Заглядывать в будущее не дано даже Богу Смерти. Однако нечто подобное архонт и ожидал от Селевка. Киаф чувствовал: перед ним далеко не трус. Достаточно было слегка подтолкнуть, и вот превентор уже у него в кармане. Чистая работа.

— Правильный выбор, — обратился к нему Актей. Губы изогнулись в плотоядной улыбке: — Селевк…

Смутьян охнул, не веря своим ушам. Никто при Ламбезисе не называл его по имени. Он смекнул: это Прародитель видит его насквозь. Но отнюдь, его это не отталкивало. А наоборот, притягивало.

Если уж перед Грастом превентор, как на ладони, значит, он уверовал в него. Принял целиком, в отличие от Ауксилии. А это дорогого стоило.

Как ранее перед Галактионом, Селевк преклонился перед Ламбезисом и Неназываемым. Он опустил голову к подбородку и уверенно заявил:

— Мой меч служит Смерти.

Актей поглядел на него сверху-вниз с отеческим великодушием и велел:

— Встань, некромант. У нас впереди много работы.

И тот повиновался. Вытянулся в полный рост и расправил широкие плечи.

— Что прикажете?.. — с готовностью отозвался Селевк.

Для Ламбезиса превентор действительно мог сделать кое-что уже сейчас. Но не более того. Архонт не был дураком, иначе бы не достиг тех высот, что уже покорил. Этот некромант предал своих. И чем бы ни руководствовался, важен сам факт. Предательство — это моральная патология, исключать которую не стоит. Рецидив не заставит себя ждать, нужен лишь повод. Но это вовсе не значит, что Актей отказал бы себе в игре Селевком.

Вольнодумец мог и был готов сослужить службу Киафу в таком виде. Но куда надёжнее он стал бы, если бы всецело подчинился сознанию Прародителя. Об этом Ламбезис решил поразмыслить попозже. Сейчас его волновало далеко не это.

За их спинами кокон стал судорожно подрагивать. Как вдруг порвался, будто разошлись все швы. Из своего рода утробы на мостовую вывалилось нечто не от мира сего. Чистый плод некромантии от плоти ауксилариев и виверн. Его оставалось разве что удобрить чёрным нектаром. И тогда у Ламбезиса появится новый ручной зверёк.

Не более, чем эксперимент на скорую руку. Создать упорядоченную жизнь в Аштуме — дело практики. Путём проб и ошибок архонт мог добиться чего-то настолько же прекрасного, как разумные гуманоиды. Та же Жизнь, но вдохновленная Смертью.

Как бы то ни было, торопиться не стоило. Чтобы саженцы выросли в щадящих условиях, сперва стоило позаботиться об устранении сорняков. А таковых в землях по обе стороны Экватора великое множество.

Тварь, перепачкавшаяся во всех возможных жизненных соках, зашевелилась. Рождение своё порождение мора обозначило громким гудящим воплем, который тут же перерос в утробный рык. Оно уже начало голодать.

Актей перевел взгляд на Селевка. Тот в ужасе наблюдал за чудовищем. На его лице проявилась улыбка. Хотел бы он властвовать над жизнью также, как его новый хозяин!

— Сделай-ка для меня вот, что…

День третий, позднее утро

Давненько Флэй так не орал. За оказанием себе первой помощи он успел пройти все мыслимые и немыслимые круги преисподней.

Топор вытащил на характере. Рану жгло, нервные окончания шипели, как на сковородке. На разорванную штанину выбрасывало кровь. Причём в избытке. Альдред не брался ответить себе, задел ли пацаненок артерии. Дезертир зашипел, как змея.

Антисептиком щедро полил края раны. Зачерпнул ещё горячей золы из очага, который ссыпал между делом в железное ведро.

Медиком ренегат не был, и горько пожалел, что Гараволья не был рядом в трудную минуту. Даже фисакора с дуру не взял. По крайней мере, помнил, что пепел стерилен. А ещё он может запечь рану. На это и расчёт.

Опрокинул совок в место, где рассекло плоть.

Вопль наполнил подвал. Маяки заплясали в глазах. Давление отяжелило виски. Удушающий запах горелого мяса ударил в ноздри. Альдред глубоко вздохнул и стиснул зубы. Продел в ушко нить и принялся крючковатой иголкой зашивать рану. Каждый стежок давался труднее предыдущего. Пробило на скулеж.

Следовало буквально заставлять себя довершить дело до конца. Туго сшивал, себя не жалея. Капельки крови падали в ещё горячую золу, шипели, пускали парок.

Тогда-то дезертир и понял, откуда такая смертность в армиях феодалов. Какие им разработки Церкви в области полевой медицины? На простую солдатню банально жалко переводить лишний сольдо.

Проще новое пушечное мясо набрать с деревень, а калек — отправить восвояси. Если, конечно, те сумеют покинуть лагерь живьём. Сепсис, пресловутый сепсис, о котором Нико болтал без умолку.

Худшее осталось позади. Альдред выдохнул с облегчением, перебинтовывая себе ногу. Руки тоже обработал на всякий случай. Остатки медикаментов сгрёб обратно. Приложил усилие, чтобы встать. Рана постепенно успокаивалась. Но даже та кровь, что Флэй успел потерять, мало-помалу давала о себе знать.

Дезертир ослабел пуще прежнего. Вкупе с заразой его самочувствие больше напоминало полуобморочное состояние. Требовался отдых.

Ренегат ковылял по комнате, собирая то, что счёл необходимым. Прибрал к рукам фамильную аркебузу. Гнул спину, обшаривая карманы ещё живого, парализованного парня. Забрал рожок с порохом, пыжи, свинцовые пули. Затем разогнулся, морщась от боли, стянул один вяленый окорок и доплел до спальника. Медленно опустился на него. Положил рядом с собой аркебузу. Расслабился. Жевал прошутто.

Флэй размышлял о переполохе в подвале. До сих пор не мог поверить, что столько бед свалилось ему на голову. Ведь даже на островах он не получал столько увечий, как здесь, в Саргузах. Едва ли то была плата за его безрассудное выступление против Инквизиции. Просто-напросто не повезло. Но то ли ещё будет, подозревал он.

Инфекция удачно легла на отчаянье и горечь неудач. Альдред стал вдвое слабее. Не так ловок и сообразителен, как прежде. Так что его шансы подохнуть на пути в Акрополь становились всё более осязаемы.

Упыри, расхаживавшие по первому этажу, бесновались, пока ренегат спасал свою жизнь. Когда смолк он, затихли и они. Видать, поняли, что им не добраться до выжившего. По крайней мере, сейчас. Альдред слышал, как ноги каннибалов затопали прочь. Хотя это вовсе не значит, что все нелюди покинули здание. Наверняка кто-то остался дожидаться его в потёмках. И пусть. Флэй оправится и отправит их к праотцам.

«Я выживу. Обязательно», — повторял он снова и снова, как мантру.

Как бы то ни было, ренегат едва ли понимал, о чём болтает. Зараза только дала о себе знать, а какой-то неумёха уже умудрился вдарить ему топором по ноге. Владей Флэй целиком своим телом, этого бы никогда не случилось. Лекарства как такового нет. И кто знает, насколько усугубится положение дезертира в обозримом будущем.

Наевшись прошутто всласть, Альдред убрал остатки на глиняную плоскую тарелку, поставленную на табурет. Выпил пару пузырьков, чтоб сбить симптомы чумы. Реакция была моментальной. Дезертир закашлялся, отхаркнул несколько раз чёрные сгустки слизи.

Его мутило. Без сил он укутался в шерстяное одеяло. Пальцы легли на цевье аркебузы. Пот стекал градом. Одежда липла к его коже. Спать не хотелось. Он просто лежал. Выжидал, пока на улице не станет безопасно. Мало-помалу силы покидали его, мигрень усиливалась, его оглушая. Ренегат нежданно-негаданно провалился в сон через часа три. Всяко позднее, чем хотелось бы.

Оглушающий гром вернул беглеца в сознание. Странно. Из маленьких оконцев цоколя виднелся нежный золотистый свет заходящего солнца. Во всяком случае, людоеды разошлись по заброшенным зданиям в ожидании. Настало время выживших.

Снов он не видел. Казалось, между забвением и пробуждением прошло лишь мгновение. Пока дезертир спал, ничего в подвале толком и не поменялось.

Разве что старший из братьев издох, а младший перестал истекать кровью. Оба трупа охладели. Папаша их так и не вернулся. Видать, упыри съели его. Что ж, по крайней мере, судьба избавила его от рыданий над телами горемычных сыновей.