– Больше всего я хочу вернуться домой, в свое пространство. Раз уж вы мой мозгоправ, молю вас, убедите Матвея найти способ освободить меня. Без этого он никогда не найдет душевный покой.

– Вы прямо ощущаете какую-то несвободу. Что-то вас подавляет. Я думаю, это отношения с вашей невестой или отцом…

– Да меня все ваше бытие человеческое подавляет! Вы меня слушаете, но не слышите! Но тут и я виноват: некорректно выразился – не только я хочу попасть домой, но и мое пространство стремится забрать меня отсюда. Это мучит меня. И не только меня. Все люди-демоны так же страдают. Демонические сущности горят изнутри. А их человеческая составляющая лишь чувствует страх, тревогу и гнев.

– Вообще-то, любой взрослый человек страдает, такова уж наша природа. Советую почитать Джордана Питерсона, канадского психолога…

– Знаем, читали, – усмехнулся Матвей. – Но помимо страданий у людей-недемонов есть нечто большее – вера, добродетель, стремление к высокому, сострадание. Они видят Бога, чем бы он там ни был. А в нас есть только паранормальная сущность, которая, к сожалению или к счастью, не имеет ничего из этого. Это утраивает страдания вашего пациента.

– Предположим, что это так. Но где тогда вы видите выход?

– В возвращении домой.

– И как это сделать? Что для вас есть «возвращение»?

Матвей посмотрел в камеру. Его глаза сверкнули, как ксеноновые фары. Он шумно вздохнул, по изображению пошли наводки еще сильнее. Начал тереть лоб, словно его терзала головная боль. Наконец он заговорил:

– Сегодня редкий случай, когда я смог прорваться в сознание моего смертного альтер эго. И в этом основная проблема. Конечно, демонов достаточно вокруг. Конечно, мы связаны коллективным разумом и общаемся. Конечно, мы, даже когда человек в сознании, можем подавать ему слабые импульсы. Но этого недостаточно! Демон владеет телом слишком малое количество времени, чтобы освободить себя или другого демона, а человек и не знает о проблеме. А если и узнает, то не будет ничего делать: ему помешают страх и глупость. Нужно ведь либо убить себя, либо убить другого демона, либо найти соулмейта – «родственную душу», из-за которой мы попали в этот мир, человека, с которым резонировала наша энергия, – и что-то с ним сделать.

– А если убить другого демона, то вам станет легче? – уточнил профессор. – Вас тоже «усосет» из нашего пространства? Мне это важно, чтобы понять вашу мотивацию и то, нужно ли вас изолировать от общества в клинике?

– Нет, меня в этом случае точно не «усосет», как вы изволили выразиться, – ответил пациент. – Но существовать мне станет значительно легче – концентрация нашей энергии в мире смертных станет меньше и путы, которые вытягивают нас обратно, чуть-чуть ослабнут.

– Вы говорите очень опасные вещи. Я бы настаивал на вашей изоляции…

– То есть вы не хотите помочь?

– В убийстве людей я вам точно не помощник! – Покровский усиленно зачирикал в блокнотике, а затем незаметно для пациента провел по экрану часов, и на нем появилась красная кнопка SOS – очевидно, для вызова охраны.

– Может, вы хотя бы передадите Матвею, чтобы он нашел кого-нибудь с его… как там по-вашему… проблемой? Ему ведь не психотерапевт нужен. Есть демоны, которые древнее, чем я, которые осознали себя и могут стать менторами. Они призваны передавать знания другим демонам. Наше пространство хранит этих людей бережно, ходят слухи, что они бессмертны.

– И где же они живут?

– Они не живут. Они люди, – хмыкнул пациент. – Я чувствую одного такого на центральной улице этого города. Нужно его найти!

– Помогать с поиском людей – не моя прерогатива, тут я тоже бессилен.

– Ничего страшного. Я и не надеялся, что вы мне поможете. Но я чувствую, что со стороны моего дома сегодня ночью постучали. Что-то грядет. Была фиолетовая гроза. Это значит, что Аннушка уже разлила масло.

– Разлила – значит, разлила. Аннушка – молодец. Как и вы. На этом предлагаю завершить наш сеанс. Я доволен прогрессом. – Профессор начал зачитывать записи из блокнотика: – Описание демонов и прочего очень достоверны. Образ демонов у вас логичен, вымышленная вселенная глубоко проработана. Возможно скрытое истерическое расстройство личности. Но в целом мир вашего «пространства за тканью» лишен эмоций и явной риторики, нигилистичен. Это тревожит меня. Возможно, вы перешагнули грань клинической депрессии. Тема поиска свободы воли в беседе обозначена явно. Стремление «вернуться домой» может трактоваться как суицидальные мысли. Это плохо. Образы из сна, связанные с ребенком, указывают, что ваша проблема кроется в вашем детстве. Я хочу с вами работать и дальше. Сейчас я выведу вас из состояния гипноза. Вы начинаете медленно погружаться в дремоту. Слушайте только мой голос. Ваши веки тяжелеют…

– Профессор, напоследок загадка: что отличает успешный сеанс психотерапии шизофреника от свидания с паранормальным?

– И что же?

Матвей по ту сторону экрана сделал легкое движение рукой, будто что-то отшвыривает.

В тот же момент блокнотик вылетел из рук Покровского, как зонтик, вырванный ветром. И полетел прямо в объектив камеры!

От неожиданности Матвей отпрянул от экрана, опрокинул стакан с попкорном и свалился с пуфа, словно Шалтай-Болтай со стены.

§ 3.2. Деятельность Партии Равенства с момента вступления во власть и до наших дней

3 марта 2025 г. Партия Равенства пришла к власти. В этом же году, 5 апреля, вступила в силу первая редакция Закона о Прозрачности и был организован Департамент Наблюдения и Информирования. Этот федеральный орган реализовал Единый цифровой профиль гражданина, в рамках которого в 2025 г. было проведено:

1) массовое чипирование россиян;

2) перевод личных документов и подписей в цифровой формат;

3) отказ от наличных и разработка цифрового рубля на основе блокчейна как мера противостояния возможным внешним санкциям, связанным с отключением от международных платежных систем;

4) заполнение населением пакета соглашений, дающих право государственным ведомствам получать доступ к любой личной информации.

Также Департамент начал поэтапно вводить социальный рейтинг и глобальное видеонаблюдение, закончив процесс в январе 2026 г.

По словам главы департамента Романа Владимировича Резника:

Это [появление социального рейтинга и видеонаблюдения] продиктовано соображениями безопасности граждан, государственного строя и стратегических объектов в условиях высокого уровня криминала, активной деятельности террористических организаций и западной интервенции. Появление программного и аппаратного обеспечения для контроля за перемещениями людей и транспортных средств, а также ведения социального мониторинга – это прямое и естественное следствие научно-технического прогресса.

С начала века действия пользователей отслеживаются на большинстве сайтов, связанных с реализацией товаров, оказанием услуг, подписками на контент. Банки, операторы связи и телекоммуникаций тоже имеют свои инструменты сбора данных. Это прописывается в договорах. Так что мониторинг был всегда, причем, как показала практика в ходе реализации [проекта Единого Цифрового Профиля Гражданина], очень подробный и полный в условиях развития информационных технологий. Просто не было государственной политики, которая бы начала это регулировать на федеральном уровне, взяла бы под контроль компетентных органов и разработала бы соответствующую нормативно-правовую базу. В плане инфраструктуры мы проделали минимальную работу, сугубо организационную, и Партии Равенства хватило внутренних резервов, сформированных на основе частных инвестиций. Я считаю, что мы поступили в духе времени.

Опасения граждан в части какой-то слежки за ними, нарушения личных свобод или превышения полномочий, ограниченных подписанными соглашениями, беспочвенны – если вы не занимаетесь неуместной пропагандой, не ведете террористическую деятельность, не разжигаете рознь и не посещаете незаконных собраний, то вы даже не заметите присутствия социального мониторинга в вашей жизни. Зато получите гарантии безопасности. А это в наше непростое время дорогого стоит.