Одно неверное слово – и всё взорвётся.
Он оборачивается ко мне на пятках. В глазах – настоящее безумие, непонимание и жажда убивать.
– Вчера, – выпаливаю, облизывая губы. Всё во рту пересыхает.
– А сегодня так же не могла? – опять летит в меня претензия.
– Могла, – хрипло выдаю и киваю. Боже мой, как всё горит внизу живота… Я сейчас умру. – И вела себя нормально. Пока ко мне этот парень не подошёл…
Боже, не представляю, что было бы, если бы Громов не появился…
Делаю первые шаги к мужчине. Лежала бы там, на плитке, пока меня не нашла бы какая-нибудь курица, не фыркнула и не позвала толпу поглумиться надо мной.
Меня сейчас не они интересуют, если честно.
А Громов.
Он дико напряжён. И разъярён.
Ощущение, что на нём вот-вот рубашка треснет. Конечно, мышцы у него огонь… Иногда так и хочется провести по ним пальцами, пощупать…
Сглатываю от одного представления, как буду выглядеть в его руках. На нём. Как он сдавливает мою грудь руками…
И лёгкие спирает. Дышать тяжелее становится.
– Он мне что-то подлил в стакан.
– Опять? – усмехаясь, издевается. И в следующий миг голос становится тяжелее, гневнее: – Хватит врать, Ярослава. Я ложь ненавижу.
Да… Хреновая ситуация.
Не поверит… Второй раз уже нет…
– Это правда, – выдыхаю, остановившись возле него. Поднимаю голову и невольно тянусь руками к его шее. Обвиваю её руками, чувствую на талии сильные ладони. И чтобы не оттолкнул – прижимаюсь к нему сильнее. – Говнюки окружают меня везде. И я повелась. Снова. Это всё из-за тебя, Громов.
– Из-за меня? – карие глаза вспыхивают диким огоньком.
– Из-за тебя. Ты сказал мне быть нормальной. Я была нормальной. А что теперь? Я снова под препаратами. И дико хочу утолить голод. Убрать жжение внизу живота и между ног. С тобой.
– Ты что несёшь, соплячка? – гаркает уже на меня. А мне плевать. Льну к нему всем телом, встаю на носочки, дотрагиваясь до его губ.
Мне плохо. Очень. И я всего лишь хочу убрать это испепеляющее меня чувство возбуждения.
– Это ты во всём виноват. Будь я обычной Ярославой, он отправился бы на хрен уже в начале диалога. Но я терпела. Ради тебя. А теперь… ты поможешь мне, Громов. Хотя бы один раз.
Мозги отказывают. Разум мутнеет.
И я подаюсь вперёд, врезаясь в его губы. Такие чувственные, пухлые, с нотками шампанского…
Беру то, что можно. Что позволяют…
Сейчас он оттолкнёт меня, скажет, какая я дура…
Но нет. Мой опекун сильнее прижимает меня к себе, отвечает на поцелуй. И в одно мгновение буквально кидает меня к стене, нависая надо мной. И, вгрызаясь в мои губы, задирает жутко тесное платье, от которого я желала избавиться.
Тумблер внутри срывает. И я не понимаю, что творю.
Мне хочется одного.
Почувствовать его в себе…
Глава 27
Громов
Ладони превращаются в кулаки, стоит зайти в свою квартиру. Сдерживался, молча закипая в машине и проклиная ту секунду, когда решил вывести эту дикарку в свет. Это была самая моя огромная и глупая ошибка.
Расхлёбывать то дерьмо, что посыплется после этого вечера – сама будет.
Соберись, Громов. Только не убей её, не сломай шею.
Просто поговори, спроси, какого хуя происходит. В голове фарш, настоящий хаос. На языке крутится дохрена ругательств. Искрометные, обычные. На любой вкус, твою мать!
– Ты хоть день можешь прожить без выкрутасов?
Не поворачиваюсь к ней. Даже видеть её не могу. Боюсь, что взгляну – и выброшу её в окно.
Вот нахрена она пошла в тот туалет?
Со стороны не знаешь, что и думать.
Болтала с пацаном, смеялась. Вела себя прилично. Я даже удивился. В ахере был! У Ярославы есть хорошая сторона! Пропустил мимо то, что она выпила три стакана шампанского. Ничего, там люди похлеще бухают.
А потом пошла в туалет. Он за ней.
Потрахаться решили? Я думал так на тот момент. Пошёл за ними. Целую минуту стоял возле женского туалета и думал, как бы не набить этой суке морду. Я про Игоря. А потом мельком услышал её голос. Не разобрал, что она сказала, но до меня донеслись агрессивные нотки.
Забежал внутрь, увидел их. У стены. Она цеплялась за его плечи, что-то мямлила. А он целовал её шею, шарил ладонями по бёдрам.
В бешенство пришёл. Разбираться не стал, сама она трахаться пошла или как.
Бил слабо, боясь убить. Знал, что это увидят через минуту. Попадёт потом в интернет. Но так похуй было. Только потом увидел, как её колошматит. Как плачет.
Смиловался.
А теперь она выдаёт мне:
– Он мне что-то подлил в стакан.
Всё же смотрю на неё, немного успокоившись.
– Опять? – усмехаюсь, ни капли не веря. И в следующий миг весь хороший тон пропадает: – Хватит врать, Ярослава. Я ложь ненавижу.
Не верю нихрена.
Пытается себя так оправдать? Хотела поебаться, а потом поняла, что ошибку делает? Когда меня увидела? И испугалась?
– Это правда, – оказывается возле меня, двигаясь мелкими шажками. Поднимает затуманенный похотью взгляд карих глаз. До этого я не видел их – Яра постоянно опускала их в пол.
И здесь явно что-то не так, раз она обнимает меня за шею. Ладони рефлекторно оказываются на её талии. Чтобы остановить невменяемую девчонку.
Прижимается, ластится.
Это не Яра.
Не обычная драная кошка с коготками, готовая вцепиться в твоё лицо.
– Говнюки окружают меня везде. И я повелась. Снова. Это всё из-за тебя, Громов.
– Из-за меня?
– Из-за тебя. Ты сказал мне быть нормальной. Я была нормальной. А что теперь? Я снова под препаратами. И дико хочу утолить голод. Убрать жжение внизу живота и между ног. С тобой.
Блять.
Она серьёзно?
– Ты что несёшь, соплячка? – гаркаю на неё. Это опять её игра? Поиздеваться решила?
Тогда почему она встаёт на носочки, тянется ко мне и дотрагивается до моих губ?
И все мысли вылетают за секунду.
Я не слышу, что она говорит.
В голове, в груди сигналит грёбаная тревога. Извещает об опасности.
Не зря.
Ярослава подаётся снова, но в этот раз серьёзно. Целует по-настоящему, без всяких игр. В ход идёт проворный язычок, который не раз говорил мне всякие колкости.
Не она это. С ней точно что-то не так.
И я начинаю верить, что эта девчонка, наивно видящая во всех всё хорошее, снова повелась на это. Выпила дрянь из чужих рук.
И теперь, как мартовская кошка, ластится ко мне, хочет одного. Потрахаться. Унять жжение.
Я видел уже подобное. Люба однажды решила поэкспериментировать. Вела себя распутно. Елозила на простынях и рассказывала, что чувствует. В красках. Ласкала себя, изнывала от нетерпения и плакала от того, что хочет почувствовать в себе мой член.
Яра сейчас такая же. Только слишком скромная версия.
И мне надо её остановить. Отвести в ванную комнату. Врубить холодный душ, чтобы пришла в себя. Но пьянею от дерзкого поцелуя. От её ладоней у себя на шее. От этого горячего тела, головокружительного аромата.
Пригвождаю её к стене. Пальцы сами задирают проклятое платье.
Сука, завела меня одним поцелуем. Одним прикосновением. И дальше дурит голову, потому что я не понимаю, что творю. Снимаю с неё платье, лишь на секунду разрывая поцелуй.
Стягиваю ткань через голову, выкидывая шмотки на пол. И, не изучая красивого тела, снова вгрызаюсь в её аккуратный рот, который мечтаю увидеть на своём члене. Каждый раз, когда она их, сука, облизывает.
И не знаю, как отделаться от этой мысли.
Чёрт, Громов, ты-то взрослый мужик! Ведёшься на малолетку! Надо быть умнее, серьёзнее, всё это прекратить!
Но вместо этого ты сжимаешь мягкую ягодицу в своих пальцах и дуреешь ещё сильнее. Подхватываешь на руки и, пока насилуешь этот дерзкий, неуверенный рот, несёшь в первую попавшуюся спальню.
Бросаешь её на кровать, невольно осматривая с головы до ног.
Зря.
Член полыхает ещё сильнее.
Грудь у неё идеальная. С большими сосками, округлая, упругая. Так и хочется схватиться, сжать в руках.