— Мне нужен проводник, оружие и язык пустыни.

— Твоё оружие не металл и не огонь, — довольно улыбаясь, Далия сложила руки на груди. — Завтра на рассвете отвори последнюю дверь по этому коридору. Ты же наверняка уже нашла это место?

Я кивнула. Далия говорила о комнате, где на стене я обнаружила мечи.

Уже два дня как я оставил позади себя пологое каменистое предгорье в поисках пути к Дому Дэв. Дорогу к нему знали немногие. Храм Богини был спрятан не только за пещерными тропами и лиловыми деревьями, но и за горной пеленой водопадов. Ночью я шёл по звёздам, днём передвигался, опираясь на рассказы Али, который вместе с отцом время от времени доставляли туда провиант.

Всю дорогу, как назойливое насекомое, в мыслях ко мне возвращался последний день с Марией. Она совсем ослабла, когда я наконец донёс её до теплой чистой постели в одном из деревенских домов близ столицы Марьянм. Я знал, что люди любят её, и всё же оказался удивлён, что практически все жители знали сестру в лицо и пытались предложить свой дом для отдыха и ночлега. В тот же день за целителями в главный замок был отправлен гонец.

Но пока мы ещё были в пути, при виде умирающей сестры я поносил всех Богов на свете. И ту, которая даровала мне дар воды, и того, благодаря которому я от него избавился. Как выяснилось, в самый неподходящий момент. Потерять Марию было бы столь же невыносимо, как потерять своё собственное прошлое. Ни с кем я никогда не был так близок, как с ней. Она поддержала меня, когда я решил отправиться в Страну Песков. Именно она уговорила мать взять меня с собой в Турию. В конце концов с ней я разделил все невзгоды нашего общего детства.

— Ты помнишь, — начала она шепотом, когда мы ждали целителей, а всех обитателей дома уже сокрыла сонная рябь, — как-то летом, мне тогда было около пяти, я решила, что хочу выращивать бабочек. Ты тогда помогал мне отлавливать особенно красивые экземпляры. Мы сбегали из дома, а свою коллекцию я хранила в старом сарае для лодок. Ты считал, что вся эта затея ужасная глупость, но всё равно помогал мне, и когда нянюшки приближались к сараю, напускал на них иллюзии. Но однажды нашей матери всё это надоело, и она пришла в мою детскую лабораторию. Ты тогда пытался удержать иллюзию, но на неё она не подействовала, и эта попытка стоила тебе твоей тайны…

— Помню… Я всегда считал, что тот день положил начало конца моего детства. После этого за наше с тобой воспитание взялись многие из дэвона…

— Я очень злилась на мать в тот день, потому что она выпустила всех моих бабочек и заставила нянюшек выбросить всех куколок, даже тех, которые уже вот-вот должны были раскрыться… Я не думала тогда о тебе, о том, что ты потерял в тот день. Это понимание пришло ко мне гораздо позже.

— Мы были всего лишь детьми, — я попытался оправдать её поступок, но сестра жестом остановила мои возражения и продолжила:

— Спустя многие годы ты привез мне из Турии, куда ты ездил вдвоем с Матерью, стеклянную банку, о стенки которой билась невероятной красоты огненная бабочка. В её крыльях были узоры неведомой мне страны, казалось, что тот, кто создал её, видел мир другими глазами, чистыми, свободными, открытыми. Ты сказал, что эту бабочку сделала для тебя девочка… Ты назвал, ты назвал её «каплей солнца», потому что, даже перейдя Страну Песков и окунувшись в его звездное небо, ты не видел глаз более лучистых… Это ведь была она? Это была Арэя?

Я смотрел на неё в растерянном неверии. Но как не пытался я поймать за скользкий отросток памяти этот фрагмент своей жизни, он будто убегал от меня. Поэтому я решил признаться:

— Скорее всего да, но не уверен. Вероятно, Госпожа Виктория по каким-то причинам посчитала эти воспоминания лишними или слишком рискованными. Я помню лишь нашу официальную встречу, когда она стояла и держала Госпожу Дану за руку. Арэя была лишь девочкой. Но я чувствовал, где-то здесь, — сказал я, тронув рукой грудь, — что знал её раньше.

— Мать стирала тебе воспоминания? — привставая от гнева, произнесла сестра.

— Да, в детстве. Чуть старше я научился контролировать мысли в её присутствии, а потом Али научил меня, как ставить блоки.

— Но зачем было стирать воспоминания о дружбе с маленькой девочкой?

— Я не знаю, — покачал головой я, — когда тебе стирают воспоминания, весь смысл как раз в том, что ты даже не помнишь, как их тебе стирают. Но ведь именно из Турии я привёз свой дар Дэвии. После этого я стал замечать странности с памятью, и чем дальше заходили мои подозрения, тем более верными они оказывались. Когда я научился ставить блоки, то всё стало совсем очевидно. Но после моего возвращения из Страны Песков, Мать больше не пыталась этого делать.

— Мать применила свой дар против тебя… Таро, мне так жаль. Клянусь тебе, я не знала, что…

— Перестань. Мать готова на многое ради сохранения традиций матриархата. Убрать несколько воспоминаний из головы сына — лишь песчинка в пустыне её намерений. Только мне бы не хотелось, чтобы и ты стала такой, — я подошёл ближе и бережно погладил её по голове. — Марьянм получит самую преданную Правительницу в твоём лице. Но ты не должна отказываться от того, что тебе дорого. Смирение — не то, что беснуется в твоих глазах, когда ты оказываешься за штурвалом корабля.

— Я смирилась с мыслью, что эта дорога моё последнее приключение перед вступлением в права преемницы. Я напилась свободой и готова к тому, что откроет для меня титул Правительницы земель Марьянм.

Не веря ни на мгновение в её смирение, я произнёс:

— Ты сказала Арэе, что я могу защитить тебя от всего мира, кроме одной единственной женщины. Освободившись от оков своей магии, теперь я смогу это сделать. И если только ты захочешь, ну скажем, стать грозою морей, — она слабо улыбнулась, — или зачать дитя не от выбранного твоей же матерью мужчины в день передачи власти, то разыщи меня. Разыщи, и я обещаю, что найду способ, как помочь тебе.

Со злостью я толкнул ногой так удобно попавшуюся ветку. Я знал, что Мария вряд ли обратиться ко мне за помощью. И от этого становилось только досаднее. Ветка тем временем пролетела некоторое расстояние, но на удивление, так и не приземлилась. Раздвинув закончившиеся густые заросли, я оказался перед высокой сводчатой аркой, за которой открывалась лишь пропасть. Подобно шёлковому занавесу, из арки струилась вода и ниспадала в бездну. От арки явно исходила магия Дэвии, и даже лишённый этой силы я чувствовал её. Подняв с земли один из камней, я бросил его в арку, но она лишь поглотила его. Я всмотрелся в текучую магию и разобрал среди потока воды тонкие нити иллюзий. «Вероятно, должно сработать», — пробормотал я, отвязывая от пояса склянку с искрящейся серебристой жидкостью. Откупорив и выпив её содержимое, я почувствовал, как по венам побежали знакомые, но совершенно пустые синие реки. Я сделал шаг вперёд вглубь арки. Под моими ногами оказалась узкая тропинка ведущая к взгорью, где расположился белолунный Дом Богини Дэвии. Но тут волна магии, раскрывшая обман, вытолкнула меня назад.

Я озадаченно обернулся. Солнце было в зените, когда я переступал арку, но сейчас почти скрылось за горизонт. Если в Доме Дэвии искажено время, то оставалось надеяться, что я все ещё вижу солнце сегодняшнего дня.

Усевшись на землю, я стал размышлять, как же мне преодолеть барьер. Уже небосвод засиял звездами, а решение всё не приходило. Почувствовав слабое золотое свечение, исходившее от походной сумки, я поднялся. Оно струилось от шпильки Арэи, точнее от жёлтого бриллианта, напоминающего по форме каплю. «Капля солнца» — так назвала её Арэя. Она сказала, что это был последний подарок госпожи Даны. Я взял в руки шпильку и почувствовал тепло, согревающее изнутри. «Капля солнца», «Капля солнца»… последний луч заката, капля угасающей надежды… Держа перед собой украшение, я сделал неуверенный шаг через барьер арки и оказался на узкой тропе, ведущей к Дому Дэв. Шпилька оказалась ключом.