Я двинулся к двери, но она снова схватила меня за руку, потянув назад.

— Подожди, ты с кем-то еще? — потребовала она, сжимая мою руку. — Так вот в чем твоя проблема? — Ее глаза расширились. — Боже мой! — воскликнула она. — Ты правда с кем-то!

Иисус.

О чем, черт возьми, я думал, связываясь с этой девушкой?

— Нет, Белла, у меня никого нет. — Высвободив руку, я покачал головой и разочарованно вздохнул. — Но я не с тобой. И я никогда больше не буду с тобой.

— До меня дошли слухи, Джонни! — Белла настаивала, игнорируя мои слова. — О тебе и новой девушке на третьем курсе. Я слышала, ты избил Ронана Макгэрри из-за нее. И я видела твою фотографию с ней в газете.

— Это не твое дело, — процедил я сквозь стиснутые зубы, изо всех сил пытаясь обуздать свой гнев.

— Давай, Джонни, — бросила она вызов. — Я никогда не была с тобой на фотографиях для прессы, а со мной у тебя были самые длительные отношения. Что за история с ней?

— Не твое собачье дело, — выплюнул я, теряя терпение. — Господи.

— Почему ты дрался с Макгэрри из-за нее? — потребовала она. — Почему Кормак сказал мне, что ты предупредил всю команду о ней?

— Я не буду обсуждать это с тобой, — предупредил я, качая головой. — Больше нет.

— Перестань увиливать от вопроса, Джонни, — прошипела она. — Если ты с другой девушкой, то я имею право знать.

— Я уже дал тебе гребаный ответ, — огрызнулся я, закончив с этим дерьмом. — Ты та, кто, кажется, не умеет слушать.

— Ты лжешь! Я вижу это по твоим глазам! — она кричала достаточно громко, чтобы разбудить мертвого. — Это написано у тебя на лице, Джонни. Что-то происходит между тобой и этой девушкой.

— Тебе нужно взять себя в руки, — сказал я тоном, пропитанным отвращением. — Выглядит жалко.

— Отлично, — усмехнулась Белла, выглядя совершенно разъяренной. — Если ты не скажешь мне, я спрошу у нее.

Мрачно улыбаясь, она добавила:

— Шэннон — так ее зовут, верно?

Да, к черту это.

— Ты будешь держаться от нее подальше, — прошипел я шепотом, зная, что мы были в пределах слышимости офиса.

Хотя Ди не доставит мне никаких проблем, я не хочу испытывать мистера Туоми, если он выйдет и увидит, что у меня проблемы с другой девушкой.

— Что бы между нами ни происходило, это дерьмо не имеет никакого отношения к Шэннон.

— В чем дело? — она дразнила, нажимая на каждую из моих кнопок. — Боишься, что я узнаю что-то, чего ты не хочешь, чтобы я знала?

— Я серьезно, Белла, — прорычал я, чувствуя, как во мне поднимается волна гнева. — Я здесь не дурака валяю. Держись от нее подальше.

— Ну, — задумчиво произнесла она, прищурив глаза. — Посмотри, кто сейчас проявляет эмоции.

Она была абсолютно права.

Я показывал эмоции.

Потому что мне было не все равно.

Я заботился о девушке, которую едва знал, намного больше, чем когда-либо о Белле.

Это было запутанно, запутанно и совершенно хреново.

Вместо того, чтобы признать это ужасающее новое развитие событий, я сказал:

— Оставь. Ее. В покое.

И тогда я сделал то, что должен был сделать, когда впервые увидел ее.

Я ушел от Беллы Уилкинсон.

— Я заставлю тебя пожалеть о том, что ты ушел от меня, — крикнула она мне вслед.

— Поверь мне, я уже сожалею, — крикнул я в ответ. — За то, что я вообще решил когда-то связаться с тобой.

В ярости я убежал от девушки, которая, казалось, была одержима желанием превратить мою жизнь в ад.

Переполненный горькими сожалениями и жгучим гневом, я завернул за угол главного здания, чувствуя, что в двух секундах от того, чтобы что-то сломать.

К сожалению для меня, этим чем-то оказалась девочка.

Не просто любая девушка.

Шэннон.

Шэннон

Я всегда понимаю, когда дома начинает назревать буря.

Я всегда это чувствую.

Это было похоже на какое-то шестое чувство, предупреждающее меня и мое тело об опасности и боли.

Весь день в школе в пятницу у меня было самое мучительное чувство страха, поселившееся в глубине моего живота. Это чувство преследовало меня весь день, и никакое количество глубоких вдохов или успокаивающих упражнений не помогло изгнать его из моего сердца.

Это так серьезно, мощно и ясно, что я на самом деле боюсь идти домой.

Выходки в среду вечером усугубили ситуацию. Это была ночь, когда мои родители кричали друг на друга так громко, что к двери подошла полиция, получив анонимный звонок о нарушении общественного порядка.

Ради своего спокойствия.

Потому что я позвонила им.

Потому что я боялась, что он причинит ей боль.

Злюсь я на маму или нет, я все равно не могу вынести мысль о том, что он избивает ее внизу, пока я прячусь в своей спальне, как последний трус. Джоуи снова остался у Ифы. А я недостаточно взрослая и храбрая, чтобы спасти ее самой.

К счастью, мой отец и пальцем не тронул маму, и как только он убедил полицию, что у его жены истерика, связанная с беременностью, он ушел на ночь из дома. Конечно, папа вернулся вчера утром с букетом цветов и обещанием никогда больше не делать того, что, черт возьми, он сделал в ту ночь.

Это снова сработало. Она обняла его и поцеловала, и я была совершенно уверена, что если бы она уже не носила ребенка в животе, то стала бы беременной после того, как провела утро, заперевшись с ним в спальне.

Я ненавидела ее.

Иногда больше, чем отца.

И вчера был именно такой день.

Когда я сегодня пришла в школу, у меня болела шея и отсутствовала надежда. О да, потому что, хоть папа и мама снова помирились, я все еще оставалась его любимой мишенью.

Видимо, он все еще не оправился от той фотографии, на которой я с Джонни.

Кое-что, о чем мне напомнили прошлой ночью, когда я по глупости побежала на кухню за едой и нарушила его распитие виски. Он добавил новые синяки к старым, и я провела большую часть ночи, обдумывая худшие из возможных мыслей.

К концу последнего урока дня мое тело было так напряжено, что я едва могла заставить свои ноги пройти по прямой от научного корпуса до главного здания, куда мне необходимо попасть.

Я знала, что должна вернуться домой, и эта мысль калечила меня.

Я не хотела, чтобы наступали выходные, а теперь они дышали мне в спину.

Это ужасающая перспектива.

У меня весь день была ужасная, мучительная боль в животе, которая граничила с невыносимой.

Мой разум был так перегружен, прокручивая список за списком потенциальных проблем, с которыми я могу столкнуться, когда войду в парадную дверь, что я не обращала внимания на дождь, льющийся на меня, или на студентов, проносящихся мимо.

Я ни на что не обращал внимания.

Потому что я знала.

Я просто знала глубоко в своем сердце и душе, что приближается опасность.

Я не знала, где, или когда, или как это может развернуться.

Но я знала, что это произойдет.

Однако опасность, которую я предсказывала, возникла преждевременно, когда я завернула за угол главного здания и столкнулся с массивной мужской грудью.

Я была настолько не готова к контакту, настолько глубоко погружена в свои мысли, что у меня не хватило времени устоять и предотвратить падение.

Я сложилась, как колода карт, около человека, в которого врезалась, и рухнула задницей на холодную, мокрую землю.

— О, черт, мне так жаль, — произнес глубокий, знакомый голос надо мной.

Мне не нужно было поднимать глаза, чтобы понять, с кем я столкнулась. Я бы узнала его голос, где угодно.

— Шэннон, ты в порядке? — Спросил Джонни, бросив свою школьную сумку на землю и наклонившись, чтобы помочь мне подняться.

— Я в порядке, — пробормотала я, отбрасывая его руку.

Мне не нужно, чтобы он прикасался ко мне. Он и так слишком сильно на меня влияет.

Не сводя глаз с бетона, я встала на четвереньки и поднялась.

— Мне так жаль, — продолжал он говорить.