устремления.

Мечты о могуществе и славе начали всё более и более смущать скромных служителей церкви, которые стали с презрением относиться к смиренной одежде и суровой жизни кающихся грешников. Раб рабов Божиих украсил свою главу короной и заставил людей преклонять перед ним колена. Фимиам лести настолько отуманил его, что вместо кротких слов увещевания он решился, подобно земным королям, бороться с своими противниками мечом. Его предшественники были мученики, тогда как он добровольно принял на себя роль палача. Епископы, которые некогда молились на коленях за свою паству, поверженные в прах, превратились мало-помалу в гордых и недоступных магнатов. Рим утратил свою святость и сделался таким же языческим городом, как во времена Калигулы и Нерона.

Глубокая грусть охватила Джироламо, когда он дошёл до этого периода церковной истории. Не раз у него появлялось желание бросить старые пергаменты; но его останавливала мысль, что если он хочет вести борьбу против зла, то должен основательно познакомиться с ним. Поэтому он с двойным рвением занялся изучением истории светского владычества пап. Первые епископы были так же независимы в своих действиях, как апостолы; затем они стали называться митрополитами, патриархами и, наконец, папами. Сначала было несколько первых епископов, пока Григорий VII на одном соборе, бывшем в Риме в 1075 году, не издал постановления, что только он и его преемники могут именовать себя папами. Целый ряд событий способствовал возвышению римского патриарха над всеми остальными. Так, например, падение Римской империи, возмущение герулов и ругаев при Одоакре, остготов при Теодорике, греков при Нарсесе, лангобардов при Альбоине, а равно и опустошительные войны, которые повергли Италию в бедственное положение, способствовали истреблению миллионов людей и опустошению городов и земель. В то же время вопрос о первенстве в церкви решился в пользу римского духовного владыки, потому что константинопольский патриарх, благодаря присутствию императора в столице, играл жалкую роль, а патриархи в Александрии, Антиохии и Иерусалиме мало-помалу окончательно подпали под власть персов и магометан.

Тем не менее глава римской церкви не был пока облечён светской властью, и только в восьмом столетии произошло событие, которое привело к этому печальному объединению. Папа Стефан II, уступая желанию Пипина, помазал его на царство, а равно и двух его сыновей: Карла (названного впоследствии Великим) и Карломана, и за эту услугу получил от Пипина земли, отнятые им у лангобардов. Последующие папы ещё больше увеличили могущество святого престола и расширили папские владения; Григорий VII, в свою очередь, оказал существенную услугу римской церкви, обогатив её наследством дочери тосканского герцога.

Джироламо, читая имя папы Григория VII, невольно вспомнил многозначительный день 23 января 1077 года. Воображение живо нарисовало ему на горе Реджио скалу Каносса с мрачными стенами уединённого замка, окружённого глубоким снегом; он видел босого юношу в рубище, который с трудом поднимался на холм: голова его была открыта, длинные волосы падали на плечи, толстая верёвка служила поясом. Этот юноша был германский император Генрих IV, помазанный в римские короли папой Николаем II, зять маркграфини Сузской Адельгейды и кузен графини Матильды, владелицы замка Каносса, где в то время находился папа. Генрих предпринял трудное путешествие в Италию через Альпы, чтобы вымолить прощение у папы, и теперь стоял как нищий, дрожа от холода среди глубокого безмолвия, изредка прерываемого рёвом бури. Хотя бледное лицо с любопытством выглядывало из-за гардины окна, но Генрих напрасно молил о прощении; дверь замка долго оставалась закрытой, пока наконец папа, уступая просьбам графини Матильды, сжалился над кающимся грешником.

Джироламо Савонарола, взглянув на распятие, висевшее на стене, невольно сравнил Спасителя с его представителями на земле. Затем, перебирая один за другим листы рукописи, он остановился на истории Болоньи и Феррары. Папа Николай III предложил себя жителям Болоньи в качестве миротворца во время кровавой борьбы между Джеремеи и Ламбертацци; но едва открыты были ворота, как он поспешил овладеть городом. Только в 1401 году Болонья освободилась от папского деспотизма: народ поднял знамя восстания и провозгласил своими предводителями Бентиволио. Что касается Феррары, то папа Павел II превратил в герцогство эту часть земель, пожертвованных Пипином церкви, и продал их в 1471 году Борзо д’Эсте, второму сыну Николая III д’Эсте. Причина подобных событий коренится в невежестве народа, который убеждён, что не только науки, но и грамотность должны быть достоянием одного духовенства. Владетельные князья были слишком слабы и суеверны, чтобы защитить себя от насилия; они уступали свои земли папе, чтобы снова получить их на правах ленного владения, так что каноническое право очутилось в руках людей, которые не должны были бы знать других уставов, кроме тех, какие заключались в Библии.

Джироламо невольно задумался над прочитанным. Несмотря на свой монашеский сан, он чувствовал глубокое отвращение к тем представителям духовенства, которые старались поработить народ бичом покаяния. Он мысленно поставил задачей своей жизни разорвать сети, которые опутывали нацию и путём мучений, пыток и жестоких приговоров отвлекали внимание общества от бесстыдной торговли церковными должностями и имуществом. Вместе с тем он решил освободить своих соотечественников от интриг духовенства и безграничной, всё более и более всеохватывающей страсти ко всякого рода наслаждениям.

Любовь принца Федериго к прекрасной Катарине Карнаро не была мимолётным капризом, и поэтому он не имел ни малейшего желания отказываться от своих надежд. По возвращении в Неаполь он взял клятвенное обещание со своих спутников хранить тайну относительно его поездки на Кипр. Хотя положение принца крови вообще представляет большие преимущества, но вместе с тем оно связано с препятствиями и трудностями, которые не существуют для простых смертных. Об открытом сватовстве со стороны Федериго не могло быть и речи, потому что подобный союз явно противоречил планам Венецианской республики. Таким образом, не оставалось иного выхода, как идти по принятому пути, то есть всё дело должно было быть предоставлено самим влюблённым. Если брак будет заключён, то Венеция должна примириться с ним как с совершившимся фактом, а королю Фердинанду не трудно будет выказать мнимое удивление и объявить, что он ничего не знал о намерениях сына. С другой стороны, этот брак не должен был внушать особенно серьёзных опасений Венеции, потому что старший сын неаполитанского короля, Альфонс, имел детей; и можно было смело рассчитывать, что Федериго никогда не будет на престоле. Принц заслужил общую симпатию своей храбростью и благородным характером и искренно любил Катарину Карнаро, так что если бы её рука досталась ему с согласия Венеции, то он был бы самым надёжным союзником республики. Но в эти времена господства эгоизма и корыстолюбия никто не доверял благородству и искренней любви и не придавал им никакого значения.