Нет. Урок должна уяснить полностью.

А там есть из чего. Заголовки один красочнее другого.

«Любовница Громова решила потрахаться с наследником Соловьёвых в грязном туалете. Ни стыда, ни совести!»

Или другой!

«Дочь Державиных сошла с ума. Затащила парня в туалет, спровоцировав его. Бедняга в больнице…»

И масса подобного.

Это всё, что я запомнил.

Репутацию, конечно, мы сделали крутую ей… Только чёрную. И надо бы её хоть немного обелить. Вот пусть сама это и делает.

– Ну что за бред… – опять произносит, хрипя пересохшим горлом.

Наливаю в пустой стакан вискаря. Протягиваю ей.

– На, выпей.

Тянется своей дрожащей рукой. И я не сдерживаю свою клятву, отвешиваю соплячке подзатыльник.

Наконец поднимает на меня ошарашенные глаза.

– За что?..

– Нихрена ты ничего не извлекла. Я ж сказал: напитки из чужих рук брать нельзя. Ты же это поняла.

– Но ты же не чужой…

Как мы заговорили!

– Нельзя, – повторяю, как собачонке. – Ни у кого брать нельзя. Даже у меня.

– Ладно, – отворачивается и откладывает телефон. – Я поняла. Дай мне день оклематься, и потом я всё исправлю.

Встаёт со стула, завязывает тёмные волосы в хвост, приоткрывая длинную шею, на которой до сих пор остались отметины от того мудака. Пальцы сами сжимают стакан, а в груди возгорается огонёк.

– Завтракать будешь?

– Уже обед.

– Оу… Тогда… Что будем есть на обед?

– Ничего, – не думала же, у неё сегодня выходной? – Едем в клуб. Рабочий день никто не отменял.

Отвезу её в клуб к Державину. Пусть знакомится со стриптизёршами. И уже вникает в дела. После вчерашнего я понял одно: мне как можно скорее нужно от неё избавиться. Или я буду тем, кого вчера оттащил от Ярославы.

Сукой, мразью, что ещё чуть-чуть – и накинется на неё.

Нет уж, я тоже совершил ошибку, когда решил, что она будет жить со мной. Идти на попятную уже поздно. Без меня я найду её в морге или в овраге изнасилованную. Придётся произвести экспресс-обучение, а потом дать пинка под эту очаровательную попу.

Если только не сорвусь раньше.

– И что мы там делать будем? – допытывает меня соплячка. Наскучило сидеть в телефоне и принялась за меня. – Опять книжки читать?

– Нет. Едем в клуб Макса. Ты там хоть была?

– Была, – отворачивается, поморщившись. – Пару раз.

– О специфике его, значит, знаешь, – по лицу её догадываюсь.

– Я надеюсь, мне не придётся танцевать вместе с ними. А то мало ли какие у тебя методы воспитания.

Стискиваю пальцами руль и как придурок невольно представляю это. Шикарное тело Яры на пилоне. В эротичном белье, от которого она избавляется, вновь показывая вчерашние прелести. И опять дотронуться хочу. На пальцах влагу почувствовать. И поиметь наконец.

– Херни не неси, – гаркаю на неё. Резко бью по тормозам, останавливаясь у обочины. Клуб отменяется. Фантазия из головы не пропадает. Все бурлит внутри, становится красочнее.

– Так, – шумно выдыхаю, чувствуя накатывающее возбуждение. Никакого клуба. – Планы меняются. Ты есть хотела. Куда поедем?

Посматриваю на мнущуюся девчонку. Заламывает пальцы, поджимает и разжимает губы.

– Я не хочу есть, – не она ли всё галдела, что надо пообедать? – Мне нужно кое-куда съездить.

– Ну, говори, – поторапливаю её.

Ярослава

Оставляю букет цветов перед маминой фотографией и отстраняюсь, присаживаясь на лавочку напротив надгробной плиты.

На душе на удивление спокойно.

Я была здесь три раза. Первые дни их кончины. Когда приходила сюда каждый день, надеясь, что могилы пропадут. Или лежать будут здесь другие люди. Но нет. Все осталось, как и прежде.

Все те же фотографии, свежие цветы. И ни одной травинки… Видимо, тётя Леся здесь убиралась. Хоть за это спасибо. Не нужно судорожно искать перчатки, чтобы избавиться от травы.

И можно спокойно посидеть в тишине, без плача, собственных криков.

Странно…

Сорок дней назад я истерила. Вчера ревела белугой, оплакивая их. А сегодня… Улыбаюсь и не знаю, что сказать.

Мам, пап, в моей жизни появился тиран-опекун с несносным характером, но готовый спасти меня из любой задницы?

Грубиян, нахал, наглец-извращенец и просто пугающий мужчина.

Смотрю назад через плечо, высматривая его на дороге. Остался у машины, сказав, что мой бабский рёв слушать не собирается.

Ну и ладно.

Хмыкнув, снова смотрю на фотографию молодой мамы.

Плакать от одиночества уже не хочется.

Раньше я спрашивала, на кого они оставили меня, на кого мне можно положиться – и все в этом духе. А мой ответ стоит в десяти метрах позади меня.

Встаю с лавочки, разминаю пальцы.

Все же родители позаботились обо мне. Не оставили одну.

– Люблю вас, мам, пап.

С трудом сдерживаю слезы и разворачиваюсь. Бегу до машины со всех ног, к повернувшемуся ко мне спиной Громову. Без стеснений упираюсь ладонями в его плечи и запрыгиваю на спину.

Интересно, удержит?

Реакция у него хорошая.

Мигом ловит меня за бедра.

– Державина, мать твою, с ума сошла?

Опять уголки губ летят вверх. И я вся покрываюсь мурашками от его пальцев на своих ляжках.

А если вспомнить, что он вчера делал со мной…

Я закусываю губу и снова выкидываю события вчерашнего вечера из головы. Не думать об этом!

– Дядь, я всё, поехали кушать, – радостно выпаливаю, стараясь не задушить его.

И не знаю, под чем я, но кусаю мужчину за ухо. А нечего хорошим людям настроение портить и мать мою трогать!

– Да как у неё совести хватило, после того как мальчика в больницу увезли, так спокойно сидеть и есть…

До меня доносится очередной возмущённый шёпот с соседнего столика дорогущего и фирменного ресторана, в который привёз меня Громов, нахвалив кухню.

Закидываю в рот кусочек красной рыбы. Дико вкусно!

– Не надо было нам сюда приезжать, – этот зверь впереди меня все рычит, отгоняя одним взглядом кучку неадекватов. – Успел забыть, что ты начудила. Поехали домой, закажем что-нибудь.

Он уже собирается встать, но я мотаю головой.

– Не-не, – успокаиваю его, хватая бутерброд. Там и икра, и сырок, и какая-то трава… – Всё нормально. Мне плевать на них, правда. Главное, что они дают мне поесть.

Громов хмурится, явно не понимая, в чем дело. Смотрит со скепсисом, пережевывая кусок стейка с кровью. Боже, как такое есть можно, а? Эдвард Каллен на минималках.

– Я вообще поговорить хочу, – выпаливаю, вспоминая о том, о чём думала весь сегодняшний день.

– О чём?

– Хочу попросить тебя отложить моё обучение на несколько дней.

– Причина? – выгибает вопросительно бровь.

– Во-первых, – я оставляю за собой интригу, кусая бутерброд. Тщательно пережёвываю и выдаю: – Мне надо решить дела с учёбой. Во-вторых, ты сам сказал, что мне нужно вернуть репутацию. А так как у меня её и вовсе не было, то хотя бы сделать так, чтобы курицы за соседним столом не морщились, глядя на нас.

Говорю громко, чтобы слышно было.

– В-третьих, пожалей ребёнка, дядь. У него столько стресса в жизни.

Невинно хлопаю глазами. И отчётливо читаю на лице мужчины: «Да щас».

– У тебя, кстати, выбора нет, ага. Все равно не заставишь. У меня есть право выбора, а ещё свобода…

Я останавливаюсь, когда замечаю выражение его лица. Ой, надо бы замолкнуть, пожалуй.

– Не заставлю? – опасно переспрашивает. Откладываю вилку, хватаю салфетку, вытирая губы. Ой-ой, тон у него недружелюбный. Бежать скоро придётся? – Ты не прихерела, соплячка?

Эх, кажется, в этот раз мне не повезло. Опять.

Но… Уверена, что навстречу он мне пойдёт. Наверное.

Как и ожидалось, Громов всё же согласился. Я смогла выбить себе целых пять дней, но мне потребовалось лишь три. И теперь я деградирую в квартире, не зная, что делать. С учёбой проблему я решила, со стрессом справилась. Как и со своей маленькой местью Соловьёву.