— Ты была права, — сказал он, — мне необходимо быть в соборе! Я прикажу оседлать лошадь и надеюсь, что вовремя доберусь до города...
Он едва сознавал, что говорит и что хотел сказать, но ему казалось, что он должен во что бы то ни стало помешать убийству. Было ли это своего рода предчувствие, но во всяком случае он не в состоянии был более оставаться дома: неудержимая сила влекла его к месту, где решалась судьба его родины.
Бианка ещё больше встревожилась, когда муж её неожиданно выбежал из комнаты, не обратив никакого внимания на детей и не прощаясь с нею. Она подошла к окну, выходившему во двор, и видела, как Гуильельмо отдал приказание конюху и тот начал поспешно седлать лошадь, а другой слуга побежал в дом и через несколько минут вернулся со шпагой и перчатками и подал их своему господину. Сердце Бианки усиленно билось, хотя она старалась уверить себя, что нет никаких причин для беспокойства, но, когда подали лошадь и Гуильельмо Пацци скрылся за воротами, ею овладел такой страх, что в первую минуту она готова была броситься вслед за своим мужем. Но благоразумие удержало её; сознавая свою беспомощность, она позвала одного из конюхов и приказала ему сесть на лошадь, чтобы догнать господина и неотлучно находиться при нём. Затем она удалилась в небольшую домашнюю капеллу в надежде, что усердная молитва успокоит её встревоженное сердце.
Между тем Гуильельмо Пацци с трудом пропустили через городские ворота. При въезде в город его поразил шум, господствовавший на улицах, который ясно показывал, что заговор приведён в исполнение. Не помня себя от нетерпения и любопытства, он осведомился о причине шума и пришёл в ужас от непредвиденного оборота дела. Волнение достигло таких размеров, что люди, ослеплённые яростью, бегали по улицам и громко кричали, что нужно перебить всех Пацци и их приверженцев. Посягательство на жизнь Медичи вызвало такое сильное раздражение в народе, что каждый был глубоко проникнут чувством мести.
Гуильельмо Пацци был обязан своим спасением предупредительности конюха, посланного Бианкой. Верный слуга, узнав о грозившей опасности, схватил за поводья лошадь своего господина и без дальнейших объяснений заставил её свернуть в городское палаццо Лоренцо Медичи.
Прибытие Гуильельмо в дом зятя было принято уличной толпой за доказательство его преданности дому Медичи. Немного позже даже это едва ли могло спасти его, потому что скоро ярость народа дошла до крайних пределов, и так как Пацци были главными зачинщиками заговора, то ни один член этой фамилии не мог рассчитывать на пощаду, даже если он не принимал никакого участия в деле.
Гуильельмо застал сильнейшее смятение во дворце своего зятя, потому что за несколько минут перед тем Лоренцо принесли домой раненого. Сочувствие народа было так велико, что жизнь Лоренцо была теперь единственной вещью, имевшей цену для флорентийцев. Они окружили его палаццо, требуя точных сведений о состоянии его здоровья.
Вслед за тем принесли тело Джулиано Медичи, при виде которого волнение толпы возросло до крайней степени. Конюх Гуильельмо Пацци воспользовался этим моментом, чтобы вернуться к своей госпоже и успокоить её относительно безопасности её мужа.
Рассказ конюха о городских событиях был как удар грома для Бианки среди её безоблачной супружеской жизни.
Хотя по многим признакам можно было догадаться, что готовится заговор, и в городе почти открыто говорили об этом, но сестра обоих Медичи и жена одного из Пацци не имела никакого понятия о предстоящем событии.
Заговор, имевший целью изменить правительство во Флоренции посредством убийства обоих Медичи, был заранее подготовлен Франческо Пацци и кардиналом Риарио. Скоро им удалось найти третьего союзника в лице пизанского архиепископа Сальвиати, флорентийца по происхождению и заклятого врага Медичи. Назначение Риарио флорентийским архиепископом послужило удобным поводом для выполнения задуманного плана. Заговорщики по приезде во Флоренцию употребили все усилия, чтобы привлечь на свою сторону Джакомо Пацци, старейшего из членов этой фамилии, но его трудно было подбить на подобное рискованное предприятие. Наконец после долгих колебаний он согласился принять участие в заговоре, когда его уверили, что он заслужит этим одобрение папы. Затем к заговору примкнули другие противники Медичи, и среди них Бернардо Бандини и Джованни Монтесекко. В случае успеха управление республикой должно было перейти в руки представителей фамилии Пацци.
Сначала заговорщики предполагали совершить убийство в каком-нибудь частном доме. С этой целью Джакомо Пацци устроил великолепное празднество в своём дворце и пригласил обоих Медичи, но Джулиано не явился. Он не был также и на блистательном пире, который Лоренцо устроил в честь кардинала в своём дворце Кареджи. Вслед за тем распространился слух, что план заговора известен Медичи и что Джулиано Медичи не будет присутствовать ни на одном из пиршеств, которые будут даны во время пребывания кардинала Риарио во Флоренции. Таким образом, заговорщикам не оставалось иного выхода, как напасть на обоих братьев во время литургии в соборе, где сам кардинал должен был служить обедню, так как ни один из Медичи при этих условиях не мог отсутствовать при божественной службе.
Франческо Пацци и Бернардо Бандини взяли на себя убийство Джулиано Медичи; эта задача считалась особенно трудной, потому что Джулиано был крайне осторожен и обыкновенно носил панцирь под платьем. Джованни Монтесекко поручено было убить Лоренцо Медичи, но Джованни был благочестивым католиком и как только узнал, что убийство должно быть совершено в церкви во время богослужения, то объявил, что не способен на подобное святотатство. Этот факт произвёл тяжёлое впечатление на большинство заговорщиков; никто из них не решался предложить свои услуги. Наконец, архиепископ Сальвиати, зная, как сильна субординация в католической церкви, отыскал двух священников, которые беспрекословно взялись совершить преступление, отчасти из преданности интересам святого престола, а частью потому, что церковные стены не внушали им такого трепета, как остальным смертным. Для совершения убийства был выбран тот момент, когда кардинал поднимет святые дары, потому что тогда обе жертвы принуждены были склонить головы и не увидели бы своих убийц. В случае удачи звон церковного колокола должен был послужить сигналом для заговорщиков, находящихся вне церкви; им поручено было овладеть дворцом Синьория, между тем как архиепископ Сальвиати с помощью вооружённых людей должен был принудить членов городского совета принять благосклонно совершенное убийство.
Когда вошли Лоренцо и кардинал, то церковь уже была переполнена народом. Началась литургия, но Джулиано Медичи всё не было. Наконец, Франческо Пацци и Бернардо Бандини отправились к нему и стали доказывать, что его присутствие необходимо в соборе. Пацци под видом шутки обнял его, чтобы убедиться, надет ли на нём панцирь, но Джулиано, страдая в этот день от наследственной боли в ноге, не только был без панциря, но даже снял свой длинный охотничий нож, который обыкновенно носил при себе. После некоторого колебания Джулиано отправился к церковь со своими мнимыми друзьями и встал рядом с Лоренцо около алтаря. Кроме убийц, обоих Медичи окружали заговорщики, которым не трудно было приблизиться к ним в толпе, наполнявшей собор.
Когда наступил назначенный момент и кардинал поднял святые дары, Бернардо Бандини с быстротою молнии вонзил свой кинжал в грудь Джулиано Медичи. Тот сделал несколько шагов и упал без чувств на землю; Франческо Пацци бросился на него и, нанося ему удар за ударом, пришёл в такую ярость, что сам ранил себя в ногу. Одновременно с этим на Лоренцо напали оба священника; один из них — Антонио Вольтеро положил руку на плечо своей жертвы, чтобы нанести удар кинжалом в шею. Но Лоренцо быстро отскочил в сторону и, обернув левую руку полой плаща, обнажил шпагу и стал защищаться против убийц с помощью двух своих слуг, из которых один был тяжело ранен.
Лоренцо также были нанесены две раны в шею. В то время как оба священника старались спастись бегством, Бернардо Бандини, убийца Джулиано, хотел напасть на Лоренцо; но тот успел скрыться в ризницу, где около него столпились друзья. Один из них запер тяжёлые бронзовые двери, другой высосал раны Лоренцо, так как предполагали, что кинжалы убийц были намазаны ядом; затем наскоро была сделана повязка.
