Череда совпадений сводила с ума Арката Ли и будоражила его сознание.

Психотерапия Норбекову не помогла: посещения врачей продолжались на протяжении двадцати лет, фиксировались регулярные попытки самоубийства. В тридцать четвертом году риелтор обратился за помощью к профессору Покровскому, что стоило ему жизни – часть данных была затерта, но общая суть сводилась к тому, что Норбеков отравился ядом на одном из приемов у профессора в ходе экспериментальной терапии.

Аркат Ли выругался вслух и пошел мазать ячмень йодом.

Вернувшись, он решил посмотреть в Реестре особых примет граждан список клиентов и выполненных работ Ульского. Оказалось, что кольщик лепил образы, придуманные Ли, налево и направо. Аркат нашел десятки людей, которым Евгений набил ангелов, демонов, Церберов и змей.

В списке клиентов был и Карпов с изображением китайской маски Дьявола на груди. Среди заказчиков с ангелами нашелся только один Богдан – Богдан Андреевич Морозов, который, если верить картотеке Бюро, стал членом Обители за пару дней до бойни, учиненной Карповым. После десятого августа тридцать пятого никаких записей про Богдана в картотеке не было.

Ли с содроганием узнал в Морозове странного надзирателя из триста тридцать седьмой, который частенько разговаривал сам с собой. Они вместе посещали писательский кружок. Вертухай был бездарным графоманом: преподаватель при всех поносил опусы Морозова, который старался неимоверно, но выдавливал из себя лишь памфлеты о чести и долге защитников правопорядка. Трех таких разносов хватило Богдану, чтобы отказаться от писательства. Слабак. Ну а потом случилось страшное: как раз в ту ночь – на десятое августа – охранник пришел к ним в камеру и увел Кукловода, которого вскоре нашли мертвым в болоте неподалеку. Зэки шептались тогда, что хакера застрелили.

Татуировка Ангела на предплечье Богдана деталь в деталь повторяла один из рисунков, который Ли сделал в тетради еще тридцать лет назад, чтобы проиллюстрировать свое произведение. Аркат сидел, ошеломленный сходством. Наконец он сообразил, что надзиратель мог просто подсмотреть набросок Ли и заказать себе такой же у Ульского. Эта мысль была как дверная ручка, которую нашариваешь в темноте. После нее градус мистики несколько поубавился, и Ли успокоился.

Среди потенциальных Блудниц с татуировкой змеи нашлась лишь одна с именем Клара – Клара Олеговна Готтгебен. Тоже из Обители. В день расправы над Карповым она вылетела рейсом Москва – Гамбург, и с тех пор ее следы в системе Информирования также терялись.

Пазл начинал складываться. В ту ночь умер Ульский. И пространство демонов смогло разверзнуть кротовую нору – как положено, с ливнем из фиолетовых туч, – чтобы вернуть в себя его энергию. В этот момент удивительным образом начали претворяться в жизнь события из легенды, придуманной Ли.

Не хватало важнейшего элемента – двуглавого Цербера.

Аркат Ли, стараясь не расчесывать нарыв на глазу, просматривал коллаж из десятков Церберов, выполненных Ульским в разных техниках. Кто из этих клиентов должен был защищать демона, родственничка Ли, в тридцать пятом и вдруг не стал? Идей не было. Аркат рассматривал картинки битый час. И наконец его осенило: им был Платон Александрович Девонский – только на его татуировке было две головы, а не три, как на всех остальных. Уставший разум заставил Арката остановиться на его кандидатуре, сочтя количество голов у набитой под ключицей собачки достаточным признаком подлинного Цербера.

Тем более что Девонского Аркат знал, пусть и заочно, – это был начальник НИИ Бюро. Напрямую они не сталкивались никогда, потому что Аркат большую часть времени гнил среди серверов. А жизнью кафедры теологии и уфологии глава НИИ не интересовался, будучи типичным скептиком от мира науки.

Короче, Цербер работал с Ли на одном острове. Но Аркат даже не удивился очередному совпадению.

Напоследок он посмотрел в карточке Девонского графу «Семейное положение».

Клэр Олеговна Девонская.

Клэр… Олеговна…

Осененный Аркат щелкнул по карточке Клэр. Данных было мало. Но достаточно: запись о смене фамилии в электронном паспорте – с Готтгебен на Девонскую – в шестидесятом году. И годом ранее – постановка Клэр Олеговны на учет как иностранной гражданки, релоцировавшей из Германии в Россию.

Аркат торжествовал: круг замкнулся. Но что нужно делать, по-прежнему не было ясно. Всех убить, как предрекал Фадеев? Продолжать расследование?

Непонятно.

На почту упало письмо от ведущего сотрудника кафедры:

Аркат Адильевич! Мы пьем шампанское и вам советуем: мы обнаружили в Сандовском треугольнике временной разлом! Прилагаю результаты исследований.

Аркат физически почувствовал, как гигантская часть пазла в его голове встает на свое место, завершая картину и вызывая радостную дрожь по телу.

Эврика!

– Каисса! – закричал Аркат торжествующе. – Шампанского в номер!

После возвращения на Котлин Ли изучил материалы своей кафедры по временной аномалии. Они были безупречны. Аркат взял пару недель отпуска на раздумья. Параллельно он решил познакомиться с Девонским поближе.

Но быстро пожалел – тот оказался жутко нудным типом. Как мог этот брюзга вдохновлять Ли тридцать лет назад? Молодой Аркат отдавал должное вундеркинду, который создал Каиссу, читал все его статьи в технических журналах, изучал коды, которые тот выкладывал в публичный репозиторий. Даже взлом Каиссы был не столько актом протеста против системы, сколько вызовом себе и попыткой прикоснуться к кумиру.

Их первая очная встреча произошла в столовой НИИ. Платон Саныч громогласно вещал, какие же дураки там, за границей. В ту неделю китайцы завершили работу над квантовым компьютером, работающим на троичной логике. И запустили его в массовое производство. Пару дней спустя известная хакерская группировка похитила первую партию и собрала кластер. Этой вычислительной системе хватило суток, чтобы подобрать пароли ко всем международным банковским системам, к военным серверам, личным данным знаменитостей и всему-всему цифровому в мире.

Не пострадала только Россия. Потому что Каисса-2 использовала для доступа только расширенную биометрию – составной ключ для защиты информации, получаемый из данных ДНК, отпечатков, сканов сетчатки и многого другого. Личная цифровая подпись на основе биометрии была уникальна и сложна настолько, что не поддалась расшифровке кластера. Девонский пригласил всех на вечеринку по этому поводу: выпить за криптоустойчивость Родины и погружение остального мира в хаос.

После своей речи, закончившейся овациями, Девонский присел за столик к Аркату. Платон Саныч говорил без умолку, то и дело брезгливо посматривая на опухший глаз Ли, который никак не проходил, несмотря на старания врачей. Про то, как все эти годы западные взгляды подтачивали Россию изнутри своими ложными ценностями. Про то, что нужно ориентироваться на традиции, на уважение старшего поколения, на науку. Аркат потерял нить примерно после пятого предложения. Оставалось лишь улыбаться и кивать.

Девонский привел в пример Девонскую, жену: как ей плохо жилось в Германии и как сейчас хорошо живется в России. Как они познакомились в музее. Как оказались родственными душами. Как они поженились через неделю после первого свидания, а недавно отметили пятую годовщину. А пятилетие – это, оказывается, деревянная свадьба! Жаль, нет тещи и тестя, так бы они могли подарить что-то деревянное…

– Платон Саныч! – прервал поток сознания Ли. – Ты вот умный мужик, скажи: хотел бы ты попасть в прошлое и что-то там изменить?

– Никогда! – Девонский аж стукнул по столу. – Не потому, что моя жизнь так уж устраивает меня. Но я считаю, что абсолютно ничего изменить невозможно в этом мире. Судьба есть судьба.

– Я так и понял, – ответил Ли и натянул улыбку.

– …Я напишу тебе, когда все это закончится. Ты поймешь, как много паранаука может принести. И просто прошу тебя дать нашим исследованиям хотя бы шанс. Спасибо заранее. Искренне твой Аркат, – закончил диктовать письмо Ли. – Каисса, сохрани пока в черновик.