До тех пор, пока прогулочная дорожка не сузилась. Перед глазами ренегата открылась картина, которую в сезон дождей он никак не ожидал увидеть.

— Сейчас… сейчас ведь только начало лета, — запротестовал дезертир, не веря тому, что рисовала ему явь. Может, он и не просыпался? Может, это кошмар из Серости? — Как такое возможно вообще?.. Как?..

Увы, Альдред бодрствовал. И уже давно.

— Ч-что случилось с травой? А деревья?..

Климат в Саргузах действительно своеобразен — даже относительно остального Ларданского Герцогства. Чего и говорить о Полуострове в целом.

Западный Аштум в принципе огромен. Материк простирается от зоны вечной мерзлоты, вдаваясь в безжизненный Ледяной Щит, и тянется до субтропиков, из которых и выдаётся Полуостров.

Самый благоприятный уголок на континенте — самый солнечный, умеренно сухой и наиболее пригодный для жизни человека.

Полуостров берет своё начало на пересечении главного горного хребта — Альдов — с бывшими землями варваров, откуда доходят морозные ветра с Ледяного Щита. Значительно ослабшие, но преподносящие северянам неприятные неожиданности в виде редких метелей и устойчивого снежного покрова по неделю-две.

Дельмейскими дорогами и судовыми переправами странник попадёт верст через тысячу на Южный Берег. Соответственно, ни о каком тропическом климате не может идти и речи. Расстояние уж больно мало.

Но Саргузы нагло перечёркивают условности картографии. Всему виной географическое расположение над сварливым Тропиком Водолея — и Ларданы. Неприступные зубы Полуострова, раздирающие небосвод.

Эти два фактора и создают аномалию в начале лета — сезон дождей, который до боли знаком жителям Востока. Недаром и не в последнюю очередь по этой причине на Полуострове Город презрительно прозвали Вратами Экватора.

Здесь произрастает удивительное разнообразие совершенно чуждых Западу растений, восточных эндемиков. Те, что особенно требовательны к осадкам, но дозированно. Сезон дождей способствует буйству красок и бурному росту растительности. А то, что увидел Альдред, выбивалось из общей картины.

Трава иссохла и пожелтела, больше напоминая сплетения колючек. То же самое — хвалёная шумайская хвоя. Окружающие дубы растеряли листву — куда делась, кто бы знал. Но и это не самое страшное. За деревьями в Саргузах, что вплетены в городское пространство, тщательно следили. Эти же как будто изуродовала непонятная, зловещая сила не от мира сего.

Стволы изогнулись и перекрутились чуть ли не по спирали. Ветви отогнуло так, будто деревья испытали самый настоящий, животный ужас — и вопили, хоть и не имели ртов. Кора местами пузырилась так, будто древесина под ней взбухла от образовавшихся бляшек. Это напоминало запущенный остеоартрит у стариков.

Естественно, ничего подобного Флэй никогда не видел. Что хуже, не мог с лёту понять, с чем связана такая аномалия. Одно он знал наверняка: растительность в этом месте попросту погибла. Но в чём причина?..

Ренегат остановился на месте, пытаясь как-то связать воедино всё то, что видел, слышал и ощущал. Казалось бы, здесь поработал чернокнижник, чья губительная порча отравила саму почву тут. Но нет. И тут свою руку приложила Чёрная Смерть.

Альдреду вспоминались рассказы бесславно погибшего миротворца. Он ведь рассказывал о том, что в госпитале Сестёр Милосердия полным-полно трупов, из которых прорастал чёрный нектар. И его кристаллы выбрасывали нечто губительное в воздух, эмитируя заразу и дальше.

Значит, предатель двигается в правильном направлении. Хоть что-то радовало.

— Чума работает не только на уничтожение людей, — догадывался дезертир с замершим сердцем. Лицо его, белое, как мел, вдруг почернело. — Это и экоцид. Ламбезис. Сукин же сын. Он ведь знает! Всё знает!..

Для чего архонту изничтожать землю, которую он же успешно отвоёвывал своими ордами упырей? Это было известно только одному Актею. Как бы то ни было, эмиссия Чёрной Смерти в атмосферу с уничтожением флоры и фауны — не просто побочный эффект. Часть замысла, не иначе. Ведь когда одни лишаются жизненного пространства, другие, наоборот, его приобретают…

Невесть, какой по счёту приступ никчёмной агрессии к Киафу Смерти потух, не успев и распалиться. В тумане он заметил человеческие силуэты. Пригляделся — конечно же, нет. Фигуры упырей. Куда бы ни повернул голову, видел только их.

Они приближались к нему. Надвигались, будто волна. Окружали со всех сторон…

Инстинкт самосохранения не сработал. Впервые в жизни Альдред и не помыслил о том, чтобы сделать хоть что-то. Перед ним даже не стоял вопрос о том, бить или бежать. Он просто… застыл на месте. Ибо что одно, что другое казалось бессмысленным.

Флэй устал бороться за свою жизнь. Как бы отчаянно он ни выгрызал своё право на новый рассвет, каждый следующий день оказывался сложнее предыдущего. Чёрная Смерть осаждала со всех сторон, стравливая его с волками в овечьих шкурах. И сейчас мор везде, куда ни плюнь. Это конец. Маршрут прерван.

Если бы.

Вскоре беглец почувствовал что-то неладное. Гули его будто бы не почуяли, не увидели. Они медленно плелись по направлению к нему, но при этом, казалось, не обращали внимания. Их счёт шёл на десятки, но ни один упырь не заинтересовался им.

«Что за хрень?» — думал дезертир.

Зараженные, шатаясь, будто пьяные, подобрались достаточно близко, чтобы он сумел их рассмотреть. Людоеды бездумно мигрировали, будто скопище рогатого скота. Несколько надвигались прямо на него: согбенные, отстранённые, словно ушедшие глубоко в себя. Сытости твари не знали. Дело здесь в другом.

Ренегат всмотрелся в одного из них, рискнув подойти почти вплотную. Ноль реакции. Бормоча пересохшим языком себе что-то под нос, он проковылял мимо. Предатель провожал его взглядом. Ему удалось расслышать только несколько слов, что никак с реальностью не вязались:

— Дай… согреться. Вечером приедет… бабушка Чечилия.

— Это какой-то сюр, — вслух прошипел Альдред, как вдруг осёкся. Дурак. Не удосужился головой подумать.

Ему повезло. Проходившие мимо гули никак не отреагировали даже на его голос.

— Помнишь? Краба поймали… Вкусный.

— Сапожки дочке… А получка… В таверне.

Флэй впал в ступор, даже не замечая, как прямо на него прёт упырь. Они столкнулись. Тварь толкнула его торсом. Ренегат повалился на мостовую, стал отползать. Но заражённый только склонил голову на другой бок и в том же темпе последовал за своими братьями по несчастью.

Губы дезертира скривились. Казалось бы, повод порадоваться, но что-то не давало ему покоя. Альдред перестал как-либо вселять любопытство в орду заражённых.

Почему? Должно же было быть внятное объяснение!

Он поднялся на ноги не без труда. Быстренько отряхнулся. Взял меч поудобнее. Мельком поглядел по сторонам. Упыри собрались не просто в орду, а в целый речной поток, сквозь который придётся проталкиваться. Альдред решил ускориться.

Как бы там ни было, у него есть все шансы без происшествий добраться до Госпиталя. Этим и занялся. Он петлял между заражёнными, воротя нос от гнилостного смрада, что те разносили. Твари собрались разной степени разложения. Некоторые и вовсе ползли, но ведь ползли — слепо, в надежде отыскать пропитание.

Убивать кого-то из орды по дороге ренегат не собирался даже. Казалось, бессмысленно. Да что там, просто страшно: внимание тварей наверняка бы не обошла гибель ещё одной такой.

И страх медленно, но верно подтачивал нервы предателя. Кровь у него в жилах стыла. Зубы отбивали бойкий танец: морозило, хоть и распогодилось, а туман стал тёплым. Он до самого конца был уверен, что вот-вот на него нападут. Что Актей Ламбезис попросту потешается над ним. И как только игрушка наскучит, избавится от него.

— Я… Поверить не могу. Охренеть. Вот дерьмо. Чтоб тебя, — дрожащим голосом время от времени бормотал дезертир. Но, как ни крути, ситуация не менялась.

Ещё никогда Флэй не испытывал того, что ощутил в самой гуще орды. Небывалое чувство единения — и в то же время отчуждения.