Потом алые точки взглянули в душу ещё раз.

И контуры твари словно размылись. В воздухе забушевал короткий магический вихрь, подтверждая: это уже не маскировка.

Вихрь осел, и на его месте никого больше не было.

Мэйс Трогири лежал мёртвым в своём кресле. Плед сполз с него, и я даже отсюда мог видеть перекорёженную, вздыбленную плоть.

Нарден унёсся куда-то далеко и там продолжал визжать, орать и рыдать. Надо бы, пожалуй, пойти и поймать его, пока в себя не пришёл.

Да и со слугами надо бы срочно уладить, и вызвать законников, и…

Мелькнуло серебро, звякнула цепочка – и на землю упала разрезанная верёвка.

Потом железные пальцы взялись за воротник моей куртки и дёрнули вверх. Поднимая сперва на ноги, потом на цыпочки, с частичным перекрытием дыхания.

Бархатный голос поинтересовался над ухом:

– Какую строку предпочтёшь для «Книги утекшей воды»?

Если подумать, моя смерть вполне тянула на воплощение статуи Стрелка.

Ну ладно, Стрелка в худшие моменты его жизни.

Возможно, крайне разозлённого Стрелка, растрепавшего причёсочку, повалявшегося щекой по земле и забывшего, что значит моргать.

В голубые глаза такой смерти очень не хочется смотреть. Ещё сложнее под немигающим взглядом придумывать ответ.

– Три – один, – прошептал я.

Нэйш моргнул. Хватка на моем воротнике ослабла – настолько, чтобы я коснулся пятками земли и как следует вдохнул воздуха для возмущённой, визгливой тирады.

– Какого вира ты творишь? Я тебе жизнь только что спас, неблагодарный ты мантикорий сын! Или что – ты считаешь, что справился бы с этой тварью только с дартом? А? Без маск-плаща, один на один?

А не влезть в эту драку он не мог, потому что инстинкты хищника – страшное дело. Лежать брюхом кверху – это же не для нашего устранителя.

Рука на моём хребте ослабела ещё. Я тут же смахнул руку совсем и сделал пару шагов назад.

– Или до тебя, придурок ты отмороженный, ещё не дошла суть игры? Ты… что ты вообще не можешь разрушить, спрашивается, а?! Я корячусь ночь напролёт в компании двух поехавших, обвожу их вокруг пальца, провожу идеальный план – и ты собрался его разнести, просто чтобы показать, какой ты невероятно крутой охотник. Что? Тебе не понравились мои методы?! Ути-пути, какие мы нежные, на нас тут оружие наставили и плохие слова говорили, я говорил то, что думал! Тупой ты ублюдок, ты нас чуть не убил!

– Осторожнее, Лайл.

Нэйш тоже отступил на шаг и теперь сматывал цепочку дарта. По крайней мере, не собирался прикончить меня на месте.

– Мортаха провёл на арену ты?

– Само-то собой! Трогири собирался тебя убирать из рощи любыми средствами. Так что я малость подыграл, организовал всю эту охоту с вроде-как-двойной-игрой, вытащил тебя, провёл мортаха. Не говори, что не учуял секрет альфина.

– Ты знал, что он охотится за Трогири?

– Боженьки, ты блокируешь вообще всё, что говорит Арделл? И насчёт времени не заметил? Они задали ему цель «Найти Охотника. Убить Охотника». Так почему же после убийства каждого охотника мортах оставался на месте? Цель-то как будто выполнена, а? Но ты же сам говорил – они иерархичны. Тварь сообразила, что перед ней мелкие сошки. Отсиживалась в роще и искала главного. Насчёт того, кто тут главный, у тебя сомнений нет?

– Это могло не сработать.

– Точно. Могло. Если бы он появился бы попозже – мне пришлось бы в тебя стрелять или орать тебе во всю глотку своё: «Таков был план!» Хотя ты бы всё равно не поверил бы и попытался бы меня грохнуть.

– Я и сейчас ещё не исключаю такой возможности, – заметил устранитель, не отрываясь от отряхивания костюма. – И почему в принципе я должен тебе верить, Лайл?

– Хм, дай-ка подумать…

Я выдохнул и нагнулся вперёд, отдаваясь во власть одолевавшей меня тошноты.

Нэйш шарахнулся назад, а бирюзовая, пахнущая травками струя сделала этот мир чуть-чуть поярче. Вир побери, надо будет сказать Аманде – пусть усовершенствует цвет, чтобы можно было поблёвывать раду…

Тут меня скрутило по второму разу. Удержаться на ногах не получилось, я грохнулся на колени, пережил спазм и сообщил куда-то в воздух:

– Если ты не знаешь, что такое передоз зелья правды – можешь записать в свой блокнотик. Я бы так сказал, часов десять я буду самым правдивым из всех правдиве… ве… ве-е-е-е-е!!

Никогда не любил превосходные степени.

Надеюсь, приложило передозом не слишком сильно, а то тут неподалёку дожидаются дела. Не тысяча, но пара десятков – вполне.

Когда я малость отдышался и попытался встать – Нэйш рассматривал «горевестник». Судя по взгляду – игрушку я больше не увижу. И вряд ли мне стоит появляться возле «клыка» с пустошным оружием на расстоянии менее мили.

– Правдивый из правдивейших, а? – повторил Нэйш и перевёл взгляд на меня.

Я удержался от того, чтобы в четвёртый раз предъявить внутренний мир окружающей меня паршивой действительности. Всё-таки встал на ноги и забубнил раздражённо:

– Если хочешь забрать свои ножички у лесничих и сумку из рощи – надо бы поторопиться. Место в роще найдёшь сам? Только нужно как-то запугать слуг, и знаешь, у меня для этого есть одна кандидатура. Да, и ещё связаться с законниками – думаю, придётся вызвать Тербенно, он тут будет быстрее всех. И ещё…

Были дела, да. Поймать клятого Нардена, где он там бегает? Посмотреть раненых егерей. Отыскать фляжку. Подумать над тем, какую версию событий выложить законникам, а какую – Гриз…

Вопрос перелетел через плечо, уже когда я заковылял к выходу с арены.

– Зачем?

Пришлось остановиться и обернуться. Поглядеть на Нэйша, чёрно-серебристого из-за передоза, который так и не собирался меня оставлять.

– Ты мог отойти в сторону.

Мог. Хотел. Девяносто… девять вариантов против одного, я так думаю. Просто на меня невовремя снизошло кое-какое озарение. Но уж об этом у меня легко получится умолчать.

– Точно, как это я не додумался сказать: «Разбирайтесь сами», а потом принести тебя Гриз в наплечной сумочке. Ой, что же меня сподвигло, если не горячая симпатия к тебе? Ну, как бы по-дурацки ни звучало – та же причина, которая заставляет тебя притаскивать напарников живыми с выездов.

– И эта причина…

Всё просто. Чертовски, ошеломительно просто. В клятом круге, где каждый убивает каждого и есть лишь хищники и жертвы, нет места попыткам спасать. Мы не созданы для этого. Такие, как я или Нэйш, умеют разве что разрушать. Рощи, конторы, гильдии. Планы и жизни. Всё вокруг себя. Потихоньку от случая к случаю катясь всё ниже и ниже с невидимой горочки. Теряя последние остатки себя, растворяясь в грязи и крови.

Становясь отличными охотниками или крысами. И только.

И иногда единственный способ оставаться хоть отчасти человеком – выйти за пределы круга. Подняться над ним.

Сохраняя в себе крупицы человечности. Становясь по-настоящему вершиной цепи.

– Причина, Лайл?..

Причина, которую ты не услышишь. Вернее, никогда не захочешь слышать. Потому что никогда не признаешься, что день за днём остаёшься в питомнике, чтобы…

– Спроси меня через полгодика, – посоветовал я, отворачиваясь. – Или через годик. Когда мы с тобой сравняем счёт.

…и я мог бы уйти к Эвальду Шеннетскому, только вот это будет всё той же старой доброй крысиной шкуркой – хоть и позолоченной, отменно облегающей. Мог бы торговать, или собирать информацию, или заниматься контрабандой, или даже содержать таверну где-нибудь в тильвийской глуши. Только вот грызун, поселившийся во мне, не даст мне перестать падать. И я всё так и буду прыгать с корабля на корабль, катиться всё ниже и ниже, идти через новые и новые грани, пока не утрачу остатки себя совсем.

– Через полгода? Через год? – прилетело через плечо. – Знаешь, Лайл… Это похоже на решение.

Когда мы тонем во тьме, последней искрой, которая нам остаётся – иногда бывает желание спасти хоть кого-то. Людей. Зверей. Может быть, вообще всех, как у одной моей знакомой варгини. И шанс, который мы получили от ушибленной судьбы, заключается в том, чтобы быть в нужном месте – там, где спасать кого-нибудь да придётся. Рядом с теми, кто сохранил внутри себя частичку живого огня.