И несмотря на это, всё равно встал на мою сторону.

И, наверное, этого мне не хватало всю жизнь.

Надёжного крепкого плеча. Теперь оно у меня есть. Я должна радоваться… Мечта исполнилась. Но… ненадолго.

Скорее всего, я лишусь его, когда…

– Сбежать пыталась? – я вздрагиваю от ладони, касающейся плеча. Покрываюсь мурашками и только сейчас замечаю Эмина, который стоял всё это время здесь, со мной. Поднимаю голову и ловлю на себе взгляд бездонных тёмных глаз. – Ты плачешь, что ли?

Хмурится, сжимает губы и неожиданно для меня – большим пальцем смахивает с щеки слёзы. Ладони у него горячие, а щёки у меня холодные… И так тепло становится.

– Плачу? – спрашиваю скорее себя, а не его. Тыльной стороной ладони веду по лицу и смотрю на влагу на коже. И правда, заплакала.

– Не расстраивайся. Всё разрешилось. Ты нашла ребёнка. Так и быть, не буду тебя ругать за побег.

Усмехаюсь.

Ругать он любит…

– Ты вся трясёшься, – от насмешливого тона не остаётся ни следа. Снова эта злость, грубость. – Пошли в машину, печку включу. Сказал же куртку взять.

Слышу свои стучащие зубы.

– Не бурчи.

Хоть он и вредный, всё равно иду за ним. Посматриваю на счастливых родителей и малышку. Та не отлипает от мамы, которая внезапно смотрит на меня и в благодарность кивает. Слабо улыбаюсь.

Такое тепло на душе…

Мне понравилось.

Девочка очень милая… Повезло ей с родителями. Мама волшебная. И ребёнка из детского дома взяла, и своих родит. И муж рядом хороший…

Искренне рада за неё.

Сажусь в салон, всё ещё стуча зубами от холода.

Громов заводит авто, включает печку и отъезжает от ряда уже рассасывающихся автомобилей. А я откидываюсь на спинку кресла и, прикрыв глаза, вымученно вздыхаю.

– Устала?

– Безумно.

С утра в клинике была. Потом работа в клубе, ужин, теперь это происшествие. Ноги от каблуков ноют.

– Сегодня пораньше спать ляжешь. Завтра выходной. Выспишься.

Да, выходной…

Отворачиваюсь к окну, рассматривая пейзаж за стеклом.

– Как ты её нашла, кстати? – любопытный тон опекуна говорит о том, что он ещё долго держался, чтобы спросить это.

– Просто шла мимо. Услышала, как она плачет. Решила подойти.

– Где?

– Не тут, чуть дальше на две улицы.

– Странно, там вроде кто-то пробегал.

– Не знаю, – пожимаю плечами, не зная ответа. Продолжаю наблюдать за пейзажами. Снова вспоминаю полные слёз голубые глаза, ангельскую внешность. Её родителей…

– Вы с Артуром такие разные, – само срывается с губ. – Для тебя дети – обуза, а для него… Наверное, весь мир. Дочь из детского дома взял… Двух сыновей ждёт.

– У него есть причины, – сухо обрубает. – Дочь умерла.

А… Теперь понятно. Печально это.

Громов внезапно чуть не бьёт по тормозам и громко вскрикивает:

– Что?!

До меня не сразу доходит.

Он ещё не в курсе, что дядей станет.

Прикольно…

– Потом узнаешь, – тихо проговариваю. – Станешь дядей двух пацанов.

Рука сама тянется к ещё плоскому животу. Через ткань платья ощущаю приятное теплое покалывание.

Не только дядей, но и папой ещё одного малыша.

После встречи со Славой, с этой семьёй – я кое-что поняла.

Я хочу быть мамой.

Так же держать своего ребёнка за руку, успокаивать добрыми словами. А потом видеть слёзы счастья, ощущать на себе маленькие ручки и крепкие объятия.

Пусть мне страшно. Пусть я буду одна. Пусть не нагуляюсь.

Зато у меня будет малыш, который меня не оставит. Я буду всегда рядом с ним, а он – со мной. Я буду для него опорой, защитой и самой прекрасной матерью.

Громову… Возможно, скажу. Потом. Когда скрывать будет невозможно.

А сейчас, чтобы спасти ребёнка и не отправиться на аборт, нужно сделать его маленькой тайной.

Моей маленькой тайной…

Резко останавливаюсь на пороге квартиры.

– Я цветы в машине забыла! – опомнившись, снова обуваюсь, но на этот раз вместо каблуков ныряю в тапочки. Разворачиваюсь и чуть не вылетаю из квартиры. Но мешает мне сделать это горяченная и огромная ладонь на запястье.

– Хрен с ними, с цветами. Иди отдыхай.

– Их же в воду надо поставить.

– Ничего с ними до утра не случится. Оставь. Сдохнут – новые купим.

«Сдохнут». Вот для него эти цветы ничего не значат. А для меня… Многое. Это был первый подарок от Громова за всё время нашего знакомства. И мне было приятно. Я правда старалась, тщательно вливалась в клубную среду. И даже провела один кастинг со стриптизёршами.

Для меня это жуть как важно!

– Не хочу, чтобы они сдохли.

Тяжёлый вздох на грани рёва немного пугает.

Он резко дёргает меня на себя, и я падаю в его объятия. Бьюсь носом о стальной торс.

– Ты чего непоседа такая? – на удивление спокойно произносит Эмин. Я не чувствую от него злости, агрессии. Ничего подобного. Он и за руку-то меня держит легко, можно даже сказать… нежно. Хотя этот мужчина даже не знает, что такое «ослабить хватку». – Сдался тебе этот веник.

– Не сдался бы, если веник был бы не от тебя, – говорю без какого-либо умысла. И я понимаю, что это звучит мегадвусмысленно. И он правильно всё понимает. Я откровенно признаюсь в своей симпатии, в его важности в своей жизни. Но я не хочу, чтобы он об это знал, поэтому… – Но он мне важен. Всё же ты мой наставник и опекун. Считай, родитель.

На последнем слове чуть не морщусь.

– И ты похвалил меня, подарив подарок.

Слушает меня внимательно, не перебивая.

– Ты не успокоишься? – выдыхает.

Боже, какой он сейчас зайка. Не напряжённый, убить меня не хочет…

– Не успокоюсь, – от его действий, слов и запаха я снова таю. Поэтому уголки губ летят вверх, и я непроизвольно прижимаюсь к нему. Несильно, но достаточно, чтобы расслабиться и опереться о него.

– Схожу я за твоим веником. Сейчас.

Хочется довольно расплыться в улыбке. Но я держусь!

– Но ты пойдёшь в душ. Не хватало нам, чтобы ты заболела ещё.

Болеть нельзя, да. Особенно в моём положении.

Но как хорошо! Завтра выходной! Поездка в клинику отменяется! Завтра проснусь, уберусь во всей квартире, а потом… Что-нибудь придумаю.

– Пойду, – довольно киваю.

Делаю шаг в сторону, чтобы обойти его, пойти в свою спальню и без задних ног упасть на постель. Но не успеваю. Мужчина отчего-то прижимает меня к себе, притягивая. И наклоняется. Неожиданно целует меня в губы. Мягко, нежно, терзая миллионы нервных окончаний на губах. Импульсы тут же попадают в остальные нервы, дразня их и откликаясь истомой во всём теле.

Поцелуй недолгий, быстрый, не такой необузданный и дикий, как всегда.

Отрывается быстро. А я шелохнуться не могу.

– Чёрт, – вылетает из его горла. И он, не глядя на меня, огибает меня и несётся на выход из квартиры.

А я ещё несколько минут стою в зале, смотрю в панорамное окно и городские шикарные огни и не могу пошевелиться. Жесть…

Что это только что было?

Без ответа на свой вопрос я всё же поднимаюсь к себе в спальню. Успеваю только переодеться. Но сил идти купаться нет никаких. Меня хватает только на то, чтобы упасть на кровать.

И прежде, чем окончательно отключиться, слышу звук открываемой двери и тихое недовольное:

– Засранка.

Неосознанно кашляю и прикрываю губы ладонью.

Вот тебе и погуляла, блин… И ведь даже на траве толком не сидела. А теперь кашляю, нос заложен.

Эмин услышит – убьёт.

Словно слыша, что я думаю о нём, взъерошенный и сердитый заходит на кухню. В одних серых спортивных штанах. Невольно любуюсь охрененным телом, очерчивая взглядом каждый кубик, каждую мышцу.

– Как ты кашляешь, из спальни слышно, – недовольно мажет по мне взглядом и подходит к столешнице. Достаёт стакан, пьёт прохладную воду из кулера. Ежедневная его привычка.

И оборачивается, прислоняясь к этой самой столешнице задницей.