Золотистая кошка на картине улеглась у ног хозяина, подставилась под ладонь. На плече у Мейса Трогири красовался знаменитый атархэ – раздваивающийся при надобности метательный серп.
– Они ушли, а я… я ждал в лагере, под защитой. Со мной были егеря, свора… хорошая защита на артефактах… отец всегда брал, когда шёл со мной… И всё было тихо. Всё ночь тихо.
Он раскачивался в кресле, глядя на портрет отца. Будто маленький мальчик, который рассказывает страшную историю.
– А потом один егерь – он был Следопыт – он услышал рычание. Далеко. Дрался алапард и… ещё были звуки. Будто бы плач, только жуткий, заунывный. Потом всё опять смолкло, и я подумал – отцу нужно помочь… приказал взять свору, мы пошли туда…
А по виду так и не скажешь, что отчаянный. Сколько ему тогда было? Лет двадцать
– для охотника прилично, многих с малых лет обучают.
– Отец, наверное, пытался выйти к лагерю с другой стороны. А тот… Зверь… он шёл следом. И мы услышали.
Он зажмурился и замотал головой, выдавил через силу:
– Там… был крик… потом хруст костей. Я бежал обратно, к лагерю… мы все бежали. И слышали, как кричал отец. И плач, жалобный, как у ребёнка. А потом я… потом я увидел.
Голос у него совсем осип, а глаза вытаращились безумно.
– Отец был в воздухе. Будто… словно его Дар обезумел, вышел из-под контроля. И его словно смяло, искорёжило… отшвырнуло. Метнулась какая-то тень. Потом – всё. Мы после не нашли следов. Даже Следопыт – признался, что Дар почему-то не берёт.
Трогири клацал краем бутылки о стакан. Нэйш щурился на местного отшельничка. Я прикидывал, а не пора ли и мне выпить, после такой-то истории.
– Ваш отец, – сказал я, когда Трогири таки нацедил себе выпивки, – умер не сразу. Простите, что спрашиваю, но… он не говорил, что это была за тварь?
Наследничек мотнул головёнкой, на которой встопорщилась не до конца залакированная прядь.
– Вершина цепи, – вышептал, улыбаясь кривовато. – Вот, что он твердил. Вершина цепи и проклятие охотника. И просил, чтобы никто не узнал. Потом я понял: он опасался, что другие тоже пойдут искать… и будет как с ним. И я долго пытался понять – что это могло быть… Думал даже, что это какая-то демоническая сущность – знаете, как бывают твари, которые преследуют всех членов рода, или… Я думал, что Зверь убивает охотников. Но я – я ведь не охотник.
Он икал и захлёбывался виски, и часто дышал, кидая взгляды то на меня, то на Нэйша:
– Если это Он… что ему тут надо? А? Зачем пришёл? Я никудышный наследник своего отца, я могу только беречь, но… не умею, как он. А ваша репутация, господин Нэйш – выше всяческих похвал, и вы сделаете это, вы же согласны, да? Просто закончите с этой тварью, прошу. Хотите пятьсот золотниц? Или тысячу?
Нэйш по-прежнему молча таращился на хозяина. В светло-голубых глазах отражалось каминное пламя. Разговаривать приходилось мне:
– По части устранения господин Нэйш большой специалист, не сомневайтесь. Но вы как-то… не думали, что лучше бы вызвать команду больших специалистов? Вот наша группа ковчежников – там есть Следопыт, есть варг, нойя со снадобьями и амулетами…
Интересно, спасёт «Милость Перекрестницы» от странных заказчиков? Трогири взвился, как укушеный, даже виски расплескал, пока махал руками:
– Нет! Нельзя! Я же вам всё время толкую – репутация моего отца… что скажут, если узнают? Трогири? Нанял охотников?! Тайну не соблюсти, и эти репортёры, постоянно вокруг, они бы вынюхали, узнали! Отец так рассердился бы, он… он надеялся, что я смогу, но я не смогу, я не как он, а вы же сможете, да, господин Нэйш? Ваши характеристики, и Дар Щита… Вы сможете. Я не сомневаюсь.
«Ты чего молчишь?» – поинтересовался я у внутренней крысы и у Нэйша – мысленно. «А чего говорить, – резонно пискнул грызун, - валить надо от такой работёнки. Если уж эта тварь замочила когда-то лучшего охотника Кайетты, а теперь пришла за его отпрыском…»
На удивление, Нэйш думал примерно так же.
– Господин Трогири. Что, если мы откажемся от этой миссии? Мы ведь сейчас не связаны клятвами или контрактами. Так что можем просто выйти из поместья, сесть в экипаж. И мы не давали пока что никаких обещаний о том, что будем молчать – так что если мы выедем отсюда и пойдём прямиком в газеты…
Мертейенхский отшельник перестал размахивать руками и застыл с приоткрытым ртом. Видок у него был глуповатый – будто у деревенского дурачка, который ухитрился заблудиться между соседних домов.
– Вы… вы же шутите, да? Шутите? Я же знаю, ваша репутация… вы же не отказываетесь от вызовов, вы не можете! И вы выразили согласие, когда явились сюда – как это вы можете отказаться? И… я оказываю вам честь! Выбрал вас… среди других… охотиться во владениях Трогири. Я – Нарден Трогири – прошу вашей помощи, а вы мне… вы не можете! Вы просто не можете!
Последнее – в полный голос, с негодующе-визгливыми интонациями и размахиванием рук.
– Не могу?
Нэйш сидел на месте – ногу за ногу заложил. А наследничек торчал посередь комнаты во весь рост. Только вот не было сомнения насчёт того – кто тут хищник, а кто жертва.
– Прошу вас… – Трогири заламывал руки с безумным видом. – Умоляю, не бросайте… не бросайте меня… с Ним. Крах… сейчас… искать ещё кого-то…
– Есть много более опытных и известных охотников, и я могу подсказать, как с ними связаться.
– Но они все… промахивались.
Мертейенхский отшельник зыркнул на портрет своего отца, подступил к Нэйшу вплотную и зашептал ему чуть ли не в лицо:
– Я выбирал, я знаю… у них у всех были промахи. У каждого. Они скрывают… не хотят себе портить репутацию. Но у них были ранения. Или от них уходила дичь. О вас же говорят, что вы безупречны. Господин Нэйш, этот Зверь сумел справиться с моим отцом. Лучшим охотником из всех, кого я знал. И теперь, чтобы убить эту тварь, нужен не просто охотник. Нужен кто-то… кто-то…
«Сверххищник», – попросилось в мысли.
– «Вершина цепи», – выдохнул Трогири благоговейно. – Да, точно. Чтобы убить того, кого так назвал отец – нужен тот, кто выше, чем просто охотник. Умоляю, позвольте мне… скажите мне, что я могу надеяться на вас.
«Откажись», – чуть не завопил я. Плевать, что не отказываешься от вызовов (это, кстати, что – ещё одно правило?). Плевать на предложенную цену. Откажись, потому что здесь всё не так в этом клятом доме, начинённом портретами и трофеями – неужели ты не слышишь, не чуешь?!
Но я уже знал, что он согласится. Чуть расширенная улыбочка, немигающий взгляд: «Вам трудно отказать, господин Трогири. Я сделаю, что смогу». Взгляд чуть-чуть соскальзывает на меня – эй, Лайл, заснул? И время изгибать хребет, изображать радость от обретённого задания, кивать: а как же, всё, что только изволите… надо бы контрактик, к слову… говорите, уже есть? Чудненько, чудненько, можно глянуть?
Нэйш подписал, не читая, кивнул в мою сторону – «Лайл изучит и задаст нужные вопросы, где можно переодеться?» Потом напарничка увела куда-то бледная тень слуги, а я застрял в курительной с контрактом на тридцати шести страницах, а чокнутый сынок знаменитого охотника заглядывал через плечо, дышал сладковатым дымом из водной трубки, тыкал пальцем с длинным ногтем: «Вот пункты о неразглашении, видите? С тридцать седьмого по шестьдесят третий… А тут вот ограничение по срокам… не хотелось бы, понимаете, чтобы это длилось долго… И – вот – вам придётся не покидать поместье, пока всё не будет выполнено. О привлечении моего персонала…»
И то ли от пахнущего ванилью дымка, то ли от мерного чтения пунктов, шелеста страниц – я впадал в утлое, покорное оцепенение. Безнадёжное, как похмелье после четырехдневной пирушки. Пробегал взглядом один за другим многословные, спорные пункты, привязывающие нас к поместью Мертейенх, пока тварь в угодьях тейенха не будет «стопроцентно мертва». И покорно кивал, хотя мог бы сказать: «Эй, постойте, пункты с сорок второй по семидесятый что-то спорные, мне надо бы посоветоваться с напарничком». Потом разыскать комнату, выделенную Нэйшу, взять коллекционера за грудки, спросить напрямик: «Ты что творишь?! Ты зачем на это вообще подписался?!»