— А это мысль, — заметил Флэй. Он сдвинулся с места и побрёл дальше по улице.

Мозг его отчаянно требовал объяснений. Увы. Не так быстро, ведь не всё так просто. Требовалось провести более глубинный анализ.

Им обоим было лет не мало. И хотя пожилой богатырь отличался недюжинной силой, болезнь овладела им в течение уже первых суток. Либо братья по оружию на него надышали с излишком, либо дело обстояло иначе.

Цанци жил бок о бок с заражёнными. Люмпен уж точно заболел и сам, хоть и не подавал вида. Соответственно, у него на момент встречи зараза проистекала в зачаточном состоянии. Развивалась медленно. Причины не столь важны. Однако Флэй склонялся именно к такому варианту: профессор подкинул ему чуму.

Ренегат имел неосторожность убрать респиратор, когда они с Маттео встретились. Не думая о последствиях, беглец накинулся на бродягу с тесаком. Тот исторгал зловонное, миазматическое дыхание прямо в лицо ему. Тогда дело оставалось за малым.

Эврика! Вроде как. Но и это ещё не всё.

Судьба Марио Валентино могла пролить свет на заражение Альдреда куда действеннее, чем того же Цанци. Миротворца и предателя сближало отчаяние, которое им обоим пришлось пережить. Старик слегка тронулся умом, испытал небывалый стресс, потеряв боевых товарищей. У Флэя тоже из-под ног ушла земля, едва стало ясно, что сестра Кайя убралась из Города, оставив своего воспитанника на произвол судьбы.

— Вот оно… — Дезертир нащупал истину.

Античных врачей никакая Церковь не сковывала в исследованиях. Кто как бы ни хаял язычников, нынешние доктора охотно пользуются наработками своих коллег из прошлого и с нынешнего Востока. Из их терминологии в обиход со временем вошло такое слово как «иммунитет». Сопротивляемость болезням.

Лекари предполагают, что между ней и равновесием есть определенная связь — как духовным, так и телесным. Человек, питающийся разнообразно и не претерпевающий стресс, менее подвержен заболеваниям, чем тот, кто коснулся дна во всех смыслах.

Как и Марио Валентино. Как и сам Альдред Флэй.

Дезертир неуклонно шёл к болезни уже давно. Быть может, с тех самых пор, как у Левого Клыка потонул парусник персекуторов.

В хождениях по Саргузам предатель задействовал последние внутренние ресурсы. Реалии Города не давали ему передохнуть.

Здесь не доел, там не спал — и пожалуйста. Помножить на переломные моменты жизни, коих сполна, — и вот он, лёгкая жертва Чёрной Смерти.

— Я с самого начала запорол эту партию, — проворчал себе под нос ренегат.

Жжение. Ему жгло лёгкие. Свербело в трахеях. Ни с того, ни с сего в горло поднялась чумная слизь. Пропуская воздух в дыхательные пути, вязкая жижа затрепетала. Дезертир закашлялся. Сплюнул на мостовую сгусток мокроты.

Перед глазами предстали все оттенки болезни. Зеленый студень с кроваво-красным шлейфом и чёрными вкраплениями. Харкал первый раз Альдред совсем недавно. И ведь уже всё стало на порядок хуже. То ли ещё будет, подозревал он.

Люмпен погиб не зря. Ведь перед этим выложил все три варианта, которые могут ожидать ренегата. Сам Альдред подозревал: его ждёт почти то же самое, что и паосцев из Клоаки. Постепенно беглец потеряет рассудок. Он утратит контроль над собственным телом. Его охватит морок. Из костей начнёт пробиваться чёрный минерал. Затем рано или поздно Флэй примерит на себя личину упыря и пополнит орды нелюдей.

— Без шансов, — проронил дезертир.

На глазах непроизвольно выступили слёзы. В детстве Альдред немало их пролил. На его рыдания всем было плевать. Со временем Флэй расценил это как никчёмную слабость. Подавлял в себе во что бы то ни стало. И даже когда речь зашла о неотвратимой гибели, не позволил себе расслабиться. Запретил ныть, роптать, скулить и стонать. Хладнокровно утёр тыльной стороной ладони влагу с краёв своих век.

Ещё миг назад его обуревал спазм. «Так нечестно!» — думал он, будто впал в детство. Простота душевная.

Лицо его преобразилось тут же, став каменным. Ни тени огорчения. Только холодная злоба. Реальная жизнь во всей своей полноте — далеко не про честность.

Судьба любого человека — это нелепая, бессмысленная история о несправедливостях, лишениях и стремлениях. Борьба с фатумом, обществом, самим собой, природой и сверхъестественным. Серая линия, на которую наносят белые крестики да чёрные пунктиры. Так проистекает время, бедное на события.

Не так важен конечный пункт назначения: как правило, за ним новая пустота. Сам путь — вот, что имеет значения. И человек либо проходит его, либо всё также варится в непроглядной бездне обыденности.

Отчаяние в который раз уложило Флэя на лопатки. Напомнило о том, что ренегат проиграл свою напрасную войну против мира. Ведь в нём зреет Чёрная Смерть, неотвратимый рок. Его мирские страдания рано или поздно будут пресечены.

Дезертир станет пленником заражённого тела, пока дождь, лучи солнца или выживший не обрубят его связь с реальностью. Иными словами, до окончательного покоя времени у него предостаточно.

В пору было бы упасть на Прощальную Розу. По сути, дальше Альдред мог не смотреть эту пьесу. Исход его жизни казался очевиден. Только вот предатель никогда не искал лёгких путей. Он не мог позволить себе слабость, хоть и знал, что силой ничего не решил бы. Все те годы, что Флэй топтал бренную землю, он пытался обрести счастье.

У него получалось. Но чаще это самое счастье попросту отнимали у него. Люди, случайности, сама судьба — не важно. Впрочем, не повод опускать руки.

Гадать, сколько времени осталось до превращения в людоеда, дезертир не решался. Он мог убить себя сам. Или, если кишка тонка, просто встать и дождаться орду, которая бы растащила его по кускам.

— Тоже не вариант.

Боль от рваных ран лишь подчеркнула бы его никчёмность. Жалкая, прозаичная смерть. Себя таковым ренегат наотрез отказывался считать. Чего-то да стоит всё-таки. Не для того Альдред претерпел столько страданий, чтоб всё закончилось вот так.

Отыскать лекарство он даже не надеялся. Пусть Флэй умрёт в попытке выкарабкаться, не зная, как, но это всяко лучше, чем уже сейчас на себе ставить крест.

А там — будь, что будет. Важнее всего понять, куда отныне следовать. Ибо заражённого нигде не ждут. Священная Инквизиция, прознав о болезни, просто ликвидирует его и спишет со счетов. Выжившие будут гнать его, если им известно, как протекает инфекция. По всей видимости, среди смертных друзей у него не осталось.

Ренегат призадумался. Подсознание терпеливо дожидалось момента, когда сможет поднять на поверхность крамольную мысль: есть и другой путь.

— Я ведь могу… — начал было дезертир, как вдруг осёкся. Он заговорил о том, что до конца не понимал.

Может быть, беглец правильно оценил свою историю болезни. Но не стоило забывать об архонте. Актей Ламбезис выбрал его. Имел большие планы. Ждал тесного сотрудничества. Неважно, сам язычник одарил его заразой, либо же оставил всё, как есть, когда они встретились в последний раз. Дельмей возлагал большие надежды на ренегата и хотел, чтоб именно с ним сошёлся некий Бог из Пантеона.

Да. Пусть Альдред Флэй — это Киаф, что бы на самом деле это ни значило. Важнее всего то, что на него смотрят. Внимательно. Придирчиво. Отчасти только в руках дезертира, выберет ли его энный Бог.

Ламбезис по природе своей был могущественен. И явно более жизнеспособен, чем прочие Киафы Бога Смерти. Но Актей сжульничал, устранив других претендентов так или иначе. Хотя это как посмотреть. Он также сделал всё, чтоб Неназываемый слился с ним.

Флэй понятия не имел, кто его тёмный попутчик. Тем более не ведал, где искать прочих кандидатов. Их могло разбросать по обеим сторонам света. Жизни не хватит, чтоб перебить всех. Перед Альдредом открывался только один путь: показать Богу, что именно он — самый достойный из всех Киафов.

— Но как?.. — озадачился дезертир. Ответ пришёл, откуда не ждали.

Тяга к жизни.

Предатель должен показать свою силу, жизнеспособность и целеустремлённость. Сделать всё, чтобы понравиться Богу. Действовать хоть и интуитивно, но верно! Куда бы Альдред ни пошёл, что бы ни вытворял, всё должно быть сообразно выживанию.