Матвей и Клара взялись за руки и переглядывались. Бонни и Клайд, загнанные в угол. Точнее – между новеньких шкафов из массива дерева, уставленных надгробиями книг. Под иными обложками еще теплились современные авторы, но большинство имен сейчас только и жило что в этих книгах – самоуверенных посланиях тех, кто уже сгнил в земле или стал пеплом в крематории, тем, кому это еще предстоит.

Стараясь не издавать ни звука, Богдан снял ярыгина с предохранителя. На улице порыкивали автоматные очереди. На выстрел в доме внимания тоже особо никто не обратил. Не очень-то тут пеклись о стрельбе, словно это было данностью, как крики петухов поутру.

Тем лучше – можно убить обоих сейчас. Не пачкая свой дом. А потом ускользнуть, спрятав трупы в подвале, куда не суется даже смотритель библиотеки. Он придет завтра не раньше обеда – чтение непопулярно в общине. Богдан успеет на свежую голову разобраться и сделать правильные выводы.

Дальше варианты разные. Если беглецов не нужно было убивать, то пусть обительские сами обнаружат тела. А с него – как с гуся вода. Если же жители будут жаждать крови, то Морозов с гордостью продемонстрирует трофеи и получит-таки свои преференции. Победа без проигравших. Фантом бы оценил.

Богдан глубоко вдохнул и выдохнул.

– Смотрите, какая книга красивая, – показал он пальцем на нижнюю полку стеллажа. Там стоял подарочный «Гарри Поттер».

Матвей и Клара устремили взгляды на книгу, даже чуть согнулись. Интерес их был понятен: под колоссальным стрессом любая мелочь – отдохновение для воспаленного рассудка. Так на курсах переговорщиков учили.

Богдан прицелился в спины. Матвей или Клара… Интересно, а Демона вообще можно убить так, обычной пулей? По спине Богдана пошли мурашки, когда он вспомнил белые глаза парня, срывающего броню со здоровяков из ОМОНа. Морозов подвинул ствол в сторону Клары. Сиськи у нее классные, но вот с головой совсем беда…

Палец медленно прожимал спусковой крючок. Богдан инстинктивно втянул голову в плечи и прищурился. Выстрелы в помещении он просто терпеть не мог.

– Беня, ты больной ублюдок! – крикнул кто-то ему в ухо.

Богдан вздрогнул, и прогремел выстрел. Пуля ушла вниз, пробив «Гарри Поттера» аккурат между Матвеем и Кларой, которые, как зайцы, метнулись в разные стороны и скрылись за стеллажами.

Морозов в ужасе смотрел на двойника. Тот выглядел иначе, чем обычно. Болезненно, грустно. Его лицо было перекошено, как после неудачной пластики. Голова поросла клочками волос и была покрыта уродливыми шрамами.

– Ты… – пролепетал Богдан и замолчал, не в силах найти слов.

– Я, – грустно ухмыльнулся фантом. – Не узнал?

Он стоял совсем рядом. Богдан вскинул пистолет и выстрелил в двойника. Пуля выжала из его груди черную струю. В дыре запузырилась какая-то мазутная гадость. Фантом все так же улыбался.

– На минуту тебя нельзя оставить одного, Бень. Гражданских убиваешь? А-та-та! – погрозил он пальцем.

– Волею Владыки!

– Знаем-знаем. Как только себе не соврешь, лишь бы не признаваться, что ты – вот такой, – фантом показал на свое обезображенное лицо. – Что ты маньяк и садист. Что получаешь удовольствие и убиваешь из любви к искусству. Но меня-то не обманешь…

Богдан отпихнул двойника.

– Ты – воображаемый! Тебя не существует! – закричал он, срывая голос. – У меня дело есть…

Богдан несколько раз в панике выстрелил в разные стороны.

– Десять патронов в твоем «Граче» осталось. Потрать с пользой. – Двойник приставил пальцы к уродливой голове и несколько раз цокнул языком.

Морозов не планировал терять самообладание. Он пробирался вперед между стеллажей с книгами и стрелял на каждый шорох. С улицы донеслись голоса. Богдан увидел возле стены кафедру выдачи, массивную, полукруглую. Если где и можно было укрыться, то только за ней.

Он выпустил туда пять пуль. Они пробили кафедру. Раздался какой-то навязчивый свист.

– Знаешь, Бень. Я пришел попрощаться с тобой, – сказал двойник из-за спины.

– Скатертью дорога! – рявкнул Богдан.

– Почему ты меня не любишь?

Богдан развернулся лицом к двойнику, поморщился от неприглядного вида, от дыры в груди.

– Ты постоянно меня обзываешь, – буркнул Богдан.

– Детство, детство, брат… Ты меня называешь чмом, уродом, похабником и многими другими словами. А я ведь тебе спасал жизнь и свободу. Был рядом. Кто еще с тобой был рядом?

Богдан не знал, что ответить. Что теперь – руки ему лобызать за это?

– Самое обидное, когда ты меня назвал воображаемым. В самое сердце, знаешь ли. – Двойник засунул палец в дырку и выковырял оттуда черный сгусток. Богдан почувствовал рвотный позыв. – Да. Пусть мой облик тебя не смущает. Это кусок твоего лица, нашитый на мой череп неровными стежками. Но я – не воображаемый! Я всегда был более реальным, чем ты. Я не ненавижу тебя. Не ненавижу себя. Принимаю нас такими, какие мы есть.

Чтобы как-то себя отвлечь, Богдан выстрелил еще раз в кафедру. Свист перешел в глухое шипение.

В воздухе запахло серой. Без сомнений, это смердило от двойника. Да он просто разлагался! Лицо его пошло рябью, как колеблется изображение над костром или над асфальтом в жаркий день.

Сзади раздался звук разбитого стекла. Нагромождения книг обагрились языками пламени.

– Местные пришли с факелами жечь ведьм, – протянул двойник. – Бень, бывай. Просто… просто будь счастлив. Если ты выберешься живым из этой передряги…

– Выберусь! – заорал Богдан. – Выберусь, выберусь, выберусь!

Еще выстрел в никуда.

– То полюби себя. Или найди того, кто это сделает за тебя.

Фантом зашел в центр разгорающегося пламени. Дым ел глаза, и Богдан из-за слез видел только угольный силуэт.

– Только тебе не выжить, Бень. Ты слышишь запах газа? Это баллон за кафедрой отсчитывает мгновения твоей жизни. Я бы предупредил тебя раньше. Но… я же воображаемый.

Окно возле кафедры разбилось, в кафедру врезалась бутылка.

Из нее выпрыгнул ифрит и раскинул свои пламенные объятия…

– Я никого не вижу, – сказал Девонский.

– Да присмотритесь же! – Алексей показал пальцем в закоулок, если таковым можно было назвать слабо освещенный проем между домами, заросший травой.

Действительно, в сорока метрах от них копошилась какая-то фигура в длинном голубом халате, грузная и неуклюже перебирающая ногами. Едва Платон разглядел ее, как она скрылась за углом. Леша метнулся туда, и Девонскому не оставалось ничего другого, как последовать за ним.

Быстрым шагом они добрались до этого самого угла, за которым их ждал – сюрприз-сюрприз! – еще один закоулок, перпендикулярно уходящий в направлении северного КПП. Более узкий и длинный, с высокой травой. Он располагался между двух рядов кирпичных стен, сплошных, без окон. Разбитый светлыми прямоугольниками желтого света, просачивающегося между домами, он напоминал бесконечную вертикаль шахматной доски.

– Интересно, такие переулки патрулирует полиция? – спросил Платон боязливо. Он уже мысленно простился с деньгами и просто хотел домой, что бы это слово ни означало в прошлом тридцатилетней давности. Изредка в его голове проскакивала мысль, что он в достаточной степени чист перед законом и во всем происходящем, скорее, свидетель. От этого становилось легче, поэтому мысль возникала все чаще и чаще.

– Полиция сейчас вся на площади и в районе южного КПП, – ответил фотограф. – Контингент небольшой пригнали. Дождутся кинологов и будут уже каждый уголок обследовать. Сейчас – это чисто панику навести, оружием побряцать. Поверьте, никто сейчас никого не ищет толком. Они своего все равно не упустят.

– Тут вообще много людей живет?

– Давайте посчитаем, – терпеливо говорил Леша. – На этом склоне, который пологий, всего сорок гектар на застройку, остальное – на технические сооружения. Дома́ метров по сто пятьдесят жилых. Натыканы плотно – сотки по четыре на двор приходится, не больше. Сколько это?