Выйдя из машины, он увидел, что отец стоит в переулке и разговаривает с каким-то маленьким человечком. Пока отец говорил, тот все кивал и кивал. Подойдя ближе, Томас услышал, как отец спрашивает:

— Ты по-прежнему общаешься с Бохом?

— С Эрни? — Коротышка закивал. — Он был женат на моей старшей сестре, развелся с ней, женился на моей младшей сестре. Они счастливы.

— Он все такой же мастер?

— Его Моне, которого Эрни сделал за выходные, висит в Лондоне в «Тейт» с тридцать пятого года.

— Отлично, привлеки его к этому делу. Заплачу премиальные.

— Не нужно ничего платить. Только не звони этому шаману.

— Я же не тебе собираюсь заплатить, а твоему зятю. Он мне ничем не обязан. Так что дай ему знать, что он получит как положено, по рыночной стоимости. Но заказ очень срочный.

— Я все понял. Это твой сын?

Они развернулись и оба посмотрели на Томаса, какая-то печаль промелькнула в глазах отца, тяжкое сожаление.

— Да. Не волнуйся. Он сегодня кое-что повидал. Томас, поздоровайся с Бобо.

— Привет, Бобо.

— Привет, малыш.

— Мне нужно переодеться, — сказал Томас.

Отец кивнул:

— Ну так иди.

Он переоделся в чистое в туалете в глубине клиники. Намочил в раковине штанину старых брюк и, как смог, обтер ноги. Скатал их, в пятнах мочи, вместе с трусами и забрал с собой в смотровую, где отец как раз совал в руки доктора Блейка пачку банкнот.

— Просто выбрось, — сказал отец, увидев старую одежду.

Томас заметил в углу комнаты мусорный бачок и положил свой сверток рядом с окровавленными лохмотьями, оставшимися от рубашки Диона.

Он услышал, как доктор Блейк говорит отцу о том, что у Диона повреждено легкое и что руку нужно держать неподвижно как минимум неделю.

— Неподвижно — это значит, что он не должен ею шевелить?

— Шевелить он может, только чтобы не было никаких резких движений.

— А если в следующие несколько часов я не смогу оградить его от этого?

— Тогда шов на артерии может разойтись.

— И он может умереть?

— Нет.

— Нет?

Доктор Блейк покачал головой:

— Не может, а умрет.

Дион все еще был без сознания, когда его погрузили на заднее сиденье машины, натолкав между ним и спинками передних сидений старых собачьих подстилок, чтобы Дион не скатился и не ушибся. Они опустили все окна в машине, но все равно вокруг воняло собачьей шерстью, собачьей мочой и больными собаками.

— Куда мы едем? — спросил Томас.

— В аэропорт.

— Мы летим домой?

— Да, попытаемся вернуться на Кубу.

— И те люди тогда не станут за тобой гоняться?

— Вот этого я не знаю, — сказал Джо. — Но у них точно нет причин гоняться за тобой.

— Тебе страшно?

— Немного. — Джо улыбнулся сыну.

— А как тебе удается не показывать этого?

— Просто сейчас как раз тот случай, когда думать важнее, чем чувствовать.

— И о чем же ты думаешь?

— Я думаю, что нам необходимо выбраться из города. И еще я думаю, что тот, кто пытался причинить нам вред, поставил себя в крайне неудобное положение. Он пытался убить дядю Диона, а у него это не получилось. Он пытался убить еще одного моего друга, но мой друг тоже сумел остаться в живых. И полиция здорово рассердится из-за того, что случилось сегодня в кондитерской. И мэр, и торговая палата тоже. Думаю, если нам удастся попасть на Кубу, этому человеку придется вести переговоры о мире.

— А куда подевался торт?

— А?

Томас стоял на коленях на переднем сиденье, глядя назад, на собачьи подстилки.

— Torta al cappuccino дяди Диона?

— При чем здесь торт?

— Он стоял за задним сиденьем.

— Мне казалось, Диона подстрелили, когда он был в кондитерской.

— Так и было.

— Тогда… Погоди-ка минутку. О чем ты говоришь? — Джо поднял глаза на сына.

— Но он успел поставить торт в машину.

— После того, как началась стрельба?

— Ну да. Он подошел, велел мне пригнуться. Он накричал на меня. Сказал, чтобы я лег на пол.

— Ясно, — сказал Джо. — Ясно. И все это происходило уже во время стрельбы?

— Да.

— И что же было потом?

— А потом он поставил торт на пол и пошел обратно.

— Это какая-то бессмыслица, — сказал Джо. — Ты уверен, что все правильно запомнил? Там столько всего происходило, и ты…

— Папа, — сказал Томас, — я уверен.

Компания «Импорт-экспорт Коглин — Суарес» перевозила большую часть грузов на самолете-амфибии Груммана «Гусь»[160]. Этот самолет Эстебан Суарес приобрел у Джозефа Кеннеди, банкира, торгового представителя и кинопродюсера, еще во второй половине тридцатых — после того как Кеннеди решил завязать с бутлегерством, на котором и сколотил свой основной капитал.

Джо встречался с Кеннеди всего пару раз. Оба были Джозефы, оба ирландцы, оба из Бостона: Джо — из южной части, Кеннеди — из Ист-Сайда. Оба были бутлегерами. Оба умны и энергичны.

И они оба возненавидели друг друга с первого взгляда.

Кеннеди, насколько понял Джо, не принял его, потому что Джо воплощал собой худший тип ирландца-бутлегера и даже не пытался этого скрыть. Джо не принял Кеннеди по противоположной причине: тот ничего не имел против улицы, пока улица помогала ему делать деньги, но, возжелав подняться по социальной лестнице, стал вести себя так, будто его капитал был даром небес в награду за благочестие и высокие моральные устои.

Однако бывший его самолет служил им верой и правдой пять лет, как и авиаторские таланты Фарруко Диаса, одного из самых психованных психов на свете, но пилота настолько одаренного, что он мог пролететь на «Гусе» через водопад и не замочить крыльев.

Фарруко дожидался Джо в аэропорту «Питер О. Найт» — на острове Девис, в десяти минутах езды от центра города, через скрипучий мост, который раскачивало от ветра. После начала войны «Питер О. Найт», как и многие другие, отдал в аренду правительству почти всю свою территорию и взлетные полосы и служил вспомогательным аэродромом, как «Клиауотер», «Дрю» и «Макдилл», обеспечивая Третье соединение военной авиации США[161]. Но, в отличие от других, «Питер О. Найт» оставался под управлением гражданских властей, хотя дядя Сэм мог в любой момент взять управление на себя, о чем Джо, к несчастью, напомнили, когда он съехал с главного шоссе и увидел Фарруко, который стоял рядом с «Гусем» по другую сторону ограды.

Джо подъехал ближе, вышел. Они встретились у ограды.

— Почему мотор не заведен?

— Не могу, босс. Мне не разрешают вылет.

— Кто?

Фарруко указал на диспетчерскую вышку, торчавшую за одноэтажным сараем, который служил залом ожидания для пассажиров.

— Вон тот парень. Граммерс.

Лестер Граммерс за последние годы получил от Джо и Эстебана не меньше сотни взяток, особенно когда они перевозили с Эспаньолы или Ямайки марихуану. Но с началом войны Лестер слишком уж часто вспоминал про свой патриотический долг как воздушный страж, вольнонаемный и вообще как человек, вновь уверовавший в расовое превосходство англосаксов.

Деньги он у них, разумеется, брал по-прежнему, но при этом выказывал больше презрения.

Джо нашел его на вышке, в компании двух местных диспетчеров. По счастью, никого из военных не было.

— У нас что, встречный грозовой фронт, о котором я не знаю? — спросил Джо.

— Нет. Погода отличная.

— В чем тогда дело, Лестер?

Лестер снял ноги с края стола и поднялся. Он был рослый, а Джо — нет, потому Джо приходилось смотреть на него снизу вверх, чего, очевидно, и добивался Лестер.

— Дело в том, — сказал Лестер, — что вылет вам запрещен. В любую погоду — и в плохую, и в хорошую.

Джо сунул руку в карман, старательно следя, чтобы полы плаща не разошлись, показав заляпанную кровью рубашку.

— Сколько?