Не говоря ни слова, лишь слегка кивнув, я достал из рукава узкий металлический тубус, вынул эпистолу светлой принцессы, предусмотрительно захваченную с собой, и протянул светлому эльфу. Тот её с кивком принял, развернул и углубился в чтение. На этот раз тишина воцарилась почти абсолютная.

Пока Арайгниэль вникал в документ, я украдкой посматривал на него и думал: «Всё же скорее особист, чем транспортник. Вон – лицо вообще не меняется, даже глаза не движутся по тексту. Интересно, как он на самом деле отреагировал на строчку о “малой книге цвета безлунной ночи”? Похоже, мы это узнаем прямо сейчас».

Из-за грани доносится негромкий перестук и спокойное мастерское: «Ну, логично».

– О Дети Тьмы из Древнейшего Дома, – несколько замедленно промолвил сын Леса, дочитав письмо светлой принцессы. – Все пять томов сказок братьев Баллиэля и Плюмиэля, равно как и дневники Её Высочества, сиятельной Алуринель, находятся здесь, на территории Большой Усадьбы, и будут предоставлены вам незамедлительно, – тут страж из Древа Паутин будто намеренно взял паузу, но не дождавшись наших реплик, спросил тройку секунд спустя: – Желаете проследовать в библиотеку?

Коротко переглянувшись с нами, брат ответил, сохраняя абсолютное спокойствие и вежливость тона:

– Желаем видеть все, – сделал Энн мягкое ударение на последнем слове, – книги в наших покоях.

– Увы, о Ваше Высочество Энн, третий своего имени, – произнёс Арайгниэль, сохраняя неизменное выражение лица. – Я не обладаю полной информацией о третьем пункте пожеланий Её Высочества, сиятельной Алуринель. Прошу дать мне около часа для выяснение всех подробностей.

С последними словами он замер, склонившись и наверняка о чём-то (да уж понятно, о чём!) лихорадочно размышляя.

– Да будет так, – согласился Энн, милостиво наклонив голову.

– Благодарю Вас, Ваше Высочество мастер Энн, – с неуловимым облегчением проговорил старший страж, выпрямляясь и вставая. – Я немедленно отдам все необходимые распоряжения, – и с почти явным воодушевлением завёл традиционную шарманку прощания по всем нормам этикета.

Пока звучали каноничные «Рад был…» и «Ваше Высочество», я тихонько взял эпистолу Алуринель, вновь аккуратно убрал в футляр, его же поместил в рукав – в специальный кармашек, подумав при этом: «Мало ли что. Такие документы лучше не оставлять без присмотра».

Распрощавшись со мной в последнюю очередь, Арайгниэль, не мешкая, покинул малую восточную трапезную, прямо от входа разразившись тихим монологом, обращённым, очевидно, к Гуиндиэлю.

Не стали рассиживаться и мы: сделав по последнему глотку ко, встали и отправились на выход, где нас встретил уже примелькавшийся светлоэльфийский юноша и сопроводил к временно нашим покоям.

Тенета слов

В этой главе герои настаивают на своём.

Оказавшись в общей зале, мы отметили появление нового койника и нескольких блюд с, вероятно, печеньем, представляющим собой вычурные и пышные цветы из теста глубоко-песочного цвета. В очередной раз за это утро усаживаясь за стол и наливая себе свежего ко, я размышлял: «Вот забегал-то наш знакомый паучок, дай Ть… э-э-э… Свет ему сил и дальше хранить покерфейс его. Небось щас своими методами связывается с начальством, звенит паутинками, так сказать, выясняет, что стоит нам рассказывать, а что – показывать, и о чём надо умалчивать из всех его сил».

В задумчивом молчании наша компания провела едва ли больше десяти минут, как размышления прервали «трунь» от входа и голос Гуиндиэля, возвестивший:

– О Дети Тьмы из Древнейшего Дома, посыльные прибыли. Изволите принять?

– Пусть войдут, – ответил Энн.

Ветви двери разошлись в стороны, и к нам пожаловали трое короткокосых сыновей Леса: первый с выражением глубокой почтительности нёс на руках стопку из полутора дюжин тетрадей, каждая в переплёте зелёного шелка, два же других несли небольшие носилки, на которых покоились пять талмудов внушительного формата и изрядной толщины. Подойдя к столу носитель дневников с глубоким поклоном вручил рукописи вставшему Энну, а после помог оставшейся паре светлоухих перегрузить пятитомник на свободный от яств край стола. Затем, поклонившись ещё раз, троица удалилась.

– О, а вот и читать подано! – возрадовался я, переставая гадать о пауках и паутине, и обратился к близнецам: – Я так думаю, что сказки братьев Шарика и Пёрышка мы оставим на сильное потом.

– Кого? – хором прервали меня брат и сестра.

– Братьев Баллиэля и Плюмиэля, – поправился я и, глянув на обложку верхнего тома, дополнил: – Из старшей ветви Древа Знаний. Так, не сбивайте меня, – попробовал я вернуться к серьёзному тону. – Собственно, я уверен, что самое важное именно в дневнике за последнюю луну прошлого года. Именно тогда, судя по моим прикидкам, и должен был начаться весь этот э-э-э… абзац! Короче, брат мой, поставь ты уже эту стопку зелени на стол, – обратился я к Энну, всё ещё стоящему с дневниками, – и давайте почитаем.

Тёмный принц опустил дневники на стол, Эна, подскочив, ловко выдернула седьмой сверху – и угадала: на обложке кистью по шёлку были изящно выведены даты: «Триста шестьдесят седьмой – четырёхсотый дни пятисотого года Эпохи Добрых Соседей».

Открыв первую страницу, мы дружно и протяжно вздохнули – записи оказались почти не читаемы: мало того, что строчки плясали вальс и качучу разом и были большей частью безжалостно исчерканы, так ещё и весь лист размыло мелкими каплями, оставившими после себя белёсые разводы – то точно были слёзы.

– Ну-у-у, – протянула сестра. – Это будет несколько сложнее, чем представлялось.

– Минуточку, – тут Энн выдернул из стопки предыдущий исследуемому дневник, наскоро его пролистнул и сказал: – Вот, в этом томе похожее безобразие начинается примерно с середины.

– Ага, – понятливо кивнул я. – Значит, я малость промахнулся. Что ж – давайте попробуем разобрать хоть что-то.

Вооружившись на всякий случай парой листов чистого пергамента и стилосом, мы углубились в жизнь сиятельной Алуринель, начиная, для верности, с триста сорокового дня прошлого года. Достаточно быстро наловчившись отделять зёрна смысла от плевел велеречивых оборотов, свойственных Её Высочеству, мы обнаружили первое упоминание о «книга цвета безлунной ночи»: принцесса увидела её во сне, где «неясная фигура, обещая невиданное благо, убеждала манящим голосом приникнуть к мудрости и силе, скрытой меж страниц сего древнейшего тома». Произошло это в ночь предпоследнего полнолуния прошлого года. И на следующий же день Алуринель, пребывающая в то время в Малой Усадьбе личного имения, обнаруживает столь необычно разрекламированную книгу в одном из дальних углов собственной библиотеки.

Последней же ясно читаемой записью были строчки, полные восхищения и повествующие: «Мне открылась поистине высочайшая, божественная мудрость, заключённая в великолепнейшие стихи!»

Все последующие события пришлось буквально собирать пословно, выуживая редких драгоценных рыб читаемых слов из сетей зачёркнутого и луж размытого. Картина из сего скудного улова складывалась на редкость нечёткая, весьма абсурдная и достаточно пугающая. Получалось, что Её Высочество соблазнилась посулами книги (видимо, безопасная жизнь ненаследной принцессы в спокойной стране сказалась на критичности мышления), в ночь новолуния что-то сделала в центральной зале Малой Усадьбы, и начались «мрак», «ужас», «упадок» и «повальное истощение и умирание», «медленно расползающиеся». Особенно чудесно среди покаянных «я виновна пред Лесом» и «нет мне прощенья» смотрелись встречающиеся рядом друг с другом «невозможность рассказать о» и «страх мучительной смерти».

«Мать моя Тьма! – потрясённо думал я, всматриваясь вместе с братом и сестрой в исчерканные и просоленные строки. – И эту деву я – ну, вернее, Таор – пытался веселить?! Охо-хо-нюшки хо-хо, кто ж тебя так подцепил, сиятельная?»