Вдруг Платона схватили за ворот и потащили в сторону. Девонский зажмурился. Его грубо пихали в спину, кто-то постоянно орал молитвы прямо в ухо, по голове прилетел хлесткий удар – по ощущениям это была полицейская дубинка.

Платон вдруг расслабился. Может быть, это чудесный зверобой Панина так подействовал. Но скорее всего, Девонскому просто захотелось хоть как-то закончить этот день. Пусть в КПЗ. Пусть без двадцати пяти миллионов. Только бы это все прекратилось. Он обмяк и послушно перебирал ногами в сторону, куда его тянула властная рука.

Свет и блики пламени вдруг исчезли. Стало значительно тише. Давка прекратилась.

Платон робко открыл глаза и увидел фотографа, держащего его за шкирку, как котенка. Леша просто завел Девонского подальше от толпы, за угол дома.

Да тут везде сплошные углы домов, бога ради!

– Я видел, как они выскользнули из здания, Платон! Сначала девушка в черной футболке, а следом – Матвей! Идем за ними!

Раздался мощный взрыв.

Клара мечтала стать хирургом. Она тренировалась делать надрезы скальпелем. Что только не попадало ей под руку, когда она училась в медицинском. От кухонных губок до грейпфрутов. Однажды в Бремен завезли специальных роботов для тренировки, анатомически подробных. Она тогда как раз сдавала экзамен. Сделала разрез – инструмент раздвинул силиконовую плоть манекена легко, как руки раздвигают речную гладь, когда купаешься. Из манекена брызнул подогретый физраствор, окрашенный в свекольный. Залил Кларе лицо. На вкус он был терпким, вонял химией.

Экзамен она тогда не сдала и через какое-то время ушла в медсестры…

Но речь не об этом.

Кровь, которая хлестала из Пистолетова, имела металлический запах. А на вкус почему-то напоминала яблочный сок. Сладковатый привкус свидетельствовал о возможном диабете. В иной ситуации девушка посоветовала бы Льву Ивановичу сдать анализы.

Но сейчас было не до этого. Потому что Клара убивала человека, к которому несколько дней назад пришла в поисках понимания.

Скальпель ходил, как лапка швейной машины, выстегивая алыми нитями бирюзовую ткань Клариной рубашки. Сталь согрелась теплом рук, стала скользкой и липкой.

При первых ударах Пистолетов как будто удивился. И стоял как вкопанный какое-то время. За весь процесс он не издал ни звука, просто смотрел в глаза удивленно. Только потом он будет изредка выдавливать хрипы и скоблить пальцами по кафелю операционной.

Когда все закончилось, Пистолетов словно обнял Клару, завалившись вперед. Она стряхнула этот грузный дырявый матрас, и он сполз на пол, окрасив ее рубашку в бурый.

Перед Кларой возникли испуганные лица врачей. Почему-то они насмешили ее.

И она засмеялась. Как дирижерской палочкой, она взмахнула своим оружием в сторону Иванова, который дернулся было в ее направлении. Он примирительно воздел руки и сделал шаг назад.

Клара подошла к Матвею. Он пучил глаза и мычал не переставая, извивался, как гусеница, отодвигаясь от своей суженой, насколько позволяли фиксаторы. Клара представила себя: вся в крови, ощерившаяся вампирскими челюстями, между которыми играл раздвоенный язык, будто живший собственной жизнью. Растрепанная, на адреналине, развеселая, с рассеченной губой. Было чего испугаться.

Mein armer, armer Junge…[52]

Скальпелем она перерезала фиксаторы под вопли Карпова. Под лезвием плотное плетение ремней расползалось медленно, приходилось резать и резать вновь, косясь на коллег, чтобы те чего не выкинули. Но они стояли по струнке, держа руки на виду – навык, приобретенный после нескольких полицейских облав. Наконец путы были побеждены, и Матвей, неловко дернувшись, мешком упал вниз. Такой смешной…

– Матвей, нам нужно спасаться, – сказала Клара и услышала, как дрожит ее голос. Хотя волнения или страха она совсем не чувствовала. Парень неловко нацепил кроссовки. Она протянула ему руку. Он послушно вцепился в нее. Безвольное холодное пожатие.

Ей казалось, что они спокойно вышли из госпиталя. Только потом до нее дойдет, что они неслись со всех ног. Лишь выбравшись на улицу, она заметила, что рот Карпова еще перетянут кислородной трубкой. Ухмыльнувшись, она игриво поддела скальпелем и перерезала ее, оставив маленькую царапину на щеке Матвея. И тут же поцеловала эту царапину. Матвей осторожно попятился.

– Мы что-нибудь придумаем. У нас еще почти сутки, – сказала Клара, чтобы успокоить парня. Позже она поймет, что успокаивала себя.

Подул ветерок. Площадь перед госпиталем была пуста. Не то чтобы полдесятого было таким уж поздним временем. Но в Обители вообще мало кто вылезал на улицу без надобности. И к лучшему – Клара была не в форме.

Только сейчас в ее голову – или в сердце, или куда там обычно – вползали чувства, эмоции и мысли. Сначала появился страх. Она осознала, что подняла руку на самого главного человека в Обители. В ее Обители, единственном пристанище, по-настоящему ставшем ей родным за всю ее жизнь. Теперь его придется покинуть. Как покинуть и людей, которые стали ей братьями и сестрами, – они теперь были ей не рады. Это уже вползало сожаление. Паника была на подступе, толкалась где-то у входа.

Клара бросила взгляд на Карпова, и чувства начали спешить. Сначала дикое, ничем не продиктованное желание, граничащее с похотью, разогревающее живот. Потом – переполняющая и окрыляющая влюбленность. Она расположилась в груди, перехватив дыхание. Затем что-то неизведанное – то самое, на Л, – оно забиралось прямо в мозг, оставляя после себя следы из восклицательных и вопросительных знаков.

Зато ушел, откланявшись, шок, заполнявший всю Клару полностью, – и без его легкости, энергии и восторженности тело резко ослабло, затопилось водой, стало гнуться к земле. Грусть покатилась слезами из глаз.

Как никогда прежде Кларе хотелось, чтобы кто-то сильный защитил ее, взял под крыло. Украдкой посмотрев на Карпова, едва держащегося на ногах, Клара поняла – не он.

«С ним придется расстаться», – заговорила логика, как всегда опоздавшая на вечеринку. У Матвея оставался хороший шанс: он никого не трогал в Обители. Ни в чем не виноват. За пределами общины его ждет страшная участь, казнь. А вот внутри остается еще время, чтобы довести процедуру до конца и остаться тут жить. Люди с радостью примут его: он интеллигентный, умный, имеет связи в Редакции. Он будет полезен, батюшка таких любит… Любил.

Как мог Лев Иванович стать таким?.. Злым. Клара ничего не понимала.

У нее, в противовес Матвею, не было времени. Как только оторопь отпустит врачей, они организуют ополчение. Клару поймают и линчуют. План пришел мгновенно: она сбежит в ближайшую деревню, благо знает, в отличие от многих жителей, как быстро добраться до нее тропами. Поднимется прямо сейчас к фиолетовым огородам, выскользнет через северный КПП – и в лес. После этого останется сдаться полиции. Ее отправят в Германию. Так она сохранит жизнь.

Клара в очередной раз бросила взгляд на Карпова. Он неотрывно смотрел вниз по склону, в сторону южного КПП. Пришла боль. От того, что их пути-дороги расходились. Боль расставания была разрывающей. При том, что никаких отношений-то и не было! Страшно представить, что чувствуют любящие сердца, которые любят уже долго и по-настоящему.

Клара поежилась от озноба. И наконец посмотрела в точку, куда устремил взгляд Матвей.

Километр вниз по склону. Южный КПП. Через него вползала, разнося в воздухе лязганье, уже вторая бронированная машина. Из первой, успевшей чуть углубиться в общину, вылезали люди в черных касках и синем камуфляже.

Штурм!

Силовики размеренно выстраивались в цепочку. Спешить им было некуда. В сравнении с теми, кого они тут искали, у них было полно времени.

Это меняло расклад. С одной стороны, теперь ей не нужно было устраивать лихорадочный побег – она пойдет и сдастся прямо сейчас! С другой – теперь Матвею грозила опасность. Поиск по чипу был делом десятка-другого минут для полиции даже в отсутствие дронов.