Сам Иван Васильевич уселся несколько поодаль перед раскрытым этюдником, — в одной руке кисть, в другой — надетая на большой палец палитра. Бросая на позирующего Старботла напряженно прищуренные, короткие, схватывающие взгляды, клал мазок за мазком на прикрепленный к подрамнику холст. Утром Старботл прислал за Турчаниновым кабриолет, который и доставил его в поместье, расположенное в нескольких милях от городка. «У меня нет времени ездить к вам позировать, или как это там называется», — заранее предупредил он Ивана Васильевича. Волей-неволей Турчанинов решил пока что набросать лишь несколько этюдов с натуры, а потом уж, работая у себя, сделать по ним портрет.

Сквозь подковообразные мавританские арки, опиравшиеся на спаренные колонки, видны были по обе стороны входа на террасу склонившиеся под своей душистой тяжестью кусты темно-красных, белых и чайных роз; за ними на открытой площадке — мраморный бассейн, откуда, осыпаясь, бил в вышину фонтан, похожий на стеклянно-белое деревцо, перечеркнутое еле просвечивающим сегментом семицветной радуги; еще дальше — ровно подстриженный газон, ярко зеленеющий у подножья тенистых старых буков. Когда разговор стихал, сквозь веющий свежестью плеск водомета слышалось металлическое лязганье. Обеими руками держа перед животом большие садовые ножницы, чернолицый садовник подравнивал декоративный кустарник живой изгороди.

Беседа шла о приближающихся президентских выборах. Привычно подбирая на пестрой от выдавленных красок палитре нужный оттенок, Иван Васильевич прислушивался к мягкому, южному выговору Мура, отличному от произношения северян.

— Я ставлю, конечно, на Дугласа, однако не уверен, что пройдет он, а не Линкольн, — говорил Мур, поправляя белоснежные плоеные манжеты, ниспадавшие на худые, красивой формы руки. — Откуда только взялся этот горлопан? Он ездит чуть ли не по всей стране и всюду выступает со своими возмутительными речами. Даже газеты считают его подходящим кандидатом в президенты.

— Не все, — буркнул Старботл, не поворачивая головы и едва шевельнув губами. Одеревенев в позе, какую придал ему портретист, он держал на коленях толстый черный томище Библии, заложенный пальцем. «Хорошо бы рядышком поместить бюст Вашингтона или какого-нибудь там Платона, — сказал он Турчанинову, собираясь позировать. — Но этого, — ухмыльнулся, — пожалуй, у меня в моем вигваме не найдешь. Ну хоть с Библией изобразите».

— Вы правы, Томас, не все газеты, но мы видим, как аболиционисты все больше набирают силу. Уничтожение рабства, ха! А что я буду делать, если всем моим неграм, которые работают у меня на плантации бесплатно, придется платить жалованье? Да и как вообще грязного черного дикаря, полуживотное, можно приравнять к белому человеку, созданному по образу и подобию божьему?

Старботл издал одобрительный звук.

— Многие горячие головы у нас на Юге, — продолжал Мур, — предлагают отколоться от Союза и образовать самостоятельное государство. Вы, конечно, слышали об этом, Томас?

— Угу, — сказал Старботл.

— Но я лично пока что не сторонник таких решительных действий. В конце концов, и на Севере немало благоразумных, сочувствующих нам людей.

— Например?

— Ну хотя бы те, у кого текстильные фабрики. Что они будут делать без нашего хлопка? Закрывать фабрики?.. Да и еще найдутся... Знаете, как говорят у нас на Юге? «Хлопок — король».

Мур налил себе вина. Подняв бокал на свет и манерно отставив мизинец, полюбовался колыхающимся за стеклом жидким янтарем и сделал медленный глоток. Старботлу, очевидно, наскучило пребывать в состоянии оцепенения.

— Маэстро, я хочу курить, — сказал он Турчанинову и сверкнул бриллиантами на пальцах, потянувшись к деревянной коробке с сигарами.

— О, пожалуйста, мистер Старботл! Вы, наверно, устали, Сделаем маленькую передышку. — Иван Васильевич в душе сам на себя подивился: гляди, какая, с божьей помощью, вырабатывается галантерейность обхождения!

Коротенькие толстые пальцы в перстнях выудили сигару, сорвали красно-золотой бумажный поясок. Старботл откусил и выплюнул на пол кончик, вонючей серной спичкой чиркнул о подошву. Закинув голову, пустил в потолок голубой дым. У Турчанинова раздулись ноздри. Аромат какой!.. И ведь не подумал предложить, невежа…

— Про Линкольна говорят, что родом он из наших мест, из Кентукки. — Старботл пошевелил торчащей из угла рта гаванной. — Был лавочником, почтмейстером. Сейчас адвокат в Спрингфилде. Язык у него подвешен хорошо, ничего не скажешь. Боюсь, Чарли, этот длинный дьявол далеко пойдет. И причинит нам немало неприятностей.

В дверях, держа шляпу, появился низенький, круглолицый, цветущий господин почтенного вида, в золотых очках на красном носике. Совершенно лысая круглая голова отдавала блеском полированной кости.

— Ну как вы нашли миссис, док? — повернул к нему голову Старботл, и в низком хрипловато-властном его голосе Турчанинов уловил беспокойство.

— Все в порядке, уважаемый мистер Старботл! — сообщил жидким голоском доктор, пряча голый череп под высокой, надвинутой набок шляпой. — У миссис Старботл обычные мигрени, свойственные ее нервной конституции. Тишина, покой, лекарства, которые я сейчас прописал, — и все будет прекрасно.

— Слава богу! — Лицо у Старботла прояснилось. («Похоже, любит жену», — подумал Турчанинов.) — Благодарю вас, док, присаживайтесь. Бокал вина? — Старботл наполнил пустой бокал, подвинул.

Доктор уселся в свободном кресле, взбросив руками сзади фалды сюртука, высоко вознес бокал: «Ваше здоровье, джентльмены!» — отпил наполовину, причмокивая, и проникновенно сказал:

— In vino veritas![32] — На лице изобразилась сладость. — А миленькую мулаточку вы тогда приторговывали на аукционе, почтеннейший мистер Старботл! Я тоже там был.

— Платить за негра полторы тысячи долларов? Благодарю покорно, — проворчал Старботл. — Пусть уж этот французишка раскошеливается, если ему уж так приспичило.

— Он здесь?

— Нет, уехал. Повез свою мулатку в Луизиану... Кстати, док, вы мне напомнили.

Старботл хлопнул в ладоши и приказал выглянувшему из дверей черному слуге в ливрее позвать управляющего.

— Мистер Рой, что скажете об этом черномазом, которого я купил на аукционе? — спросил он, когда появился щеголевато одетый толстяк с квадратным, ничего не выражающим лицом. — Как его? Юпитер, что ли?

— Юпитер, сэр. Хороший негр, сэр. Трудолюбивый, старательный, — сказал управляющий, почтительно склонив голову набок.

— Пришлите его ко мне. И пусть придут два надсмотрщика. С плетками.

Вскоре два высоких, здоровенных негра в соломенных шляпах с оборванными полями, каждый с ременной плетью в руке, привели тревожно озиравшегося, почуявшего недоброе Юпитера.

— Раздевайся, Юп. Сейчас будут тебя пороть, — сказал Старботл, дымя сигарой.

— За что, масса? Что я сделал? — завопил негр, становясь пепельным. — Ведь я не сделал ничего дурного, масса. Я хорошо работаю, я стараюсь изо всех сил, спросите массу Роя, если не верите, — говорил он прерывающимся голосом, переводя полные отчаянья глаза с одного белого лица на другое и сознавая в то же время тщетность своей мольбы.

Старботл сказал:

— Я знаю, ты хорошо работаешь. Но теперь ты стал моей собственностью. Собственностью. Понял?

— Да, масса.

— Первое, что должны запомнить купленные мною негры, — это то, что отныне хозяин у них я. Что я хочу, то с ними и делаю, каждое мое слово — закон. Поэтому прежде всего я подкрепляю знакомство со мною хорошей поркой. И сам слежу, как порют... А теперь снимай штаны и ложись. Живо!.. Эй, вы! Всыпьте ему как следует!

Надсмотрщики схватили Юпитера за плечи, собираясь повалить, но он, опережая их, сам расстегнул пуговицы штанов, опустился на колени и покорно улегся животом на крупный гравий перед террасой. Свет горячего дня озарил голые черные ягодицы. Один из негров, белозубо щерясь, уселся на спине распластанного человека, другой встал над ним, расставив длинные тощие ноги, засучил рукава и, примериваясь, свистнул по воздуху плетью, куда была вплетена проволока. Старботл повернулся к доктору: