С этого момента жители Флоренции с особенным напряжением ожидали дня, когда произойдёт испытание, и Божий суд докажет правоту дела представителей новых реформ или навсегда уничтожит его. Противники Савонаролы были убеждены, что торжество останется на стороне римской церкви и что еретик погибнет в пламени. Толпа жаждала увидеть необычайное зрелище, при котором фанатики должны были подвергнуться неминуемой опасности в ожидании непосредственного вмешательства божественной воли.

Флорентийские власти с радостью воспользовались случаем, чтобы разрешить распрю между римской церковью и реформатором и выйти из неприятного положения. Папа Александр со своей стороны писал францисканцам во Флоренцию, что благодарит их за усердие, с которым они готовы рисковать жизнью для поддержания авторитета церкви, и что этот подвиг никогда не изгладится из памяти людей.

Между тем Публио объявил, что он готов подвергнуться испытанию не иначе, как с Савонаролой, и что он пойдёт на верную смерть только тогда, когда великий еретик также решится идти на гибель. Вслед за тем два францисканских монаха выразили желание подвергнуться испытанию с Доменико; хотя один из них тотчас же отказался от своего заявления, но другой, Андреа Рондинелли, остался при своём решении. Многие из приверженцев настоятеля Сан-Марко, в свою очередь, изъявили готовность выдержать испытание вместо него. В числе их были доминиканцы из Тосканы и несколько священников, даже женщины и дети просили дозволения пожертвовать собой для Савонаролы или по крайней мере последовать за ним на костёр, чтобы удостоиться Божьей милости, на которую они вполне рассчитывали.

Но синьория отвергла все эти предложения и постановила, чтобы с одной стороны подвергся испытанию монах Доменико Буонвичини из Пескиа, а с другой — францисканец Андреа Рондинелли.

Кроме того, выбраны были десять горожан, по пяти от каждой партии, в качестве экспертов; затем назначен был день для Божьего суда, который должен был произойти на большой площади, перед палаццо Синьория. Волнение возрастало с каждым днём, и не только жители Флоренции, но и ближайших местностей находились в лихорадочном ожидании.

Наискось от площади воздвигнут был костёр в 2 метра высоты, 3 ширины и около 6 метров длины, покрытый сверху землёй и кусками дёрна, чтобы уменьшить силу огня, костёр был сложен из дров, хвороста и легковоспламеняющихся веществ. Вдоль костра оставлен был проход, так что с обеих сторон более чем на метр видны были сложенные дрова и хворост, не прикрытые дёрном.

Вход в середину костра был устроен из знаменитой Loggia dei Lanzi, великолепного портика со стройными колонами, который был разделён решёткой на две половины: одна из них отведена францисканцу, другая — доминиканскому монаху.

Оба противника должны были выступить одновременно из Loggia и пройти сквозь пылающий костёр во всю длину его.

В назначенный день с раннего утра бесчисленная толпа двинулась по городским улицам, увеличенная несколькими тысячами иностранцев. Многие из них прибыли во Флоренцию с единственной целью увидеть своеобразное зрелище, которое должно было решить участь знаменитого проповедника. Таким образом, за шесть часов до начала церемонии вся площадь, окна и даже крыши домов были заполнены зрителями, так как сюда собрались не только жители целого города, но народ из дальних окрестностей.

Наконец наступил давно ожидаемый момент. Францисканцы пришли в простом платье, без всякого парада, между тем как Савонарола торжественно явился в полном церковном облачении, в котором служил обедню; в руках его были святые дары. За ним следовала толпа горожан, которые несли связки зажжённого хвороста.

Савонарола формулировал следующим образом свои тезисы, подтверждение которых зависело от предстоящего испытания:

Церковь требует преобразований и обновления.

Церковь подвергнется каре Божьей, прежде чем она будет преобразована.

Затем последует обращение неверующих.

Флоренцию постигнет наказание, после чего она будет процветать, как в былые времена.

Постановленное отлучение от церкви недействительно; и тот, кто не признает его, не совершает греха.

Последний тезис был самый важный, так как в нём заключалось прямое сопротивление папской власти.

Почти все выходы на площадь были закрыты, а у двух главных улиц, которые оставались открытыми, поставлена была многочисленная стража. Та часть Loggia, которую отвели доминиканцам, была украшена наподобие капеллы, и в ней в продолжение четырёх часов слышалось пение духовных гимнов.

Между тем испытание замедлилось вследствие всевозможных затруднений со стороны францисканцев. Кто знает, говорили они, быть может, настоятель Сан-Марко колдун и монах, который должен заменить его, носит на себе талисман, который защитит его от огня. Вследствие этого они потребовали, чтобы он снял с себя платье и после тщательного осмотра надел другое.

После долгих переговоров Доменико Буонвичини подчинился этому унизительному условию. Тогда Савонарола передал ему святые дары, которые должны были охранить его от огня.

Францисканцы возражали, что он совершает богохульство, подвергая опасности святые дары, так как они могут сгореть, и что это событие поколеблет веру народа в таинство причастия. Но Савонарола остался непоколебим и ответил, что только от этой святыни Доменико может ожидать спасения.

Спор монахов по этому поводу продолжался несколько часов кряду. В это время народ, который с утра собрался на улицах и даже на крышах домов, чтобы насладиться невиданным зрелищем, стал ощущать голод и жажду и, наконец, потерял терпение.

Хотя францисканцы очевидно выискивали всевозможные предлоги, чтобы избегнуть Божьего суда, но тем не менее приверженцы Савонаролы находили, что если он действительно убеждён в правоте своего дела, то ему следовало быть податливее на требования его противников.

Толпа не узнала, какие доводы представляли обе партии; она видела только перед собой приготовленный костёр и с крайним нетерпением ожидала, когда его зажгут. Между тем оба противника видимо уклонялись от необходимости пройти через него; и хотя их колебание было вполне понятно, но тем не менее зрители подняли их на смех. Но вскоре шутки и остроты уступили место гневу, когда толпа, обманутая в своих ожиданиях, вообразила, что над ней издеваются. Таким образом Савонарола в этот злополучный день потерял всё своё прежнее обаяние в глазах флорентийцев, которые теперь ничего не чувствовали к нему, кроме негодования и презрения. Они явились сюда в надежде, что дело, на которое воодушевлял их настоятель Сан-Марко, окончательно восторжествует, и заранее готовились отпраздновать победу. Но вместо этого им приходилось удалиться ни с чем, в печальном и подавленном состоянии духа.

Наконец, наступили вечерние сумерки, а обе партии всё ещё не могли прийти ни к какому соглашению; начался неожиданно проливной дождь, который промочил насквозь костёр и зрителей, так что синьория была вынуждена распустить собрание.

Савонарола по возвращении в монастырь вошёл на кафедру, чтобы объяснить сопровождавшей его толпе весь ход дела. Но теперь ничто не могло восстановить его прежнего значения. Уже по дороге к монастырю ему пришлось услышать самые оскорбительные упрёки. Толпа громко выражала своё неудовольствие, что её лишили ожидаемого зрелища; многие были убеждены, что Савонарола вызвал неожиданный дождь с помощью колдовства.

Неустрашимый реформатор должен был вынести тяжёлую борьбу. Хотя его убеждения были твёрже, нежели когда-либо, но он уже не чувствовал прежней уверенности. У него не было ни малейшего сомнения в том, что если ему суждено восторжествовать над своими врагами, то разве только ценой мученичества и в виде пассивной жертвы. Тем не менее он безропотно покорился воле Провидения и решился терпеливо выносить все страдания. Ему пришлось также не раз видеть слёзы матери и выслушивать её жалобы, и это была едва ли не самая тяжёлая жертва, принесённая им за свои убеждения.