— Но кто же решится быть убийцей? — заметил Фуше.

— Разве убийца тот, кто убивает бешеную собаку? — воскликнул Оливье, выходя из себя. — А если народного мстителя растерзают на куски, так что же? Он отомстит за себя и спасёт тысячи жертв.

— Конечно! — отвечал Фуше. — Это единственное средство спасти вашу мать.

— Но не надейтесь, молодой человек, такой герой не найдётся, — заметил Вадье.

— Патриоты вроде Брута давно исчезли со света, — прибавил Омар.

— Не надо многих, а один найдётся! — дико воскликнул Оливье и прибавил: — А где выход отсюда?

Вадье указал ему выход.

— Благодарю вас, граждане! До свидания!

Члены комитета общественной безопасности молча взглянули друг на друга.

— Убьёт ли он Робеспьера? — произнёс Вадье.

— Может быть, — отвечал Омар.

— Однако идёмте кричать! — сказал Фуше.

И они всё бросились бегом к залу конвента.

Заняв своё место в зале заседаний, Фуше с любопытством оглянулся. Коло д’Эрбуа занимал председательское место. На трибуне стоял Сен-Жюст, а под нею прямо против бюста Брута виднелся Робеспьер, который как будто охранял трибуну, как верный часовой.

— Он одет, как в день праздника Верховного Существа, — шепнул иронически Фуше своему соседу.

Действительно, на Робеспьере был синий фрак, белый шёлковый вышитый жилет, короткие брюки, белые чулки и башмаки. Он не забыл также парик и пудру. Странное зрелище представляла эта фигура, изящно одетая по старой моде среди полутора тысяч депутатов и слушателей, заполнявших зал. Духота была так велика, что многие из присутствовавших расстёгивали сюртуки, жилеты и даже рубашки, обнажая грудь, а на галереях грубые представители партии sansculotte, сняв свои красные колпаки, повесили их на палки, которые они держали в руках. Большинство слушателей состояло из робеспьеристов обоего пола, которые забрались в зал с пяти часов утра и проводили время до открытия заседания довольно весело. Они пили, ели и пели песни.

Появление Робеспьера ровно в 12 часов было встречено громкими рукоплесканиями публики, на что он отвечал любезными поклонами и улыбками.

— Я вам говорил, что мы одержим успех! — сказал он, обращаясь к сопровождавшему его Леба.

Он был так уверен в своей победе, что, выходя из дома, совершенно успокоил семью Дюплэ относительно результата заседаний.

— Поверьте мне, — прибавил он, — большая часть членов конвента — люди беспристрастные.

Но в самом начале заседания, когда Сен-Жюст взошёл на кафедру, обнаружилось, что его враги не дремали и подготовили могущественную демонстрацию, почему Робеспьер и выбрал место около трибуны, решившись предупредить всякую попытку помешать Сен-Жюсту произнести свою речь. Он так же, как накануне Робеспьер, начал огульно обвинять Комитет общественной безопасности, не называя имён.

— Довольно общих слов, — крикнул Тальен, один из заговорщиков против Робеспьера, — называйте по именам!

Сен-Жюст пожал плечами и продолжал говорить. Но со всех сторон раздавались крики и поднимался такой шум и гам, что, несмотря на пламенные протесты Робеспьера, оратор не мог кончить своей речи. План Фуше вполне удался.

Тогда Бильо-Варрен просит слова и ловко пробирается на трибуну при рукоплесканиях своих друзей.

Робеспьер кричит, машет руками, но его голос заглушается криками:

— Дайте говорить Бильо-Варрену! Дайте говорить Бильо-Варрену!

Коло д’Эрбуа звонит изо всей силы в председательский колокольчик и тем увеличивает общую сумятицу.

— Не слушайте Бильо-Варрена! — продолжает восклицать Робеспьер. — Его слова — ложь!

— К порядку! К порядку! — раздаётся со всех сторон. — Робеспьер не на трибуне! На трибуне Бильо-Варрен! Пусть он говорит! Пусть он говорит!

Робеспьер презрительно пожимает плечами и возвращается на место.

Мало-помалу водворяется тишина, и Бильо-Варрен начинает говорить:

— Я вчера был в Якобинском клубе. Весь зал был полон людей, приведённых для того, чтобы оскорблять депутатов и клеветать на Комитет общественной безопасности, который день и ночь заботится о том, чтобы у народа был хлеб, а у армии — оружие для того, чтобы одержать победу.

— Хорошо, хорошо! — слышится чей-то голос, и раздаются громкие рукоплескания.

— Я вижу, — продолжает оратор, указывая на ту часть зала, которая носила название Горы, — вот там сидит один из негодяев, который меня оскорбил вчера. Да, да, это он!

Друзья Бильо снова поднимают колоссальный шум, среди которого слышатся крики:

— Вон! Вон!

Несчастный депутат, на которого заговорщики неистово бросаются, сначала старается себя защитить, уверяя в своей невиновности, но потом, видя грозящую ему опасность, быстро исчезает.

Пользуясь своим успехом, Бильо переходит прямо к обвинению Робеспьера.

— Этот человек, — кричит он во всё горло, — забрал в свои руки парижскую армию и осмелился поставить во главе неё недостойного Ганрио. Он не спросил для этого ни вашего, ни нашего согласия, а действовал самовольно. Он уверяет, что перестал ходить в комитет, потому чго комитет действует деспотически. Он лжёт.

Робеспьер вскакивает и хочет ответить со своего места, но ему не дают произнести ни одного слова.

— Да, вы лжёте, — продолжает Бильо, — вы потому перестали к нам ходить, что мы не согласны быть вашими сообщниками и помочь вам уничтожить свободу! Ваша цель — сеять между нами раздоры, истребить нас поодиночке и сосредоточить всю власть в своих руках. Вы окружаете себя только пьяницами и развратниками, вроде того секретаря, который украл 150 000 ливров и которого вы приютили под своим крылом! Вы — «неподкупный», вы, мозолящий всем глаза своей добродетелью и честностью!

Раздаётся смех, и Робеспьер презрительно пожимает плечами, считая унизительным отвечать на такое бессмысленное оскорбление.

Фуше громче всех смеётся и шепчет соседу:

— Умная, ловкая тактика! Молодец Бильо!

Оратор теперь взывает к патриотизму конвента и умоляет его принять меры для своей безопасности.

— Если вы не укротите этого безумца, — восклицает он в конце своей речи, — то вы все погибнете, потому что он отдаст в жертву гильотине всех, кто мешает ему достигнуть своих честолюбивых целей. Дело идёт о спасении конвента, о спасении Республики, о спасении Франции. Я требую, чтобы конвент объявил своё заседание беспрерывным, пока он не положит конец честолюбивым планам нового Катилины, который хочет сделаться тираном, предав нас всех смерти!

Раздаются громкие рукоплескания, и друзья Бильо восторженно машут платками.

Робеспьер поднимается со своего места и в сильном волнении кричит:

— Всё это ложь, и я это докажу!

Его слова заглушаются неистовыми криками:

— К порядку! К порядку!

— Я отвечу этому изменнику, — продолжает кричать Робеспьер и хочет пробраться к трибуне, но заговорщики заграждают ему путь и усиливают общую сумятицу.

— Тише! Тише! — слышится голос с председательского места.

Тюрьо заменил Коло д’Эрбуа и громогласно произносит:

— Никто не может говорить, пока я не дам ему права голоса.

— Я требую, чтобы меня выслушали, — восклицает Робеспьер, напрягая свой голос.

— Нет, я даю слово Вадье! — произносит председатель, звоня в колокольчик.

И на трибуне показывается Вадье.

— Да, да, пусть говорит Вадье! — произносят несколько голосов.

— Это низко! Это подло! — протестует Робеспьер.

— К порядку! К порядку!

— Граждане... — начинает Вадье.

Но Робеспьер не даёт ему говорить, требуя, чтобы его выслушали раньше.

— Заставьте, председатель, его замолчать! Мы хотим слушать Вадье.

Тюрьо звонит в колокольчик и приказывает Робеспьеру не перебивать Вадье.

— Слово Вадье! — произносит он.

Робеспьер снова покоряется судьбе и молча занимает своё место.

Мало-помалу водворяется тишина, и Вадье начинает говорить слащавым голосом.