Часом ранее он сделал звонок в Администрацию Обители, лично епископу Святославу, и сказал, что мирянин Морозов теперь будет в списке обительских. «Но пока только карандашом». Богдан сможет без проблем путешествовать в город на личном автомобиле Владыки. Если Морозова поймают, то просто привезут обратно – и все.

Позвонил главе караула. Попросил от души, чтобы мирянина Морозова не наказывали, если будут какие-то сигналы от эфэсбэшников или уголовного розыска. И чтобы вернули наградное и патроны.

Потом набрал Иванова. Тот сегодня дежурил в госпитале. Посулив ящик элитного коньяка, договорился, что Богдану обработают лазером рану и вколют витамины и экспериментальные препараты – уже в воскресенье он должен быть в состоянии начать свою миссию.

Потом Владыка перечитал записку, составленную по словам Ульского.

Вычеркнул: «Ангел, покалеченная рука».

В чек-листе в конце заметки, которую Владыка уже окрестил «Пророческим Апокрифом Блаженного Ульского», остались два пункта: «Антихрист, столп пламени» и «Защитник, двуглавый Цербер».

Пистолетов хмурил лоб. Еще утром он во все это не верил.

Но три из пяти есть три из пяти. Будто какой-то гроссмейстер пожертвовал ферзя и сейчас ход за ходом приближал партию к финалу.

Найдет ли Ангел своего Демона в воскресенье?

От бессилия Владыка сжал кулаки так, что погнул стилус. Он снова ощущал свое величие. Избранность. Но понятия не имел, где искать Демона и существует ли он вообще. Владыка прочел сотни религиозных книг. Ангелы в них были что надо: облаченные в ослепительный свет, непостижимые для воображения, наделенные невиданной мощью, внушающие ужас. А сегодня перед Пистолетовым было что-то голое, безрукое, сиплое и хнычущее. Еще и разговаривающее само с собой.

Веры в него не было.

– Дай знак мне! – в сердцах воскликнул Владыка.

Телефон в руке зазвонил. Рингтон разливался звучанием церковных колоколов, на дисплее светилась надпись: «Яков Абрамович Покровский» – профессор, которого сегодня упоминал Владыка в разговоре с Богданом.

С Яковом Абрамовичем они познакомились год назад. Тот через контакт в обительской синагоге вышел на Пистолетова, чтобы обсудить процесс попадания в общину. Дело в том, что Покровскому, истинному гению психотерапии и неутомимому экспериментатору, предстояло пожать плоды своей новой задумки. А она была перспективной для когнитивной психотерапии лиц с суицидальным поведением: пациентам, как разведчикам, в зуб вставлялась капсула с ядом, которую те могли раскусить в любое время и реализовать свои наклонности. Покровский все просчитал. Если человек действительно хочет уйти из жизни, то успокоится, так как у него теперь будет все для этого в любое время, а значит, и спешить не стоит. Подумает, остынет. Если же пациент просто привлекает к себе внимание, то тем более, почувствовав явный шаг к настоящей смерти, испугается. И тоже задумается.

Первый же пациент, на котором опробовали методику, прямо в кабинете психотерапии с ликующим выражением лица раскусил свою капсулу, будто карамельку. И отправился в мир иной. А Покровский начал наводить мосты. Впоследствии его как-то оправдали, и заселение в Обитель отложилось до следующих смелых экспериментов. И вот Покровский зачем-то звонил опять…

– Лев Иванович! – Голос Покровского был взволнованным. – Ко мне сегодня приходил очень странный пациент. И, кажется, он владел чем-то вроде телекинеза. Он говорил странные вещи. Я решился позвонить вам, потому что в городской синагоге в это просто не поверят!..

Матвей всегда любил воскресенья. Сегодня он проснулся в пол-одиннадцатого, сладко потянулся в кровати, прислушался к звукам душа из ванной и скомандовал умному дому под управлением бытового модуля Каиссы открыть шторы и включить кондиционер и легкую музыку.

Солнце осветило дизайнерский ремонт их с Настей спальни, огромную круглую кровать, белые кожаные кресла. Зайчики залетали в панорамное окно и игрались друг с другом – спальня была настоящим зазеркальем. У стены стоял туалетный столик с гримерным зеркалом, усыпанным лампочками по периметру. Потолок тоже был зеркальным – Матвей лежал и смотрел в глаза своему отражению. В изогнутую волею французского архитектора соседнюю стену был встроен такой же изогнутый большой телевизор. Зайчики скатывались с него на круглый журнальный столик из ударопрочного стекла и имитации кости, пробегали по страничкам разбросанных на нем комиксов и перепрыгивали на вешалки с концертной одеждой Насти, пускаясь в пляс по начищенной металлической фурнитуре косух, кожаных корсетов и готических кружевных платьев.

«Доброе утро, Матвей, пусть сегодняшний день будет лучше некуда».

Виртуальный помощник разговаривал голосом Насти – высоким, томным, с придыханием. Невесте Матвея достаточно было сказать несколько предложений вслух, и теперь Каисса всегда звучала так, что у Матвея шли приятные мурашки по телу. Даже если это был просто запрос на запуск стирки.

Заиграл тихий лаунж.

Матвей сел и попросил включить третий канал Редакции. Шла социальная реклама про рейтинг. На экране главный герой, Гражданин Петров, высокий знойный красавец, вытирал пот со лба после посадки деревьев в парке и белозубо улыбался зрителю.

Спокойное и светлое утро, ничего не значащий домашний ленивый день – достойная награда за трудную рабочую неделю, которая в конце еще и преподнесла чувство тревоги, кошмарные сны и неоднозначный прием у психотерапевта в пятницу вечером.

Звуки воды в ванной затихли.

Вошла Настя, обнаженная, в капельках воды, и начала промокать полотенцем волосы.

– Проснулся? Что-то ты рано сегодня, – съязвила девушка. – Отвернись, пожалуйста.

Матвей послушно развернулся к Насте спиной так, что мог видеть ее отражение в гримерном зеркале. Он сидел и любовался. Казалось, вот-вот появятся пухлые купидончики и летающие сердечки. У Насти была шикарная фигура: попа полочкой, грудь – стоячая тройка с маленькими сосками и чуточкой силикона. Кубики пресса, мускулистые руки, подтянутые ноги и широкие плечи – Настя всю юность занималась прыжками с шестом и стрип-пластикой. Несмотря на свой эпатажный имидж местечковой панк-звезды, дома Настя всегда выглядела как классическая домохозяйка, вынимала весь пирсинг из бровей, носа и губ, делала легкий макияж, просто чтобы подчеркнуть свои милые щечки, большие пухлые губы и идеальный носик. Смывала лак с волос, и ирокез или «шипы свободы» превращались в мягкие локоны, которые она собирала в высокий хвост.

Настя опустила полотенце, и ее длинные рыжие волосы разметались по спине, скрыв от Матвея оголенные ягодицы невесты, основной предмет его любования. Как же ему повезло с Настей! Это определенно была судьба. Столько совпадений нарочно не придумаешь: рожденные в одну дату, они имели одинаковый цвет глаз – редкий янтарный, – а их рост совпадал сантиметр в сантиметр! После свадьбы, запланированной на сентябрь, Насте даже не пришлось бы менять фамилию – она тоже была Карпова, однофамилица…

Гражданин Петров на экране сидел в какой-то клинике со жгутом на плече, бодро сжимая в руке резиновый мячик и рассказывая о пользе донорства.

– Эй! Я же сказала, не подсматривай! – воскликнула Настя. – Лучше встал бы и завтрак приготовил!

– Кисуль, а я уже местами встал, – игриво сказал Матвей. – Может, займемся утренней зарядкой?..

Настя фыркнула:

– Я с утра уже съездила на фитнес. У меня новый тренер, Вадим, раскачан как бык. Загонял меня сегодня. Тебе тоже не помешало бы позаниматься. Ты располнел.

– Кисуль, я всю неделю на работе упахиваюсь. Вот, к психотерапевту сходил еще позавчера.

– Карпов, это шахтеры в забое упахиваются. А у тебя работа офисная с редкими выездами на репортажи и лекции. Надо ходить в качалку, надо.

Настя накинула белый банный халат и села за туалетный столик.