— Ты дал мне возможность получить свободу и уже дважды спас мою жизнь. А вот я пока, кажется, только и делаю, что усложняю твой путь и не представляю, смогу ли когда-нибудь оплатить этот долг.

После этих слов он протянул мне руку. Со слабой улыбкой я вложила свою руку в его ладонь. Таро накрыл её другой рукой и бережно, словно держит в руках величайшее на свете сокровище, коснулся губами кончиков моих пальцев.

С утра, как и предполагалось, караван двинулся на восток. Мария с Фарисом проложили маршрут, следуя которому, мы должны были добраться до предполагаемого источника воды уже к вечеру. Но добравшись до колодца, к своему несчастью, мы обнаружили, что он высох. И люди, и животные, были измождены, но останавливаться было нельзя.

На следующий день ближе к полудню ветер стал поднимать в воздух вихри песка. Надвигалась песчаная буря. Мария указала на небольшое возвышение, которое находилось совсем недалеко. Предположения оказались верны: чем ближе мы подбирались, тем отчетливее становилось видно, что впереди находится невысокое скопление камней. Буря подгоняла нас, песок уже не просто кружил, а больно колол тело даже сквозь одежду. Подойдя ближе, Мария с возгласом облегчения подняла руки к небу. Небольшие каменные пещеры стояли заброшенными вперемешку с такими же пустыми и полуразвалившимися крошечными домами. Фарис что-то крикнул. Таро кивком головы указал мне на один из брошенных домов. Я забежала внутрь. Буря бушевала уже с такой силой, что оставаться без укрытия стало невозможно.

Домом это можно было назвать с натяжкой. Старое, полуразвалившееся здание с глиняными стенами. Двери не было на месте. Окон даже не предполагалось. Песок, идеально ровными волнами поднимался от середины дома к одному из углов, заполняя половину комнаты. Вместо крыши — деревянные рейки, с щедростью обнажающие естество жилища алчному солнцу, которое как бы извинялось за свою испепеляющую силу и оставляло симметричный и завораживающий ряд теней. Заняв угол, куда песок еще не успел проникнуть, я заметила, что стены испещрены дырами. Аккуратно проведя рукой по одному из углублений, я услышала приглушенный платком голос Таро: «Это следы сражения. Фарис думает, что поселение покинули недавно. По крайней мере в одной из пещер нашелся колодец. Вода мутная, но думаю, что мы сможем напоить верблюдов». Я ничего не ответила, пытаясь рассмотреть его получше. Он снял платок, обнажая нижнюю часть лица, которое осунулось и покрылось темной щетиной. Глаза впали, но взгляд был упрямым, твердым, губы потрескались, и я, задержавшись на них взглядом несколько дольше положенного, опустила глаза. Он сел совсем рядом и протянул фляжку:

— Пей, здесь немного, но, когда буря прекратится, мы сможем осмотреться получше.

Я отрицательно покачала головой, мне не хотелось забирать у Таро последние остатки воды, но он запротестовал:

— Пей-пей. У меня припрятана ещё одна фляга.

«Лжец» — промелькнуло у меня в голове, но от воды я не отказалась. Во рту было настолько сухо, что я не могла вымолвить ни слова.

— Не спеши. Сделай глоток и подержи воду во рту, так ты лучше утолишь жажду.

Жажда никуда не делась, но откашлявшись, я почувствовала, что теперь по крайней мере смогу говорить.

— Спасибо. Почему ты улыбаешься?

— Всю мою жизнь внутри меня жила буря из чуждой мне магии и моих собственных чувств, от которых я бежал, но так и не находил пристанища. Сейчас я сижу рядом с тобой, когда снаружи этой дырявой хижины царит песчаный беспорядок, нас преследуют племена Илхама и одна Дэва знает, кто ещё! Но никогда в жизни мне не было так спокойно, как сейчас.

Я улыбнулась в ответ.

— Таро, — почти шепотом начала я, — та гора, куда мы направляемся, это же то самое место, где находится Дом Дэвии?

Он утвердительно кивнул.

— Я думаю, что моя мать находится там. Я бы хотела её увидеть.

— Мне тоже нужно повидаться с госпожой Даной. Но сейчас я хочу защитить тебя, а для этого мы должны как можно скорее оказаться в Марьянм.

Ненадолго я отвернулась от него. Я и сама не могла понять, хочу ли я встретить мать. Я боялась того, что отец оказался бы прав, и среди послушниц монастыря я увидела бы умалишенную, сломленную и не узнающую меня женщину. Боялась и того, что её там и вовсе не окажется. Но во много раз больше я боялась встретить ту, которая всецело посвятила себя служению своей Богине, вычеркнув меня из жизни.

— Хорошо, — наконец ответила я.

И слегка повернув голову, я увидела, что он расслабленно сидит возле меня с полузакрытыми глазами. Я положила свою руку рядом с его и мизинцем дотронулась до его кисти. Он немного вздрогнул, но тут же ответил на эту едва уловимую ласку, бережно взяв меня за руку. Спустя какое-то время под звук вихрящегося и прорывающегося сквозь стены песка я задремала.

Меня разбудил пронзительный женский крик. Сначала я подумала, что он мне приснился и не сразу осознала, где именно нахожусь. Я растерянно потрясла головой. Но напряжённая фигура Таро, медленно двигающаяся к выходу, дала мне понять, что это не сон. Кричала Мария. На фоне багрового заката я видела, как Таро, дойдя до дверного проёма, упал, потому что некто в чёрных с головы до ног одеждах ударил его по голове рукоятью меча.

Я вскочила на ноги, чтобы помочь Таро, но было уже поздно. Двое других мужчин заломили мне руки и потащили к выходу, где уже третий их спутник надел мне на голову мешок и перевязал руки. Я так и не увидела, что стало с Марией и нашими проводниками. Меня, как игрушку, посадили на коня, и всадник, крепко придерживая ношу, пустил его галопом. Всё, что я могла различить с мешком на голове, так это то, что скачем мы на запад, навстречу быстро угасающему солнцу.

Мой похититель остановился, лишь когда луна взошла на небе. Остановка была короткой: мне дали возможность попить, справить нужду и тут же вновь усадили в седло. Меня передали другому всаднику, который усадил меня на другого коня. Так я совершила несколько смен скакунов и наездников. Спустя два дня изнуряющей скачки мне вновь надели на голову мешок. «Значит, конец пути близок», — подумала я. Два дня мои мысли навязчиво кружились вокруг Таро и остальных спутников. Жив ли он? Что стало с Марией, Фарисом, Фенеком и другими слугами? От этих мыслей меня отрывал только кратковременный сон, в который я проваливалась, сидя в седле. Этого не произошло бы, если б Таро не потушил во мне огонь Хэнда. Этого не произошло бы, если б я согласилась выйти за Лиама.

Конь стал отбивать копытом по камню и замедлил шаг. Мы, должно быть, прибыли в какой-то город… В конце концов всадник остановил коня. И я, будучи не в силах сделать ни единого движения, завалилась на бок и упала вниз. Меня подхватили. Мужчина. Он держал меня на руках, и, если бы не ускользающее сознание, я бы точно вспомнила, кому принадлежит этот голос, ведь последнее, что я услышала, был вопрос: «Почему так долго?! Она едва дышит!!». Перед глазами мелькнуло что-то золотое, а затем я погрузилась во тьму.

Проснулась я в мягкой постели, по-королевски заправленной шёлковым бельём. Белоснежная невесомая ткань полога развевалась от мягкого теплого ветерка, задувающего в открытое окно. Справа от кровати находился низкий маленький стол, на котором лежала книга «Лалоба». Переплёт книги явно помялся и загнулся, ведь всё это время он был заправлен за мой пояс. «Едва ли книга поможет мне защититься от моего похитителя», — тревожно подумала я. Я села в кровати, пытаясь внимательнее рассмотреть место, где оказалась. Комната оказалась небольшой, стены и полы были вымощены белым камнем, а вся её роскошь заключалась разве что в постели. Но это была комната с кроватью, а не с тюремной койкой. На сундуке у кровати лежала одежда: серые шаровары и такого же цвета туника, искусно вышитые тонкой серебряной нитью, а ещё мягкие серебристые туфли с причудливыми изогнутыми носами. Одевшись и расчесавшись, я вышла из комнаты, но тут же наткнулась на стражника. После нескольких попыток заговорить, я убедилась, что он не знает моего языка и выйти мне тоже не позволит. Поэтому мне пришлось вернуться обратно в комнату, в растерянности и надежде, что о моем пробуждении сообщат и пришлют ко мне хотя бы переводчика. Так и случилось. Спустя некоторое время в дверь вошла низкая, чуть полноватая женщина, смуглая, с миндалевидным разрезом глаз и мягкой доброй улыбкой.