Согнув и положив своему кавалеру на плечо оголенную до предплечья, тонкую руку, откинув разрумянившееся лицо, она глядела на него снизу вверх, улыбалась в ответ на какие-то сказанные им слова. Опахнув Турчанинова ветерком, они миновали его, и теперь слышалось только удаляющееся равномерное пощелкивание шпор. Иван Васильевич следил, как мелькают то красный ментик, то белое платье... то ментик, то платье... Черная, гладко причесанная головка, и острый локоток, доверчиво положенный на плечо мужчины, и летящие белые туфельки... Она улыбалась ему, она, казалось, никого не видела кроме него.

— Какая прелестная пара! — произнес над ухом Турчанинова слащавый женский голос на дурном французском языке, но Иван Васильевич не оглянулся, только стиснул зубы, продолжая смотреть.

Наверно, это был первый ее бал. Наверно, после пансиона все, что видела сейчас вокруг себя, все, что происходило, казалось ей волшебным сном... И как, наверно, была счастлива, когда расшаркался перед ней и ловко стал кружить по залу самый блестящий кавалер, за которым следили все женские взоры...

— Что, хороша барышня? — услышал он знакомый голос. Сосед по столу, тучный старик в военном сюртуке, подошел к нему, ковыляя и постукивая торчащей из левой штанины деревяшкой. Заметно тянуло от него водочкой.

— Хороша, — тихо ответил Турчанинов.

— Племянница моя! — хвастливо сказал старый инвалид. — Вон какая красавица выросла. А ведь знал цыпленком... Во‑о таким! — показал ладонью чуть ли не на аршин от пола.

Тут Иван Васильевич почувствовал неожиданный интерес к собеседнику и, вступив с ним в разговор, принялся осторожно, как бы между прочим, расспрашивать о Софи, о ее характере, о родителях. Дядюшку-инвалида, оказалось, звали Зотов Сысой Фомич. Что касается племянницы, то об ее уме и сердце он отозвался с похвалой. Когда речь перешла на стариков Перфильевых, Сысой Фомич определил обоих хоть кратко, однако весьма выразительно:

— Сам Иван Акинфиевич хороший малый, ничего не скажешь, но тюфяк. А супруга его, Наталья Гурьевна, сущий перец.

— Перец? — задумчиво переспросил Турчанинов.

— Перец! — припечатал Сысой Фомич. — Но голова! Все именье на ней.

Впрочем, тут же предложил, видно, приглянувшемуся ему Ивану Васильевичу пойти погонять шарики.

— Жаль! — сказал он, услышав в ответ от Турчанива, что в бильярдном мастерстве тот не искушен. — Весьма жаль. Ну что ж, придется другого компаньона поискать... — И заковылял в бильярдную, постукивая деревяшкой.

Турчанинов с облегчением перевел дух, когда увидел, что князь, к счастью, не пригласил Софи на следующий тур, а отошел от Перфильевых, и тогда поспешил к лейб-гусару, скользя по навощенному паркету, будто по льду, увертываясь от танцующих пар.

— А куда это ты исчез? — спросил князь Илья, заметив Ивана Васильевича.

— Слушай, Илья, с кем ты танцевал? — не отвечая на опрос, спросил Турчанинов.

— Хороша малютка?.. Перфильева молодая... Я и не подозревал, что по соседству с нами распустился, — князь поцеловал кончики пальцев, — такой цветок невинности красоты.

— Представь меня, — сказал Турчанинов как можно небрежнее.

Князь Илья прищурил один глаз и стал покручивать ус.

— Понравилась?.. Что ж, познакомлю, изволь.. Но только заранее предупреждаю: не уступлю, — добавил он как бы в шутку. Однако по выражению глаз было видно: не шутил князь.

— Ну где же мне тягаться с тобой, с гусаром! — засмеялся Турчанинов не совсем естественным смехом. Они подошли к Перфильевым, и князь Илья небрежным тоном (так и быть, выполню твою просьбу) предстал им своего приятеля секунд-майора Турчанинова.

Иван Васильевич поднес к губам костлявую руку мадам Перфильевой, пожал вялую руку ее мужа и, пригласив Софи на вальс, уверенными кругами пустился с ней залу.

— Вы удивлены, Софья Ивановна? — с улыбкой спросил после нескольких поворотов, с наслаждением ощущая послушную музыкальную легкость всех ее движений.

— Какое совпадение! — пролепетала она.

— Это не совпадение, Софья Ивановна... Не было минуты, когда бы я не мечтал о вас, — сказал он. — Я рвался к вам всей душой, я поставил себе целью найти... И как видите — нашел...

— Но как вы сумели?.. И узнали, кто я? — Недоверчивость сквозила в робком ее вопросе.

Турчанинов рассказал о своем посещении пансиона. После того они надолго замолчали, продолжая размеренно кружиться под музыку по залу.

— Я гость князя Кильдей-Девлетова, — сказал Турчанинов в то время как ноги независимо от него, с механической ловкостью, делали свои однообразные трехтактные, щелкающие шпорами движения, — и сколько здесь пробуду, зависит только от вас.

Она не ответила. Вальс окончился, Иван Васильевич подвел ее к креслам, где сидели старики Перфильевы, довольные успехом, каким пользуется их дочь, и усадил. «Мерси», — прошептала девушка, запыхавшись.

Но больше Турчанинову уж не пришлось танцевать с Софи — с этой минуты ею завладел князь Илья и начал непрерывно приглашать на танцы. Окончив тур, усаживал девушку в кресло, она отдыхала, обмахиваясь веером, а он, подбоченясь и приняв небрежно-изящную позу, продолжал с ней любезничать. И вновь затем приглашал. «А ведь, похоже, и впрямь влюбился князь Илья», — мучился, следя издали, Иван Васильевич.

С досады решил он, проявив великодушие, пригласить какую-то девицу, сидевшую поблизости со своими родителями. Никто из кавалеров к ней не подходил — уж слишком рыжа была невзрачная барышня, с волосами морковного цвета, с такими же бровками и ресничками. На все вопросы, что задавал ей, танцуя, Иван Васильевич, бедняжка лишь пугливо отвечала «да‑с» или «нет‑с», при этом вся вспыхивала и тогда окончательно становилась похожа на морковку. Руки у нее, вероятно от волнения, были потные. Танцевала она дурно, тоже от волнения, и, сделав круг по залу, Турчанинов усадил ее и откланялся.

А что, если Софи бездушная кокетка, способная легко менять свои увлеченья? Если он ошибся в ней? Похоже, князь Илья ей нравится... Еще бы! Гусар, князь!..

Едва стемнело, гостей пригласили в парк, где на пруду началась огненная потеха — фейерверк. Вечер был тих и тепл.

Блуждая по сторонам беспокойно-ищущим взглядом, Турчанинов шел по главной, ведущей к пруду аллее. На некоторое время в общей праздничной сутолоке он потерял из виду Софи с князем. Тревожное предчувствие ломило его. Уходящая вдаль гирлянда разноцветных бумажных китайских фонариков бросала слабый, колеблющийся, прихотливый свет. Подвыпившие, шумно беседующие между собой господа, подхватив под руки дам, спешили на веселое зрелище. В темноте звучал женский смех. Два помещика — один высокий и тонкий, другой низенький и толстый, — которых обогнал Турчанинов, на ходу вели деловую беседу: «Нет, уважаемый Василий Васильевич, много запрашиваете». — «Да помилуйте, почтеннейший Афанасий Петрович, кого я вам продаю? Ведь это же мастер из мастеров, золотые руки! Найдите другого такого столяра, попробуйте!..»

В боковой неосвещенной аллее, с которой поравнялся Турчанинов, забелело в темноте чье-то платье, — подобрав обеими руками длинные пышные юбки, бежала оттуда на свет женщина. Иван Васильевич замедлил шаги, усиленно всматриваясь. Еще минута — и он узнал Софи. Девушка подбежала к нему.

— Это вы! Слава богу!.. — Схватила за руку — пальчики ледяные, вся дрожит.

— Софья Ивановна, что с вами? Что случилось? — спросил Турчанинов, полный и удивления, и тревоги.

Не ответив, Софи испуганно оглянулась на боковую иллею, где в потемках слышалось торопливое, настигающее позвякивание шпор, взяла Ивана Васильевича под руку. Он ощутил тепло доверчиво прижавшегося к нему слабенького, по-девичьи угловатого плеча. Понял с затаенной радостью: Софи как бы показывает кому-то, что находится под его, Турчанинова, защитой. К нему бросилась за помощью!

Из скопившегося под деревьями, дышащего свежестью и прохладой мрака вынырнула мужская фигура. Розовый блик китайского фонарика, висевшего поблизости, упал на расшитую золотыми шнурами гусарскую грудь.