— Ты шутишь. Как ты можешь просить меня выйти за тебя, когда за все десять лет обучения, ты не сказал мне ни единого доброго слова!? С самого нашего детства ты издевался надо мной, ненавидел меня, — его лицо исказилось гримасой, — ты ведь постоянно меня унижал, и за что? За то, что я не мужчина? За то что я дочь Магистра? За то, что я не такая, как все вы? Да испепелит меня Хэнд на этом месте, но я не выйду за тебя!

— Я не ненавидел тебя. Просто… — он провел рукой по голове и с усталостью опустил её. — Я был никем до встречи с ним. Одиннадцатый рот в голодной семье. Когда Магистр возвращался из очередного успешного похода, то по счастливой случайности он увидел, как я поджёг стог сена по щелчку пальцев. Неведомый контроль для сопляка девяти лет, верно? Он подобрал меня, как бродяжного щенка. А мои настоящие родители были рады от меня избавиться. Адам же увидел во мне что-то, чего я сам никогда не замечал, а затем он стал для меня наставником.

— Ты никогда не рассказывал об этом.

— Кому? Тебе? Девчонке, которой всё подали на серебряном блюдечке? Которая по собственному капризу отказалась от богатства и дворцового блаженства ради казармы с девятью талантливыми отбросами? Мы хороши, но не чета дочери Магистра.

— А тебе не кажется, что я, являясь дочерью самого Магистра, вечно проигрывала одному несносному мальчишке? Сколько времени с тобой провел Правитель, а, Лиам? А хочешь расскажу, сколько ждала его я? Единственный день, когда он сам пришёл ко мне — был день моего шестнадцатилетия. Только вот ни одного твоего дня рождения он, Дэвия тебя подери, не пропустил!

Последующее его действие ошеломило меня и я вскочила на ноги:

— Оуё! Что ты делаешь? Зачем ты расстегиваешь рубашку? Да остановись же в конце концов! Если ты думаешь, что я проявлю к тебе хоть каплю сострадания и не смогу ударить повторно, то ты ошибаешься, очень сильно ошибаешься.

Он прекратил расстегивать пуговицы и опустил руки:

— Посмотри на меня.

Я посмотрела в его лицо, боясь хоть на мгновенье опустить взгляд ниже. Он сглотнул, а потом поднес палец к левому боку, где красовался косой рубец длиной в указательный палец.

— Ты помнишь, откуда у меня этот шрам?

Конечно, я помнила. Я помнила каждый сильный удар, нанесенный ему. Однако, Лиам решил освежить эти воспоминания и продолжил:

— Мне было четырнадцать, и нам впервые выдали настоящие мечи. Помнишь? Ты тогда уверяла Тэя, что это была случайность, и после этого тебе пришлось ещё полгода сражаться тем деревянным обрубком. А этот? — он указал на небольшой участок кожи в половину моей ладони в районе ключиц. — Если мне не изменяет память, это был день охоты, так?

— Ты первый начал потасовку в тот день, — я уже не пыталась увести взгляд от карты увечий на его теле, оставленных мной.

— А вот этот случился годом позже.

— Я помню. Он нанесён твоим же фламбергом.

— Да, но тот удар был лишь искрой от костра. Настоящую боль я ощутил тогда, когда Тэй приказал наказать меня девятнадцатью ударами плетьми. Столько же, сколько лет было моему противнику, который обезоружил меня и ранил моим же мечом.

— Зачем ты говоришь мне об этом? Я была на этом наказании. И оно было самым жестоким в моей жизни, ведь удары должна была наносить я! Если бы я знала, что Тэй так изощренно накажет тебя, я бы никогда…

— Я проиграл тогда, не потому что был слаб, — он шумно выдохнул, — а потому, что не смог по-настоящему ударить тебя, девчонку-Хэнда. А теперь ты оставила мне это.

Он взял мою руку и приложил к своему солнечному сплетению. Под моими пальцами оказался круглый свежий шрам, в том самом месте, где зарождалась в каждом из Хэндов его суть, его магия. В мою кожу впилась цепочка от медальона Лиама. Он был выше, чем все остальные Хэнды. Раньше всех возмужал и окреп. Его широкая грудь вздымалась при каждом вдохе и опадала при выдохе. Я стояла, уставившись на свою ладонь под его рукой, и не могла пошевелиться, словно загипнотизированная. Сейчас он дышал рвано, возбужденно.

— Никто. Никто из Хэндов не смог оставить на моём теле ни одной боевой отметины. Но иногда мне кажется, что я весь состою из шрамов, нанесённых тобой, — я вздрогнула после этого признания, но он продолжал крепко удерживать мою руку. — Мы столько раз лежали после неудачного поединка в крыле целителей, разделенные лишь ширмой, что я выучил даже ритм твоего дыхания. Когда тебе было больно, ты делала два коротких вдоха, и только потом выдыхала до тех пор, пока длина выдоха в три раза не превысила бы длину вдоха. А когда тебе становилось немного лучше, ты брала в руки этот «ужасный свисток», и на каждую мою просьбу замолчать, ты отвечала…

— «Да когда же ты уже заткнешься» — это не просьба, Лиам. И этот «свисток» называется флейта.

— Ты отвечала, — он злорадно улыбнулся, — что если мне так не нравится твоя мелодия, то я должен скорее выздороветь. И каждый раз я возвращался в крыло Хэндов на день раньше тебя, — он наконец-то ослабил хватку, и я смогла сделать пару шагов назад, стараясь установить между нами безопасную дистанцию.

— Я бы выбрал тебя, Ари… И из всех нас я был бы тебе достойным мужем. Растить сыновей, дать им лучшее, что есть в тебе. Не это ли достойная жизнь?

— Девочка-Хэнд. Это ты придумал мне это прозвище. Так называешь меня ты один. — Я сделала вдох, вспоминая каждое наше сражение. И только теперь поняла, что на моём теле не было ни одной отметины, оставленной фламбергом Лиама. Ни одного шрама. Так кто же из нас на самом деле победил в турнире? Он не дал мне возможности узнать этого. — Я буду оставлять тебе новые шрамы до тех пор, пока ты не увидишь во мне одного лишь Хэнда. И вот тогда я сражусь с тобой на равных.

— Ты сама не понимаешь, о чем просишь.

— Может быть ты прав. Но только так я не стану мешком с золой, который можно запросто вытряхнуть.

Он пересёк комнату и закрыл за собой дверь, наконец-то оставив меня в полном одиночестве.

С первым лучом рассвета по узким, словно пламя затухающей свечи, улицам, я уже направлялась к самому центру, кипящему жерлу — порту столицы Турии. С каждым шагом, приближающим меня к свободе, ширина улиц увеличивалась. Но помимо нарастающего шума, двигаясь вдоль домов, я услышала знакомый вибрирующий голос и замерла на месте. Сначала я подумала, что мне показалось, но слух не подвел меня. В одном из каменных домов через раскрытое окно был слышен нарастающий гневный голос Тэя и кого-то ещё… Неужели отца? Я присела почти на корточки и прокралась поближе, затаившись под окном.

— Адам, я был с тобой с самого начала. И, вероятно, сейчас я твой единственный друг, который может говорить с тобой прямо. И я говорю тебе — это не спасение. Ты просто сделаешь её такой же, кем стала в итоге её мать.

— Не говори мне о Дане! Из-за неё, из-за этой проклятой Дэвы, мои земли и мой народ погибают! — рявкнул Магистр.

— Ты поручил мне Арэю. И если я в чём-то могу быть уверен, так это в том, что она — не Дана!

В доме послышалась возня и мелодичный женский голос произнёс: «Хоть бы вы потише, в самом деле!». «Видимо это и есть та самая пятая жена Тэя», — подумала я. Женщина прикрыла ставни, из-за чего слышимость действительно уменьшилась, но не настолько, чтобы было не расслышать бас отца:

— Если бы я увидел в ней хоть каплю Дэвии, я отправил бы её туда же, куда и её мать, в то же самое мгновенье! Но Хэнд решил пошутить надо мной ещё раз и даровал ей свой огонь. Она должна была стать лучшей женой для преемника с самого начала. Она ею и станет. Но власть над Турией ни одна женщина не получит. Скажи, вот ты, — он, видимо, указал на жену Тэя, потому что далее вновь послышался женский голос.

— А что я?

— Скажи, ты знаешь, как вернуть детей в их колыбели?

— Что вы, мой господин, куда уж мне такие думы думать. Но, — она понизила голос практически до шепота, и мне пришлось насколько возможно приподняться поближе к окну, — в народе говорят, что существует легенда об огненных Дэвах.