Ежели судить по настроению в городе, скоро таких мужиков с пушками появится еще больше. Он миновал уже третью за день палатку неотложной помощи, увидел внутри сестричек, расставляющих столики и койки на колесиках. А чуть раньше сегодня он проходил через Вест-Энд и Сколли-сквер, чуть не в каждом третьем квартале натыкаясь на машины «скорой», поджидающие событий, которые уже начинали казаться неизбежным. Он посмотрел на «Геральд» в своей руке, на эту, как бишь ее, редакционную статью:

Бедняга Дэнни, подумал Лютер. Бедный сукин сын, они его облапошили.

Джеймс Джексон Сторроу по праву считался самым богатым человеком Бостона. Став некогда президентом «Дженерал моторс», он реорганизовал компанию, причем все его рабочие сохранили места, а его акционеры — уверенность. Он основал Торговую палату Бостона и незадолго до войны возглавил Комиссию по стоимости жизни. А в войну Вудро Вильсон назначил его руководителем Федеральной топливной службы, и он добился, чтобы в домах всегда хватало угля и нефти, иногда ссужая собственные средства, лишь бы поставки осуществлялись без задержек.

Он слышал, как люди говорят, что он не кичится своей властью и силой, но он-то всегда искренне считал, что любое внешнее проявление силы — не более чем безудержное выпячивание эгомании, болезненного индивидуализма. А поскольку все эгоманьяки в глубине души напуганы и неуверенны, они проявляют свою «силу» на самый что ни на есть варварский манер, чтобы окружающий мир, упаси господи, не догадался.

Ну не кошмар ли, все это нынешнее противостояние «сильных» и «бессильных», эта абсурдная битва, разгорающаяся сейчас в городе — в его любимом городе, и битва, кажется, худшая со времен октября 1917-го.

Сторроу принял мэра Питерса в бильярдной своего дома на Луисбург-сквер; и, как только мэр вошел, глава «Дженерал моторс» сразу же заметил, как тот загорел. Это подтверждало давние подозрения Сторроу, что Питерс — человек легкомысленный, мало подходящий для своего места даже в обычных обстоятельствах, а уж тем более — в нынешних.

Разумеется, он приветливый парень, как многие легкомысленные люди; вот он пружинистыми шагами пересек комнату, направляясь к Сторроу, одаряя его широкой и энергичной улыбкой.

— Мистер Сторроу, как любезно с вашей стороны со мной встретиться.

— Напротив, для меня это такая честь, господин мэр.

Рукопожатие мэра оказалось неожиданно твердым, и Сторроу отметил, как ясны его голубые глаза: возможно, в этом человеке таится нечто большее, чем он предполагал. Что ж, удивите меня, господин мэр, удивите.

— Вы знаете, почему я пришел, — заявил Питерс.

— Полагаю, для того, чтобы обсудить ситуацию, касающуюся полиции.

— Совершенно верно, сэр.

Сторроу провел его к двум кожаным креслам вишневого цвета. Они уселись. Между ними был столик с двумя графинами и двумя стаканами. В одном графине — бренди, в другом — вода. Сторроу предложил напитки мэру. Питер благодарно кивнул и налил себе стакан воды.

Сторроу положил ногу на ногу и снова изучающе его оглядел. Указал на собственный стакан, Питерс послушно нацедил воды и ему, после чего оба откинулись на спинки кресел.

Сторроу осведомился:

— Как вы себе представляете, чем я могу оказаться вам полезен?

— Вы самый уважаемый человек в городе, — произнес Питерс. — Кроме того, сэр, вы пользуетесь народной любовью, ибо помогали сохранять тепло в домах в течение войны. Мне нужно, чтобы вы и другие члены Торговой палаты по вашему выбору создали комиссию для изучения вопросов, которые подняли полицейские, и контраргументов, выдвинутых комиссаром полиции Кёртисом. Цель — определить, на чьей стороне истина и кто из них в конце концов должен одержать победу.

— Будет ли эта комиссия обладать властью принимать решения или же она будет наделена лишь рекомендательными функциями?

— В городском законодательстве указано, что, если нет свидетельств неправомерного поведения комиссара полиции, за ним остается последнее слово при обсуждении всех вопросов, непосредственно затрагивающих полицию. Его решения не вправе отменить ни я, ни губернатор Кулидж.

— Таким образом, наши возможности ограниченны.

— Да, сэр. Но если иметь в виду, с каким огромным уважением относятся к вам не только в штате, но также на федеральном уровне, я более чем уверен, что ваш совет воспримут как должное.

— Когда следует сформировать такую комиссию?

— Безотлагательно. Уже завтра, если возможно.

Сторроу открыл графин с бренди. Питерс подставил стакан, и Сторроу налил ему.

— Что касается полицейского профсоюза, — заметил он, — то их слияние с Американской федерацией труда представляется мне немыслимым. Я хотел бы встретиться с представителями этого профсоюза как можно скорее. Завтра днем. Вы можете это устроить?

— Будет сделано.

— Что вы думаете о комиссаре Кёртисе?

— Озлобленный человек, — ответил Питерс.

Сторроу кивнул.

— У меня сложилось такое же мнение. Когда он занимал должность мэра, я был попечителем в Гарварде, и несколько раз мы с ним встречались. Я помню только его озлобленность — пусть подавленную, но совершенно ужасную, замешанную на ненависти к себе. Когда такие люди обретают власть после длительного пребывания в опале, это вселяет беспокойство, господин мэр.

— Согласен, — ответил Питерс.

— Такие люди перебирают струны, когда пылают города. — Сторроу издал долгий вздох, и выпущенный им воздух наполнил комнату; казалось, тот наблюдал столько веков людской глупости и саморазрушения, что будет кружить по бильярдной до завтрашнего дня. — Они обожают пепел.

В середине следующего дня Дэнни, Марк Дентон и Кевин Макрей встретились с Джеймсом Дж. Сторроу в роскошном номере отеля «Паркер-хаус». Они принесли с собой подробные доклады о санитарно-гигиеническом состоянии всех восемнадцати полицейских участков и анализ динамики заработной платы по тридцати другим городским профессиям — уборщики, докеры, трамвайные вагоновожатые, — в сравнении с которой жалованье полицейских выглядело ничтожным. Все это они разложили перед Джеймсом Дж. Сторроу и тремя другими бизнесменами, вошедшими в его комиссию. Те просматривали их, то удивленно покачивая головой, то хмыкая, так что Дэнни стал опасаться, не слишком ли много козырей они сразу выложили.

Сторроу хотел было взять из пачки очередной доклад патрульного, но передумал и отодвинул ее в сторону.

— Достаточно, — произнес он негромко. — Вполне достаточно. Нет ничего удивительного, джентльмены, что вы чувствуете себя заброшенными в том самом городе, который защищаете и охраняете. — Он глянул на трех своих коллег, и все они, как по команде, с сочувствием закивали. — Это стыд и позор, джентльмены, хотя далеко не вся вина лежит на комиссаре Кёртисе. Такое происходило еще при О’Мире, на глазах у мэров Кёрли и Фицджеральда. — Сторроу поднялся из-за стола и пожал руки сначала Марку Дентону, потом Дэнни, потом Кевину Макрею. — Приношу свои глубочайшие извинения.

— Спасибо, сэр.

Сторроу прислонился к столу, по-прежнему глядя на них.

— Что же нам делать, джентльмены?

— Мы лишь хотим получать по справедливости, сэр, — ответил Марк Дентон.

— И в чем же для вас состоит справедливость?

Дэнни произнес:

— Ну, сэр, для начала — повышение зарплаты на триста долларов в год. Никаких спецзаданий и сверхурочных без компенсаций, сопоставимых с компенсациями в тридцати других сферах деятельности.

— А еще?

— А еще, — вступил Кевин Макрей, — отменить правило, согласно которому мы должны сами оплачивать свою форму и снаряжение. А еще речь идет о чистых служебных помещениях, сэр, о чистых кроватях, о туалетах, пригодных для использования, об уничтожении крыс и вшей.