Дверь кельи королевы тихо отворилась. Из неё вышла Мария Аатуанетта и подошла к другим призракам, которые все почтительно перед нею преклонились.

Робеспьер чувствовал теперь, что он погиб. Бежать было некуда, но он всё-таки попробовал направиться к решётке в мужском отделении, пятясь назад и не спуская глаз с призраков. Достигнув решётки, он толкнул её спиной. Она не поддалась. Он обернулся. Решётка была заперта. Он стал бешено трясти её... но всё тщетно.

Он снова обернулся, боясь, чтобы призраки не напали на него сзади. Но они по-прежнему не обращали на него внимания. Но это не могло долго продлиться, и они набросятся на него. Он едва переводил дыхание...

— Это нелепо! — воскликнул он громко. — Мертвецы не встают из могил!

Он уверял себя, что стоит только не верить призракам, и они тотчас исчезнут. Он топнул ногой и бросил на них смелый взгляд.

Теперь все глаза были обращены на него. И эти глаза грозно обвиняли его, сурово осуждали! Он замер на месте... Они продолжали смотреть на него и начали медленно подвигаться...

— Ни шага далее! Умоляю вас, ни шага далее! Я знаю, что вы скажете. Вы назовёте меня убийцей.

Ему казалось, что его жертвы утвердительно кивнули головами.

— Правда! Правда! Я убийца! И вы справедливо меня так называете. Я знаю, чего вы хотите потребовать от меня. Я должен освободить всех узников и уничтожить гильотину!

Он снова видел, что его жертвы утвердительно кивнули головами.

— Клянусь, я всё исполню! Только уйдите, только оставьте меня!

Призраки не двигались с места и продолжали смотреть на него.

— Пощадите меня! Пощадите! — кричал он, обезумев от страха.

Он схватился за стул, но стул подался.

— Помогите! Помогите! — раздалось под сводами тюрьмы.

— Кто там кричит? — послышался голос Барасена, который, вернувшись, с удивлением увидел лежавшего на каменном полу Робеспьера.

Он подумал, что Неподкупный упал, вероятно, во сне со стула, и, поставив фонарь на пол, стал помогать ему подняться.

Робеспьер проснулся и стал дико озираться по сторонам. Увидав Барасена, он оттолкнул его от себя.

— Я вижу, что вы ещё не проснулись, — произнёс со смехом сторож.

Робеспьер молча протирал глаза.

— Вы, верно, видели дурной сон? Или, может быть, у вас был кошмар?

— Да, — отвечал Робеспьер, приходя в себя.

И, с трудом поднявшись, он тяжело опустился на стул.

Тогда Барасен объяснил результат посещения келий. Он допросил всех арестантов, но молодого человека по имени Жермен не оказалось.

Робеспьер поблагодарил его, хотя всё ещё беспокойно смотрел по сторонам.

Неожиданно он вскочил и, схватив за руку Барасена, спросил:

— Мы здесь одни?

— Конечно! — отвечал с удивлением сторож.

— Так пойдёмте отсюда скорей! — произнёс Робеспьер нетерпеливо, и как только Барасен отворил решётку, он пустился почти бегом к выходу.

— Гражданин Робеспьер, — крикнул он, — не идите так быстро, я не могу за вами поспеть.

Но Максимилиан не обращал на него внимания и ещё более ускорил шаги.

Робеспьер стал дышать свободно. Он был на свежем воздухе, звёзды сверкали на чистом небе, и Сена тихо катила волны у его ног, но он не смел остановиться на набережной, боясь, чтобы ему, как Фукье-Тенвилю, вода не показалась кровавой.

Мало-помалу он совершенно успокоился, и мысли его вернулись к Оливье. Если юноша не находился в консьержери, то где же он был?

Войдя во внутренний двор Тюильри, он не решил ещё, куда направиться дальше. Но тут его озарила мысль. Он прямо пошёл в павильон Свободы. Там помещался Комитет общественной безопасности, которому были отведены те самые комнаты, в которых когда-то жил Людовик XVI. Этот комитет обыкновенно заседал поздно ночью, и Робеспьер был уверен, что он найдёт кого-нибудь. Действительно, он встретил в прихожей Бильо-Варрена и Коло д’Эрбуа. Они бросали на него иронические взгляды, и ему стало ясно, что после поражения в Якобинском клубе они подвели под него какую-нибудь мину. Это вывело его из терпения, и он гневно воскликнул:

— Так вы выпустили узника, которого я запер в тюрьме Ла-Форс?

— Да, — отвечал Бильо-Варрен, очень довольный, что они чем-нибудь насолили своему грозному противнику.

— Зачем?

— Чтобы подвергнуть его передопросам.

— Где он?

— Ищите!

— Я вам приказываю тотчас его вернуть в тюрьму ЛаФорс!

— Мы не повинуемся вашим приказаниям.

— А, вы хотите вступить в борьбу со мною! Будет вам борьба со мною — и насмерть, завтра же!

Он повернулся и ушёл, с шумом захлопнув за собою дверь.

Бильо-Варрен и Коло д’Эрбуа направились в зал Комитета общественной безопасности, чтобы донести о бурной сцене с Робеспьером. Но на пороге Бильо остановился и сказал:

— Погодите, я прежде пойду и допрошу юношу.

С этими словами он направился в комнату верхнего этажа, где Оливье с пяти часов дня сидел под надзором жандарма, которому Куланжон приказал зорко охранять юношу до решения его судьбы комитетом.

Куланжон был одним из самых ловких сыщиков комитета. Переодетый нищим, он проник в Монморансский лес и был свидетелем свидания Робеспьера с Воганом. Когда же агенты Робеспьера обратили его в бегство, то он долго ждал на опушке леса англичанина, но тщетно: англичанин исчез. Вернувшись в Париж, он тотчас доложил обо всём Комитету общественной безопасности. Бильо-Варрен пришёл в восторг и, потирая себе руки, сказал:

— Этот англичанин, должно быть, Воган, агент Фокса, который уже два дня находится в Париже. А! У Робеспьера тайное с ним свидание! Он составил заговор: прекрасно, это нам на руку!

И Бильо-Варрен приказал Куланжону осведомиться, находится ли по-прежнему англичанин в американском консульстве, пока напишут приказ о его аресте.

Однако в консульстве сыщик узнал, что Воган только что уехал из Парижа. Он усомнился в правдивости этого известия и, наведя дальнейшие справки, убедился, что англичанин отправился в Женеву тотчас после выхода из Монморансского леса.

Члены Комитета общественной безопасности узнали, что им придётся отказаться от обвинения Робеспьера в заговоре, потому что основывать это обвинение на одном показании было невозможно, тем более что Куланжону как агенту комитета никто не поверил бы. В продолжение нескольких дней они надеялись, что англичанин вернётся в Париж. Но вскоре им пришлось отказаться и от этой надежды.

Но однажды вечером Куланжон принёс комитету добрую весть. Случайно посетив по какому-то делу тюрьму Ла-Бурб, он застал арестантов и арестанток за ужином во дворе акаций. Две из арестанток обратили на себя его внимание: ему показалось, что он их где-то видел, и, подумав минуту, он вспомнил, что они разговаривали с Воганом в Монморансском лесу, прежде чем появился Робеспьер. Его подозрение вполне подтвердилось справкой в тюрьме. Эти обе женщины были привезены из Монморанси и арестованы по приказанию Робеспьера.

— Вот и прекрасно! У нас два свидетеля, — воскликнул с восторгом Бильо-Варрен.

— Три, — прибавил сыщик, — я теперь припоминаю, что с этими женщинами был ещё молодой человек.

— Его необходимо разыскать. Отправляйтесь скорей в Монморанси и привезите его сюда.

После двухдневных розысков сыщик нашёл наконец домик в лесу, и сначала садовник отвечал, что он не знает, куда девался Оливье после ареста его матери и невесты, но потом заявил, что, может быть, слесарь Леонар имеет о нём какие-нибудь сведения. Разыскав Леонара, Куланжон добился от него признания, что молодой человек отправился в Париж после ареста матери и невесты. Куланжон поблагодарил слесаря за эти сведения, коими не удовольствовался и ловко разузнал от соседей, что Леонар по временам ездит в Париж и останавливается на улице Рошэ в меблированных комнатах вдовы Вогран.

Вернувшись в Париж, Куланжон разыскал вдову Вогран, и она тотчас рассказала ему, что этот молодой человек был безумец, оскорбивший Робеспьера на празднике в честь Верховного Существа и заключённый потом в тюрьму Ла-Форс.