— Болит? — предложила я, вспомнив его слова того дня.
Его взгляд остановился на моем, теперь настороженный.
— Да, — признал он с болезненным вздохом.
— У тебя травма? — я понимающе кивнула.
Джонни перевел взгляд с моего лица на свою ногу, на его лице появилось разочарованное выражение.
— У меня есть кое-что, хорошо, — пробормотал он себе под нос, а затем издал еще один взволнованный вздох, прежде чем выпалить: — Я испортил свою приводящую мышцу, когда мне было шестнадцать. Это было жестоко. Ничего не помогало, и это ставило под угрозу мою игру. Мне было постоянно больно, Шэннон. Постоянно. Физиотерапевт не помогал, и я больше не мог справляться с болью, поэтому я сдался и перенес операцию на Рождество.
Он казался сердитым на себя, что подтолкнуло меня спросить:
— И ты злишься из-за этого?
Джонни покачал головой, а затем провел рукой по волосам. Он молчал так долго, что я и не думала, что он собирается мне ответить, но потом он пробормотал: — Оно не заживает.
— Твоя нога? — прошептала я, беспокойство закипало во мне. — Или твои швы?
— И то, и то? — он предложил, покорно покачав головой, затем прошептал: — Все это.
Это было странное признание между двумя относительно незнакомыми людьми, и у меня возникло отчетливое ощущение, что Джонни не часто делился такими подробностями с кем-либо.
Он выглядел раздраженным, и я не была уверена, что это из-за того, что был травмирован или потому, что он рассказал мне об этом.
В любом случае, у меня было самое большое желание утешить его.
— Ну … — сделав паузу, я повернулась на сиденье, чтобы посмотреть на него, и собралась с мыслями, прежде чем сказать: — Обычно требуется гораздо больше времени, чем несколько недель, чтобы полностью восстановиться после операции. Ты не машина, Джонни. Процесс заживления требует времени. Товарищ по команде Джоуи в прошлом году перенес операцию по восстановлению подколенного сухожилия. Потребовалось пять месяцев, чтобы он вернулся в хорошую форму.
— Прошло десять недель, — парировал он, его тон стал жестким, отражая разочарование в его глазах. — Мой хирург сказал мне, что я на пути к полному выздоровлению, и мой врач разрешил мне играть через три недели после операции. Предполагалось, что это будет незначительная процедура, но это выглядит чертовски ужасно… — Джонни резко остановился и покачал головой, разочарованно выдохнув. — Это не должно занять так много времени, — повторил он, глядя на свое бедро, как на врага. — Это гребаный беспорядок.
— Тебе дали разрешение на игру через три недели? — я нахмурилась, — Это не кажется достаточно долгим сроком, чтобы твое тело исцелилось, — услышала я свой ответ мягким тоном.
— Да, ну, я исцелился, — фыркнул он.
— Джонни, — тихо сказала я. — Вероятно, тебе следовало вернуться к тренировкам только сейчас.
— Ты не понимаешь, — он покачал головой.
Нет, я определенно этого не понимала, но это не помешало мне сказать:
— Ты сказал, что твои швы не зажили?
Он бросил на меня настороженный взгляд, но ничего не ответил.
— Ты можешь мне показать? — я спросила, — Я много таких видела.
Я сыта ими по горло.
— Шэннон, у меня была операция на приводящей мышце, — выпалил Джонни хриплым голосом, в глазах было замешательство.
— Я знаю, — ответила я. — Но я видела миллион спортивных травм на ногах и коленях, так что, может быть, я могу сказать тебе, в чем проблема? — пожав плечами, я добавила: — Вероятно, это просто затягивается, потому что ты все время на ногах.
— Проблема не в моей ноге, Шэннон.
— О, прости, я просто предположила, потому, как ты хромаешь», — ответила я. — Это твое бедро?
— Нет, — невозмутимо ответил он.
Мои щеки из слегка теплых превратились в горячие, как печь, за то время, которое мне потребовалось, чтобы осознать, что травма Джонни расположена намного выше, чем я первоначально думала.
Мой рот сложился в букву — о, когда яркие образы отрезанных частей мальчика вошли в мой разум.
— Да, — насмешливо выпалил Джонни, выглядя одновременно расстроенным и смущенным. — О.
— Ну, я-я… — бормоча, я покачала головой и попробовала снова: — Я не знаю, как тебе с этим помочь.
— Расслабься, я не собирался позволять тебе изучать это, — бросил он в ответ, защищаясь.
— Прости, — прошептала я, совершенно подавленная. — Я не … э-э, поняла, где это было.
— И, кстати, — добавил он, прищурив глаза, — я перенес операцию на паху, а не на члене, так что я был бы признателен, если бы у тебя были факты прямо перед тем, как ты начнешь болтать об этом.
Что?
— Болтать? — мои глаза переместились с его лица на промежность, неудержимая реакция, когда я услышала слово «член», исходящее из его рта. — Я не…
— Я знаю, как девушки любят сплетничать, — выпалил он, сжав челюсти. — Черт, что я делаю?
Я уставилась на него.
— Сплетничать?
Он был серьезен?
— Слушай, просто забудь, что я тебе все это говорил, — фыркнул он. — Уже поздно.
Протянув руку между нами, он накрыл большой рукой рычаг переключения передач и переключил передачу.
— Куда тебя подвести?
— Понятия не имею, — у меня перехватило дыхание.
— Что? — он повернулся, чтобы посмотреть на меня.
— Что? — я заерзала на своем месте.
— Твой адрес, Шэннон, — он нетерпеливо забарабанил пальцами по рулю. — Ты должна сказать мне, где ты живешь, чтобы я мог отвезти тебя домой.
— О, — Боже. — Прости. Эм, Элк — террас в Баллилаггине.
Коротко кивнув, Джонни выехал со своего парковочного места задним ходом, а затем переключил машину на переднюю передачу и помчался по школьной дороге.
Включив указатель, Джонни временно остановился, когда мы подъехали к въезду, наклонился вперед и проверил обе стороны, прежде чем молниеносно выехать на главную дорогу.
Откинувшись на спинку сиденья, я подняла руку, схватилась за ручку и сосредоточилась на подсчете проезжающих мимо нас машин, пытаясь отвлечься от навязчивого наблюдения за спидометром на его приборной панели.
Я чувствовала исходящее от него напряжение, его прежнее дружелюбие сменилось каменным молчанием, наш разговор, очевидно, стал катализатором смены его настроения.
Тишина, окутывающая нас прямо сейчас, была плотной и неудобной, и я была иррационально разочарована этим.
Я была более чем разочарована.
Я была потрясена.
Впервые за целую вечность я получала удовольствие. Расслабилась, подтрунивая туда, сюда, не опасаясь, ну, негативной реакции. А потом он вытащил ковер прямо из-под моих ног.
Я не ожидала, что это произойдет, и сожалела, что вообще вышла из той кабинки в туалете.
Когда Джонни потянулся через консоль и начал переключать компакт-диски в своей шикарной автомобильной стереосистеме, мне пришлось сесть на руки, чтобы не схватиться за руль.
Несколько мгновений спустя он остановился на песне, треке номер пять, и машина наполнилась знакомым гитарным вступлением, что на время отвлекло меня от тревожных мыслей.
Джонни увеличил громкость, и The Middle — Jimmy Eat World прогремели из автомобильных динамиков так громко, что я почувствовала вибрацию басов в своих костях.
Я любила эту песню и считала ее своим гимном.
Если серьезно, я ежедневно погружалась в тексты песен.
Если музыка исцеляла разбитое сердце, то текст этой песни успокоил мою душу.
Это было на микшированном компакт — диске, который девушка Джоуи приготовила ему на Рождество. Он, очевидно, не был в восторге от диска, который сделала для него Ифа, поэтому я стащила диск из его спальни в прошлом месяце во время случайного сестринского розыска выборочной проверки, и Джоуи еще не обнаружил пропажу.
В настоящее время он был в моем портативном проигрывателе дисков, где я слушала его на повторе каждый вечер перед сном.
Сосредоточившись на тексте песни, которую уже знала наизусть, я попыталась справиться со своими нервами, но ритм панк-рока, казалось, только подстегнул безумие в моем назначенном водителе, потому что в ту минуту, когда мы выехали на главную дорогу, Джонни вдавил педаль в пол.