Между тем приверженцы Медичи рассеялись по церкви, одни преследовали убийц, другие собрались перед дверями ризницы и настойчиво требовали, чтобы их впустили, в чём сначала им было отказано, потому что Лоренцо боялся измены. Наконец, один из слуг влез на орган, откуда можно было видеть всё пространство внутри церкви, и когда он убедился в полной безопасности, то двери были открыты; Лоренцо положили на носилки и отнесли в его палаццо под прикрытием вооружённой толпы его приверженцев.
Заговорщики не были приготовлены к такому исходу. В полной уверенности, что предприятие их увенчается успехом, они не приняли никаких мер, чтобы овладеть своей жертвой, что не представляло особенного труда в первый момент общей сумятицы, пока толпа не знала сущности дела. Вместо этого они устремились к палаццо Синьория, куда заранее отправился архиепископ Сальвиати со своим братом, некоторыми родственниками и многочисленной вооружённой свитой своих приверженцев. Часть свиты он оставил у главного входа, а другую провёл в залу нижнего этажа; но по рассеянности, уходя, запер дверь на ключ. Вследствие этого находившиеся в зале не могли соединиться с товарищами и принять какое-либо участие в дальнейшем ходе дела.
Сальвиати, распорядившись таким образом, вошёл в комнату гонфалоньера, который жил в палаццо Синьория, где он был представителем высшего начальства. Эту важную должность занимал тогда Чезаре Петруччи, человек почтенных лет, бывший очевидцем многих заговоров на своей родине, что делало его вдвойне недоверчивым и осторожным. Сальвиати, поздоровавшись с ним, заявил, что должен передать ему поручение от папы, но Петруччи заметил, что при этом архиепископ несколько раз менялся в лице и не мог скрыть своего волнения. Между тем Сальвиати, зная, что дверь из комнаты гонфалоньера ведёт в залу, где он случайно запер часть своей свиты, мысленно проклинал себя за неосторожность, и глаза его невольно обращались в эту сторону. Петруччи внимательно следил за взглядами архиепископа, а затем встал и отворил дверь в залу. Увидя непрошеных гостей, он тотчас понял, в чём дело, созвал своих людей и стражу и приказал арестовать всех, бывших в палаццо. Приказ этот был немедленно приведён в исполнение; те, которые оказывали вооружённое сопротивление, были убиты, остальных выбросили из окон. Сначала архиепископ с братом и родственниками были задержаны в зале Синьория, но когда Петруччи узнал сущность заговора, то он без дальнейших объяснений приказал повесить всех их на окнах дворца.
Оба священника, посягавшие на жизнь Лоренцо, были захвачены и изрублены в куски приверженцами Медичи. Бернардо Бандини, видя, что Лоренцо ускользнул от него и дело заговора потеряно, успел вовремя спасти свою жизнь бегством. Раненый Франческо Пацци настолько ослабел от потери крови, что должен был вернуться домой; он упросил своего дядю Джакомо сесть на лошадь и обратиться с воззванием к народу. Джакомо собрал вокруг себя около сотни заговорщиков и отправился с ними на площадь перед дворцом Синьория, приглашая по пути граждан взяться за оружие и защищать дело свободы. Но так как это воззвание не произвело никакого впечатления, то он поспешно вышел из городских ворот со своим небольшим войском и удалился в Романью.
Лоренцо Медичи не сделал никаких распоряжений, чтобы захватить заговорщиков, но тем сильнее обрушилась на них месть народа. Ничто не могло более расположить флорентийцев к дому Медичи, как этот неудавшийся заговор, который был вместе с тем и вопиющим святотатством, достойным небесной кары. Если кто выказывал неприязнь к Медичи или был связан с заговорщиками, то его убивали без сожаления. Кардинал Риарио искал спасения у алтаря, где священники с трудом могли оградить его от народной мести. Франческо Пацци лежал в постели вследствие своей раны, но его принудили наскоро одеться и поволокли в палаццо Синьория, где повесили на окне рядом с архиепископом Сальвиати. Дорогой побои и оскорбления, наносимые ему озлобленным народом, не вызвали у него ни малейшей жалобы, он спокойно смотрел на своих сограждан и только выразил сожаление, что они хотят остаться в прежнем рабстве. Нужно приписать чуду, что народ пощадил палаццо фамилии Пацци и превосходную капеллу, построенную Брунеллески по поручению Андреа Пацци, которая уцелела для потомства на монастырском дворе Санта-Кроче, в виде неподражаемого образца строительного искусства времён Возрождения.
Из всех членов фамилии Пацци, бывших в этот день во Флоренции, уцелел один Гуильельмо Пацци, муж сестры Лоренцо Медичи. Едва Бианка узнала из бессвязного рассказа конюха о том, что случилось в городе, как у неё появилась твёрдая решимость спасти своего мужа, несмотря ни на какую опасность. Она тотчас же сделала все необходимые распоряжения для своего отъезда, ничем не выразив своего волнения, и только во время прощания с детьми слёзы заблестели в её длинных ресницах. Затем она села на лошадь и отправилась в город в сопровождении двух слуг. Флорентийцы знали всех членов знатных фамилий своего города, и Бианка всегда пользовалась общим расположением за свою доброту и простое обращение. Поэтому её появление на городских улицах было встречено доброжелательными криками. Мало-помалу вокруг неё образовалась многочисленная толпа, которая сопровождала её во дворец брата. Несчастье, постигшее Медичи, занимало всех; вместе с громкими жалобами и плачем раздавались крики ярости и проклятия. По улицам тащили тела убитых; всюду виднелись обезображенные куски человеческого мяса, вздетые на копья, которые носили по городу. По-видимому, фанатическая жажда мести дошла у флорентийцев до крайних пределов и ей не предвиделось конца.
Бианка, пользуясь правами близкого родства, подошла к постели Лоренцо и вместе с сожалением о смерти их младшего брата выразила радость, что видит его живым. Лоренцо ласково встретил сестру, которая живо напоминала ему покойную мать своей кротостью и красотою. Он был заранее уверен, что Бианка приедет к нему, как только узнает о его болезни; но поведение Гуильельмо Пацци казалось ему крайне сомнительным. Бианке удалось уверить брата, что Гуильельмо не принимал никакого участия в заговоре и, только уступая её настоятельным просьбам, отправился в город, где уже всё было окончено без него. Наконец, мог ли он быть недругом Медичи при той нежной привязанности, какую он всегда выказывал жене и детям!..
Лоренцо, поверив красноречивым убеждениям молодой женщины, обещал своё покровительство её мужу, которому дозволил остаться в своём дворце, пока не уляжется народная ярость. Но Бианка не совсем доверяла обещаниям своего брата и с ужасом думала о том, что может наступить день, когда Лоренцо, при своём честолюбии, не задумываясь пожертвует зятем, если это окажется нужным для его целей. Таким образом, она переживала тяжёлые дни в великолепном палаццо Медичи, ожидая с часу на час, что ярость народа обрушится на Гуильельмо Пацци. Ни один член этой фамилии не мог считать себя в безопасности, так как флорентийцы не отличали правого от виноватого и повесили ни в чём не повинного Ринальдо Пацци вместе с его дядей Джакомо, который был пойман на дороге в Романию и принимал непосредственное участие в заговоре. Тело Джакомо сначала поставили в фамильном склепе Пацци, затем, ввиду святотатства, которое позволили себе заговорщики, его похоронили за городской стеной, откуда оно было снова вырыто и выброшено на улицу.
Между тем заговор Пацци ещё более упрочил неограниченное господство Лоренцо Медичи над флорентийцами. Едва оправившись от раны, он поехал в Рим, чтобы отпраздновать своё бракосочетание с Кларой Орсини. По внешности Клара была типичной римлянкой. Правильные резкие черты лица её выражали горделивое сознание собственного достоинства, которое вызывало презрительную улыбку на её губах. Большие чёрные глаза смотрели повелительно на свет Божий и гармонировали с её высоким ростом, умеренными движениями и спокойствием знатной дамы. Когда она приехала во Флоренцию со своим молодым супругом и была встречена у ворот городскими властями, знатью обоего пола и радостными криками народа, то на лице её появилась снисходительная улыбка удовлетворения. В её голове впервые промелькнула мысль, которая имела решающее влияние на её дальнейшую жизнь. Она дала обет придать в будущем более высокое значение дорогой диадеме, украшавшей её волнистые чёрные волосы.
