Но тут, против всякого ожидания, республика вступила в сделку, чтобы спасти от банкротства дом Медичи. Облигации были понижены в цене и проценты уменьшены больше чем наполовину. Лоренцо воспользовался этим случаем, чтобы отказаться от дальнейшего участия в торговых делах и обратить своё имущество в земельную собственность.
Естественно, что при этих условиях почва была достаточно подготовлена, чтобы Савонарола мог посеять на ней семена своего учения. До сих пор два человека были недосягаемы в глазах флорентийцев по своему могуществу и высокому положению, а именно папа и Лоренцо Медичи, и против них обоих выступал с обличениями смелый доминиканский монах, не знавший страха перед земными властями. В былые времена всё, что относилось к римскому двору и дому Медичи, казалось чем-то ниспосланным свыше, не подлежащим людскому суду. Но теперь, наряду с папой и главой дома Медичи, произносили имя настоятеля монастыря Сан-Марко, который боролся против них свободным словом и своими рассуждениями о Божьем царстве старался подорвать их влияние. Савонарола, скорее всего, мог быть назван республиканцем на религиозной почве. По его убеждению, заповеди Господни и христианское учение должны были служить основой государственного устройства. Он хотел перестроить мир на новых началах и твёрдо верил, что земное блаженство доступно для людей только при условии смирения, неутомимого труда и человеколюбия.
В настоящее время далеко не лёгкая задача представить себе вполне верную картину монастырской жизни в пятнадцатом столетии. Реформация выставила на вид только её тёмные стороны, так что хотя всеми было признано, что некоторые монахи оказали существенную услугу списыванием старинных рукописей, но на монастыри стали смотреть как на притоны тайного разврата. Последнее было справедливо только до известной степени и ни в коем случае не могло относиться к доминиканцам и францисканцам, которые всегда принимали деятельное участие в борьбе за духовную власть, хотя, разумеется, со своей точки зрения. Едва разнеслась молва, что настоятель доминиканского монастыря Савонарола начинает обращать на себя общее внимание, как это возбудило зависть францисканцев и они объявили ему открытую войну.
За год до смерти Лоренцо Медичи один из горячих противников Савонаролы, францисканский монах Мариано, отправился из Флоренции в Рим, чтобы доложить папе об угрожавшей ему опасности со стороны беспощадного доминиканца. Говорили тогда, что Мариано решился на этот шаг по настоянию фамилии Медичи. Папа Иннокентий VIII милостиво принял францисканца, который начал свою речь с восклицания: «Святой отец! Прикажи сжечь на костре это исчадие сатаны!..» Неизвестно, повлияло ли на здоровье Мариано сильное нравственное напряжение или усталость с дороги, но только вслед за его возвращением его разбил паралич; он навсегда лишился языка и не мог более произнести ни единого слова.
Этот случай произвёл сильное впечатление на флорентийцев и ещё больше упрочил положение Савонаролы. Почти в то же время заболел Лоренцо Медичи неизлечимой болезнью, и так как, сверх того, его сильно мучила подагра, то им овладела непреодолимая боязнь умереть без покаяния.
В мрачный зимний вечер вся семья Медичи, кроме кардинала Джованни, собралась на вилле Кареджи, близ Флоренции, в спальне больного Лоренцо, который лежал на постели, окружённой тяжёлыми штофными занавесями. Кроме Клары, Пьетро и Альфонсины тут был и Франческетто с Маддаленой, которая привела с собой двух маленьких сыновей. Все с одинаковым беспокойством следили за каждым движением учёного друга дома Медичи, Пико де Мирандолы, взявшего на себя обязанности врача; последний держал в руке плоскую чашу с лекарством, которое, по его мнению, должно было облегчить страдания больного.
Печальные, блуждающие взоры Лоренцо переходили от жены к сыну и другим членам семьи. Комната, в которой он лежал, была украшена драгоценным алтарём, где перед распятием горела неугасаемая лампада. Стены были увешаны картинами знаменитейших художников, которые отчасти были обязаны дому Медичи своевременным развитием своего таланта. В соседних комнатах были собраны не менее ценные художественные произведения древнего и нового искусства; Лоренцо знал, что его дом по великолепию обстановки не уступит ни одному из королевских дворцов. Если церкви и площади Флоренции были украшены произведениями искусства, то они были обязаны этим его щедрости, и Лоренцо мог надеяться, что слава этих бессмертных сокровищ покроет и его имя неувядаемым блеском. Но теперь, лёжа на смертном одре, он должен был сознаться перед самим собой, что далеко не достиг той цели, к которой стремился всю жизнь. С тайным ужасом он думал о том, что со временем, если восторжествует миросозерцание в духе учения Джироламо, все его стремления будут признаны делом суетного, бесовского наваждения. Хотя дом его был спасён от разорения, но он знал, что народ относится к нему не с прежней любовью, и боялся, что представители фамилии Медичи со временем будут ещё меньше пользоваться расположением флорентийцев. Таковы были плоды его честолюбивых стремлений! Господь унизил его гордыню и показал в лице бедного доминиканского монаха, что в Его власти уничтожить земной блеск и заставить людей ощутить страх Божий.
Но в то время как учёный врач и приближённые Лоренцо молча ждали действия лекарства в надежде услыхать слова утешения из уст больного, последний мысленно готовился к смерти. Покончив с земными помыслами и заботами, он остановился на решении, которое давало ему надежду на спокойную смерть и мирный переход в другой, лучший мир. Он подал знак рукой, чтобы к нему подошла Клара, так как, видимо, желал сообщить ей нечто важное. Она наклонилась к нему, и Лоренцо сказал ей на ухо несколько слов, после чего Клара попросила всех удалиться из спальни на несколько минут, добавив, что больной желает остаться с нею наедине.
Лицо Клары было бледно, и её большие глаза горели лихорадочным огнём, потому что в эту минуту она испытывала глубокие страдания при мысли о близкой смерти дорогого для неё человека. Хотя врачи ещё не потеряли надежды на выздоровление Лоренцо, но она лучше всех знала своего мужа, видела полный упадок его физических и нравственных сил и была убеждена, что ничто не может восстановить их.
Когда они остались вдвоём, Лоренцо сказал ей:
— Я желал бы приготовиться к смерти и хотел просить тебя, чтобы ты немедленно послала за духовником.
Эти слова болезненно отозвались в душе Клары, но она овладела собой и ответила, что готова исполнить его желание. Она намеревалась выйти из комнаты, чтобы отдать соответствующее приказание, но больной сделал быстрое движение и, судорожно схватив её за руку, сказал слабым, прерывающимся голосом:
— Подожди немного и выслушай меня! Ты должна знать, кого я выбрал своим духовником; помни, что это неизменное желание умирающего, которое должно быть исполнено... Я хочу исповедаться перед одним человеком, а не перед кем другим, и только из его рук желал бы принять святые дары как залог моего примирения с Богом!.. Пошли в доминиканский монастырь Сан-Марко и прикажи передать настоятелю Джироламо Савонароле, чтобы он пришёл к Лоренцо Медичи, который лежит на смертном одре и желает исповедаться у него.
Клара обомлела от ужаса. В её гордой душе происходила тяжёлая борьба разнообразных ощущений, но она не смела отказать умирающему в его последней просьбе.
В те времена люди самого непреклонного характера не решались умереть без покаяния, поэтому Клара ни в коем случае не позволила бы себе лишить дорогого ей человека возможности помириться со своей совестью в тот момент, когда он чувствовал приближение смерти.
Хотя она далеко не одобряла решение своего мужа и не предвидела добра от предстоящего свидания, но молча кивнула головой в знак согласия и, пожав руку Лоренцо, вышла из спальни, чтобы исполнить его желание.
Довольно значительное расстояние отделяло виллу Кареджи от монастыря Сан-Марко, поэтому приходилось дорожить каждой минутой, чтобы не увеличить нетерпение больного. Двое слуг по приказанию Клары немедленно сели на лошадей и отправились в монастырь, захватив с собой третью верховую лошадь для настоятеля. Затем Клара вернулась к своему мужу и молча села около его постели.
