К этому же времени принадлежит другое художественное произведение, которое имеет такое же или едва ли не большее значение. Это «Тайная вечеря», написанная Леонардо да Винчи в трапезной монастыря Santa Maria delle Grazie. Миланская герцогиня, зная бескорыстную и глубокую привязанность к ней живописца, не теряла его из виду. Когда она услыхала, что Чезаре Борджиа втянул его в мутный водоворот римской придворной жизни, то уговорила мужа пригласить его в Милан. Герцог любил до страсти музыку, и так как Леонардо был превосходным музыкантом, то это скоро послужило поводом к самым дружеским и непринуждённым отношениям между ними. Таким образом, Леонардо остался в Милане и мог работать на глазах прекрасной благородной женщины, которую он боготворил с неизменным постоянством и самоотречением. Здесь он написал свою лучшую картину — «Тайную вечерю», которая разошлась в бесчисленном множестве копий и на вечные времена останется образцовым произведением искусства.
К сожалению, за этим периодом напряжённой художественной деятельности для фамилии герцога наступило время тяжёлых испытаний. Трудно сказать в настоящее время, одно ли честолюбие было причиной новой войны и бедствий, постигших несчастную Италию. Сперва наступило то роковое затишье, которое всегда предшествует буре, как в природе, так и в политическом мире.
Анна Бретанская сидела у окна, в своём замке Амбруаз, и задумчиво смотрела на прекрасный ландшафт, который расстилался перед её глазами. Она была в глубоком трауре; чёрная длинная вуаль, падавшая с её головы широкими складками, ясно показывала, что она переживает первое время после понесённой ею потери. Едва успела она оплакать своего первенца, как за этим последовала внезапная смерть короля. Если молодая королева, несмотря на постигшее её горе, в эту минуту думала о новом замужестве, то вряд ли мы можем поставить ей это в упрёк, потому что её первый брак, в сущности, был не более как политической сделкой. Хотя Анна честно исполняла свой долг относительно мужа и осталась верна ему; но долгие слёзы и печаль были не в её характере и не в духе того времени. Сама жизнь была настолько груба и беспощадна и женщинам приходилось постоянно видеть и слышать о таких жестокостях, что они привыкли наскоро сводить счёты с потерями, чтобы предаваться новым надеждам.
В то время как Савонарола лишился милости своих многочисленных приверженцев и их почитание уступило место обвинениям, исполнилось одно из его пророчеств. Он объявил Карлу VIII во время своего первого свидания с ним, что Господь избрал его своим орудием для освобождения Италии от тиранов и преобразования церкви, и в случае ослушания грозил строгим наказанием свыше. Смерть дофина, который был так рано отнят у королевской супружеской четы, была воспринята в Италии за исполнение слов Савонаролы. Но вслед за тем новая небесная кара постигла короля, потому что с ним сделался удар и он скончался через несколько часов.
Карл VIII не оставил после себя детей, и его корона перешла к Людовику Орлеанскому, первому принцу крови. Бабка этого принца была из дома Висконти, а его супруга — дочь Людовика XI. Несмотря на его неоспоримые права на престол, он жил вдали от двора и стоял во главе недовольных партий, чем навлёк на себя тюрьму и ссылку. Подобный опыт редко выпадает на долю королевского принца; вследствие этого от него ожидали больше выдержки и решительности, нежели от предшествовавших королей.
Его вступление на престол было особенно неблагоприятно для Италии, потому что он сразу обнаружил свои будущие планы, присоединив к титулу короля Франции титул миланского герцога и короля обеих Сицилий. Можно было ожидать, что он от слов перейдёт к делу и будет добиваться признания своих прав с оружием в руках.
Его неприязненные отношения к покойному королю и удаление от двора помимо других причин объясняются личным столкновением. Людовик Орлеанский, двадцать лет тому назад против воли обвенчанный с дочерью Людовика XI, при первой встрече с Анной Бретанской почувствовал к ней страстную любовь, которую она разделяла до известной степени.
Папа Александр VI поспешил воспользоваться благоприятными обстоятельствами, чтобы оказать услугу Чезаре, который с обычной настойчивостью стремился к осуществлению своих честолюбивых целей. Людовик XI хотел развестись с первой супругой и жениться на вдове своего предшественника. Разрешение на развод и второй брак зависело от папы. Ввиду этого Александр намеревался извлечь возможно большие выгоды из нового крупного скандала, на который он решался перед целым светом. Теперь наступила удобная минута для отъезда Чезаре Борджиа во Францию, где он именем его святейшества должен был содействовать разводу короля.
Но Чезаре слишком тонко повёл дело и поэтому едва не потерял всё то, чего добивался с такой настойчивостью. Он объявил по приезде, что не имеет при себе папской буллы, которая признавала первый брак короля недействительным. Но король узнал от сеттского епископа, что булла послана из Рима, и приказал немедленно объявить о своём разводе французскому духовенству. Вслед за тем он отправился в замок Амбуаз, чтобы сообщить Анне Бретанской о сделанном распоряжении. Нетерпение короля показывает, насколько были основательны слухи о его страстной любви к прекрасной вдове, которая, по-видимому, с таким же томлением ожидала этого момента, судя по той поспешности, с какой она сняла с себя траурную вуаль.
Чезаре Борджиа, узнав об этом, немедленно добился аудиенции у короля, чтобы передать ему папскую буллу. При этом свидании Людовик в избытке счастья пожаловал ему титул герцога Валентинуа вместе с рукой наваррской принцессы. Хотя, таким образом, все желания Чезаре были исполнены, но по своему мстительному характеру он не мог забыть ловушки, расставленной ему сеттским епископом, который вскоре после того был отравлен по его распоряжению.
В это время французский король был настолько поглощён своей любовью и предстоящим браком, что Чезаре, потеряв всякую надежду побудить его к политической деятельности, решил последовать примеру своего союзника и насладиться благополучием, выпавшим на его долю. Но один неожиданный случай напомнил ему, что человек в его положении не должен терять дорогого времени и что один момент может разрушить все его планы. Папа едва не был убит обрушившимся камином. Его подняли слегка раненного из-под груды мусора; но испуг произвёл такое сильное потрясение на семидесятилетнего старика, что он опасно занемог.
Папы во время болезни всегда опасаются яда; ввиду этого Александр изъявил желание, чтобы никто не ухаживал за ним, кроме дочери. Таким образом, Лукреция и её муж не могли думать об отъезде из Рима, хотя вскоре за тем прибыл герцог Валентинуа под видом участия к больному отцу, но в действительности, чтобы привести в исполнение свои планы относительно Романьи и собрать необходимые для этого денежные средства.
Джоффре со своей женой по случаю болезни папы также прибыли в Рим; и в Ватикане снова была сплетена целая сеть интриг. Чезаре, как хищный зверь, выжидал только удобного момента, чтобы наброситься на добычу, тем более что не придавал никакой цены супружеству своей сестры с ничтожным представителем ненавистного для него дома Сфорца. С другой стороны, графство Пезаро представляло многие стратегические преимущества и должно было послужить началом захвата владений. Поэтому гибель Джьованни была для него делом решённым. Лукреция была настолько красива, что могла вступить в новый брак, более выгодный для её брата, особенно в данный момент, когда его судьба устраивалась таким блестящим образом.
В то время как подобные планы созревали в голове Чезаре, устроено было грандиозное празднество, на котором папа должен был поднести дар Пресвятой Деве в благодарность за своё спасение. Александр VI настолько оправился от болезни, что мог принять участие в большой процессии, которая направилась из Ватикана через мост св. Ангела и отсюда по главным городским улицам в церковь Santa Maria del popolo. Это было одно из тех пышных церковных празднеств, при котором народ, ослеплённый блеском зрелища, забывал на минуту недовольство, охватившее тогда все слои общества, кроме лиц, непосредственно окружавших папу. Всё белое духовенство и все монахи Рима и ближайших местностей участвовали в процессии, представляя собой огромную толпу людей в самых разнообразных одеяниях, начиная с монахов различных орденов и простых священников до кардиналов в ярком пурпуре. Затем следовал отряд швейцарцев в их живописном, пёстром наряде. Среди них восемь великолепно одетых слуг несли папу, который сидел на позолоченном кресле, в мантии, сиявшей золотом, и с тиарой на голове. Пажи несли за ним два больших павлиньих опахала, осенявших его голову. Пристрастная к зрелищам народная толпа теснилась около шествия; все преклоняли колена по обе стороны в то время, как проносили папу, который, поднимая руку, благословлял налево и направо свою паству. Дар, подносимый папой Пресвятой Деве, состоял из золотого бокала, наполненного тремястами дукатов, которые кардинал Пикколомини всенародно высыпал на алтарь.
