– Не знаю, а я люблю прихожан успокаивать на этом, подлавливать: придет ко мне человек, а я ему говорю, де, есть на свете люди без ног – и ничего, Олимпиады берут. А ты раскис как нюня. Помогает обычно. Но если подумать, то правда твоя, Клара Олеговна.

– Ну вот начали родители сильно ругаться, регулярно. Мне шесть было. И я просто сгорала от какого-то чувства вины. Мама ругала папу, а мне почему-то хотелось его защитить, а я не могла. И в одну из ночей я было заснула под их очередной скандал. В слезах вся, даже голова болела невыносимо. И проснулась среди ночи. За окном – фиолетовые тучи. Я села на кровати и… Дальше все было, как во сне этом. И когда я с тем существом заговорила – а я ведь совсем его не испугалась, правда была готова пойти с ним хоть куда, – оно тут же исчезло. Это наяву было. Я сейчас вот взрослая. Официально вменяемая. И я говорю – было наяву это!

– Ну, может, и было, не мне судить…

– Именно! А вокруг все, казалось, только и хотели судить: я родителям рассказала – а через день меня забрали в интернат для душевнобольных. Это его я детдомом называю, потому что стыдно. Потому что родители, которые с каким-то облегчением меня отдали туда, для меня перестали существовать. Да и, видимо, я для них тоже – домой я так и не вернулась. Никогда.

– Ты дома, – сказал Владыка. – Запомни, теперь у тебя есть братья, сестры, я.

Клара разрыдалась в голос.

Стало ли ей легче? Вряд ли. Было бы очень самоуверенно полагать, что человек, который всю жизнь держал это в себе, отпустит вдруг все в одном искупительном плаче или проникновенном разговоре. Владыке вспомнился почему-то недавний репортаж Матвея Карпова по телевизору. Про людей, которые взяли себе моду стоять на гвоздях. Они вставали на доску с гвоздями и спустя какое-то время начинали реветь, вопить. Вот к кому надо экзорцистов приглашать. Шарлатаны. И еще потом в интервью говорили, что они аж весь негатив и все плохое из себя выпустили, чувствуют себя обновленными, очищенными и просветленными. Враки – видели бы они негатив настоящий, что творится на улицах иногда, какие убогие люди бывают и раздавленные. Пистолетов столько всего повидал – гвоздем не выпустишь. Да и Клара тоже. Хотя Клара вот верит, что у этих чудиков горе и эмоции именно такие, как они сами считают. Но как же, черт возьми, трудно поверить этим холеным ребятам, у которых есть деньги на гуру с доской и гвоздями. Которые едут на машине, чтобы постоять на этом всем. Которые сегодня поели, а теперь стоят перед камерой, стриженные, в нормальной одежде. И говорят, как же им было трудно, а теперь вдруг стало легко. Ну хоть гвозди им вбивали бы в ладони, что ли, – чтобы они орали по-настоящему. И орали… И орали…

За мыслями Владыка не сразу понял, что и в самом деле из-за окна доносится ужасающий вопль. Очень громкий, прямо на всю общину. Будто зверь какой кричит.

Клара застыла.

– Из госпиталя, кажется! – наконец произнесла она.

– Да. Беги разузнай, что там стряслось.

– Так что мне делать с моим кошмаром?

– Я бы тебе на гвоздях порекомендовал постоять – знаешь, такое лечение модное нынче есть? А лучше – молитвы почитай. Любые, но долго. Полегчает, если поверишь. Что еще поп может посоветовать? – нервно хохотнул Владыка.

Клара умчалась.

Надо выяснить, что же случилось. Пистолетов взял телефон, чтобы набрать главу караула или, на худой конец, будочника, ближайшего к госпиталю – крик доносился явно оттуда.

Но не стоило забывать о более важном.

Владыка открыл заметки на телефоне, пролистал их и нашел ту самую, которую создал, когда Женя, чудаковатый татуировщик, впервые рассказал Льву Ивановичу о свой навязчивой идее с грядущим Апокалипсисом. Пистолетов подробно зафиксировал ее для того, чтобы по просьбе Жени поискать в церковных архивах любые упоминания о подобном сценарии.

Теперь же он смотрел на короткую заметку и размышлял.

Вычеркнул из текста: «Фиолетовый шторм, небо аметистового цвета, шаровые молнии, ужасный шквал и ливень».

Вычеркнул: «Блудница, змея».

Открыл чат с Симеоном. Конечно, отправлять семинаристу голосовое было неправославно, но тыкать в мелкие буковки после коньяка и волнения было невмоготу.

– Симка! Девка сегодня сидела дородная, с языком раздвоенным. Проследи за ней. Незаметно. До моих указаний. Чтобы как ниточка за иголочкой!

Владыка не был ни фанатиком, ни суеверным, ни поборником какой-либо идеи, ни даже верующим, несмотря на наличие сана и христианские обряды вроде крещения или венчания, проводимые им в общине. Ему больше нравилась статистика с ее законом больших чисел и цепями Маркова. Если взять огромное количество букв и хаотично переставлять их достаточное количество раз, то на очередном шаге получится «Гамлет» или «Преступление и наказание». Если прожить достаточно лет в Обители, населенной специфическими по своей натуре людьми – нужно быть очень оригинальным человеком, чтобы отринуть цивилизованное городское общество только из-за идеи, – и читать много книг о всяком паранормальном и религиозном, то на очередном шаге начнут сбываться события из пророчеств.

Конечно, Владыка был удивлен совпадениями сегодняшнего дня с байкой без морали, рассказанной талантливым татуировщиком с признаками душевной болезни. Но их число еще не перевалило за ту грань, когда в них стоило бы увидеть нечто, не поддающееся обыденной логике. Фиолетовые тучи бывают, объективно. И шаровые молнии тоже. В природе и сиамские близнецы бывают, и плотоядные растения, и рыбы с фонариками. Наверное, даже горящие терновые кусты где-то растут.

И девушки со сплитом языка, набивающие змей, тоже встречаются. В Обители, может, даже чаще обычного. Ничего странного, что одна из них заглянула сегодня во флигель. Тем более этот Ульский говорил, что от придуманной легенды с Апокалипсисом он «словил дикий инсайт» и начал штамповать образы из нее всем клиентам…

Но все равно Пистолетова не покидало какое-то странное возбуждение. Такое бывает иногда, когда в голове десятки мыслей, идей и планов. И они все играют в чехарду, перепрыгивая друг через друга. Дерутся ради внимания своего владельца, словно телепередачи за прайм-тайм. Мечутся, как пираньи, которым в аквариум кинули кусок мяса. В итоге это не приводит ни к чему: за прокручиванием своего внутричерепного богатства человек просто лежит в кровати без действия, в ожидании, когда нервное напряжение отпустит и можно будет хотя бы дойти на кухню за чашкой кофе.

Так и Лев Иванович сидел неподвижно в своем кресле с пустым кубком в руке, ментально мастурбируя на собственный образ спасителя человечества. Владыка представлял, как вклинивается в легенду Жени Ульского и помогает Ангелу победить, защищая его, как Цербер защищает Антихриста, пришедшего в Обитель забрать Клару. Было приятно. Очень. Кажется, вот почему рассказанная каким-то заключенным городская легенда сначала завладела вниманием Ульского, а теперь пробралась и в голову Пистолетова.

Через полчаса после того, как Клара впопыхах выбежала из приемной, к Владыке зашел следующий гость – заместитель главного врача госпиталя, дюжий хирург Иванов. В своих волосатых медвежьих руках он сжимал сверток из желтого полиэтилена.

– Иваныч, мы там процедурку сделали, – подмигнул Иванов, довольный. – Без вас. Товарищ просто ночью пришел в общину, а санитар вас не нашел во флигеле.

Иванов протянул Владыке сверток, и в этот момент он выскользнул из ручищ хирурга и плюхнулся прямо на стол. Полиэтилен развернулся, и из свертка вывалилась ампутированная рука с разводами засохшей крови, но все еще теплая и пульсирующая.