Он медленно кивнул, его глаза были настороженными и неуверенными.
У меня перехватило дыхание.
— Ну, я хотела, чтобы ты знал, что она не доставит тебе никаких проблем. Я рассказала ей о тебе.
— Это то, о чем ты хотела поговорить? — Джонни смотрел на меня с опаской. — О твоей маме?
Я кивнула.
— Это и я разъясню мистеру Туоми, что между нами нет никаких разногласий.
Я тяжело вздохнула и выдавила из себя:
— Я также хотела извиниться за то, как рассталась с тобой прошлой ночью.
Плечи Джонни на мгновение напряглись, а затем я услышала его тяжелый выдох.
— Ты была права, — наконец ответил он. — Я слишком остро отреагировал и плохо справился с этим.
— Может и так, — предположила я, мой голос был чуть громче шепота. — Но тогда я не знала, что для тебя значит играть в регби.
— А теперь ты знаешь? — он спросил низким голосом, грубым тоном. — Теперь ты думаешь, что поняла?
— Нет, не совсем. — Я прикусила губу, прежде чем добавить. — Но теперь я понимаю твой страх, и мне легче понять, почему ты чувствуешь необходимость играть через боль.
Скованность в его плечах вернулась, и он так долго молчал, что я перестала ждать ответа.
— Ну, это все, что мне нужно было сказать, — прошептала я. — Пока, Джонни.
А потом я развернулась и ушла.
***
Как я и обещала себе, после этого я не искала Джонни Кавана.
Я прояснила ситуацию и ушла.
Весь день я избегала коридоры, по которым, как знала, он ходил между уроками — тех, которые наметила в предыдущие недели, — и избегала обеденного зала на большой перемене. Он сидел с огромной толпой игроков в регби прямо у входа, так что у меня не было возможности игнорировать его там.
Это было ненужное избегание с моей стороны, потому что в тех немногих случаях, когда наши пути пересекались в течение дня, Джонни покорно игнорировал меня: никаких улыбок, никакого зрительного контакта. А я, в свою очередь, делала вид, что мне все равно.
Я не должна интересоваться.
Я знала это.
Но я все равно продолжала это делать…
Как мазохистка, которой я и являлась, заинтересовалась им и провела свое расследование во время компьютерного класса в тот день. Поиск в интернете, не говоря уже о сарафанном радио от моих друзей, только укрепил то, что сказал мне Джоуи.
Джонни Кавана — большой человек.
Погрузившись в учебу, я пыталась блокировать все мысли о нем, но это было трудно сделать, учитывая, что он был темой на кончиках языков большинства людей в школе.
Казалось, мне не спрятаться от него.
Когда я призналась Клэр во время обеда, что Джонни подвез меня до дома, ее зрачки расширились так сильно, что я подумала, что у нее вот-вот случится инсульт. Признание, о котором я сразу пожалела, учитывая, что Клэр не оставила это без внимания.
Если она и не задавала мне вопросы о наших разговорах, на которые я бы все равно не ответила, то Клэр показывала на него в коридорах и рисовала сердечки “ Ш.Л + Д.К” в наших тетрадях для домашних заданий.
К счастью для меня, у меня был дар в отвлечении внимания и отрицании, и через несколько часов после ее провальных попыток, Клэр отказалась от получения от меня дополнительной информации. Я была рада, потому что не хотела, чтобы кто-нибудь знал, насколько я была в беспорядке внутри.
Она знает, что он мне нравится, и это уже достаточно плохо.
Единственной светлой стороной всего этого испытания был тот факт, что Ронан Макгэрри за весь день даже не взглянул в мою сторону. На уроке французского, вместо того, чтобы сидеть позади меня, он сидел на другой стороне класса и покорно игнорировал меня, как будто меня не существовало.
Я не желала ни от кого внимания, тем более от него.
Я не пропустила мимо себя свежий синяк под его левым глазом и разбитую губу, которая, по моим догадкам, появилась из-за Джонни.
Оставлять пальто дома по дороге на автобусную остановку после школы казалось глупой идеей, тем более что каждая деталь одежды, которая была на мне, промокла насквозь.
Нет.
Я покачала головой.
Если подумать, я бы предпочла утонуть.
Это было лучше, чем принять жалкое примирительное предложение моей матери, которое пришло в виде моего пальто.
В другие дни это был шоколад или чашка чая, или новая пара резинок для волос, или какая-то другая форма взятки, данная с намерением заставить меня замолчать.
Я прекрасно понимала, что текстовое сообщение, которое получила от нее на малой перемене со словами “Я не буду создавать мальчику проблем”, было отправлено в надежде получить ответное текстовое сообщение от меня с тем же сообщением.
Я не ответила по двум причинам.
Во-первых, у меня не былоденег на счету.
Во-вторых, она не заслуживала того, чтобы ее успокаивали.
Почему она должна быть спокойна, когда я провела всю свою жизнь в состоянии постоянного беспокойства?
Я оставила ее, угрожая рассказать обо всем директору.
Она была не единственной, кого сбила с толку моя непредсказуемая реакция. Я чувствовала себя животным в клетке, загнанным в угол.
Я никогда раньше не наносила такого ответного удара.
Я никогда не испытывала такого сильного желания сделать это.
Мой маленький акт неповиновения бесполезен, потому что я та, кто, скорее всего, пострадает от этого. Но, честно говоря, если бы я взяла свое пальто этим утром, это было бы то же самое, что закрыть глаза на то, что произошло.
И я отказалась это делать.
Когда я вошла в парадную дверь, я послушно проигнорировала своего отца, который хлопотал на кухне, и направилась прямо в свою спальню, зная, что скорее умру с голоду, чем войду на кухню и столкнусь с ним.
Трезвый или нет, я ненавидела его каждой клеточкой своего существа.
Вернувшись в “дом боли”, я закрыла дверь своей спальни, быстро сняла мокрую одежду, прежде чем надеть пижаму.
Краем глаза я заметила на своей кровати конверт с выгравированным на лицевой стороне гербом колледжа Томмен.
Протянув руку, я схватила конверт и вскрыла его.
Мои глаза расширились, когда я уставилась на бланк разрешения.
Его подписала моя мама.
Крепко зажав в руке листок с разрешением, я плюхнулась обратно на кровать и прерывисто выдохнула.
Я собиралась в Донегал.
Глава 22.Время в долг
Джонни
Каждую субботу, начиная с шести лет, я проводил день на поле с мячом для регби в руках и яркими мечтами, мелькающими перед глазами.
По мере того, как я рос, эти субботы превратились из перебрасывания мяча с моим отцом вмини-учения и матчи с моим клубом, в тренировки в Национальном институте регби дальнейшего развития — он же Академия — когда мне исполнилось четырнадцать.
Изменился распорядок дня, изменились подачи, но мечта осталась прежней.
Цель всегда была одна и та же.
Играть за свою страну. И быть лучшим.
В эту субботу все по-другому, потому что я в беде.
Потому что я облажался на тренировке в Академии.
Я показал свою слабость, и они раскусили меня. Я был медлительным и рассеянным, все утро ошибался направо и налево, пока тренер не вытащил мою задницу с поля в офис.
Он потребовал рассказать, что со мной не так.
Моя проблема была проста.
Я не мог двигаться правильно.
Мое тело разваливалось на части.
И в моей голове застряла девушка.
Врал сквозь зубы. Мне удалось выбраться из опасной зоны и избежать новых проверок и тестов, но все закончилось тем, что меня досрочно отстранили от тренировок и сказали вернуться на следующей неделе с ясной головой.
Не-черт возьми-вероятно.
Подавленный и деморализованный, я часами ездил по городу, пытаясь взять себя в руки.
С моим телом я ничего не мог поделать, но с моей головой?