– Да. Билеты на самолёт купила. Вылет через восемь часов.

Вылет… Восемь часов…

Плевать, куда собралась. Везде найду.

Но чем больше времени проходит, тем больше всяких мыслей появляется в дурной голове Яры.

– Посмотрел, в аэропорту она?

– Нет. Ещё нет.

Едет только? И там будет восемь часов сидеть? Вряд ли. А где ещё, если даже от подружки уехала?

Дьявол! Вообще не верю, что Ярослава может вот так просто сорваться с места и куда-то отправиться. Неважно, далеко или нет. Это ведь её родные края. Её родной город. Здесь и могила её родителей.

Блять!

– Я понял, – быстро выпаливаю и отключаюсь. Снимаю автомобиль с ручника.

Знаю, куда поехала моя соплячка. Вправлю ей мозги. Чтобы на улице на холодной лавке не сидела.

История Ульяны – Опасная беременность. Девочка Басманова

Закутываюсь в куртку, продрогнув от холода. Уходить уже надо, а я не могу. Сижу перед могилами родителей и пытаюсь… Сделать что? Оправдаться? Попросить прощения?

Наверное, просто выговориться.

Я уже сделала это – и легче на душе не стало. Наоборот, прокрутила в голове всё происходящее ещё раз, и стало грустно.

Слёзы стоят в глазах, и я устала вытирать их.

Уходить надо. Холодно. Ещё заболею… Опять. Плохо для ребёнка.

Но словно ногами приросла к земле. Сесть не решилась из-за холодной лавочки – так бы вообще просидела здесь до отлёта. Не знаю, куда я собралась отправиться. Куда-нибудь. Отдохнуть бы морально. Подальше от Громова. Так безопасней.

Хотя везде найдёт, если захочет.

Слышу за спиной работающий мотор автомобиля. Звук шин. Машина останавливается рядом, и я ощущаю холод стали на расстоянии и ёжусь, сильнее закутываясь в тёплую куртку. Раздаётся звук открываемой двери.

Кто-то тоже, как и я, поздно ночью приехал на кладбище.

Звонкие шаги отбивают чечётку в моей голове.

И стальная рука оказывается на моём теле, захватывая в стальной капкан. Тянет назад.

А я не сопротивляюсь, когда меня затаскивают в тёплый салон. Знаю, что это не бандиты, не похитители и точно не торговцы беременными девушками. А Эмин, от которого разит характерным и умопомрачительным одеколоном. Стоит говорить, что сейчас я могу вытерпеть только его запах? От другого воротит. У Ульяны вырвало от её освежителя воздуха.

Интересно, как он меня нашёл? Неважно. Я слишком предсказуема.

Оказавшись в салоне, просто отворачиваюсь к окну.

Не удалось мне сбежать. Времени было мало.

Что, начнёт говорить про аборт?

Мысленно собираюсь с силами. Дать отпор. Нужно дать отпор. Он невыносимый, упёртый, но я должна это сделать. Даже если придётся ругаться, драться и идти на крайние меры в виде… не хочу об этом думать. Надеюсь, до этого не дойдёт.

– Посмотри на меня, – властно, но словно приказывая – он просит. Именно просит. В своём исполнении.

– Аборта не будет, – выпаливаю уверенно, глядя в затонированное стекло. Ничего не видно. Темень сплошная.

Не могу догадаться, как он вообще нашёл мою фигуру в темноте.

Слова даются тяжело. Не смотрю ему в глаза, прекрасно зная, что могу дать слабину, расплакаться. С трудом не сделала этого в его квартире. И здесь не должна оплошать.

– Яр-ра, – рычит на меня, хватает за руку и дёргает на себя. Подвинувшись ближе, буквально врезаюсь в его тело, ощущаю его жар и чувствую подступающие к глазам слёзы. Он словно растопил их одним своим присутствием. – Ну, милая, посмотри на меня.

Милая?

Мне послышалось?

Нет, в этом нет ничего удивительного. Эмин называл меня по-разному.

Самое запоминающееся, сексуальное и такое заботливое – мне запомнилось навсегда одно.

«Девочка».

И я готова была бы отдать всё, лишь бы он назвал меня так снова.

Но… Милая? В такой ситуации? Хочет задобрить меня? Начать невинно, а потом продолжить:

«Давай сделаем аборт, а?»

Закусываю губу, поднимаю взгляд вверх. И сама не замечаю, как моя ладонь оказывается на его колене и сжимает ткань чёрных джинсов.

Карие глаза горят адским пламенем, пробирающим до костей.

– Хватит думать, – вдруг проговаривает тихим голосом. – Меня послушай.

Последние слова – как просьба.

– Не хочу, – выдаю глухо.

– Придётся.

Обхватывает меня двумя руками, тянет к себе, сажая на колени, как маленькую девочку.

Рефлекторно хочется прижаться. Но я держусь.

И он исполняет моё желание за меня – вжимает в своё тело, забивая ноздри его сладким ароматом. И не отводя взгляда, серьёзно чеканит мне в лицо:

– Успокаивайся. Аборта не будет.

Сердце ноет, воздуха вмиг начинает не хватать.

А? Он сказал, что аборта не будет? Мне послышалось или…

– Почему? – вылетает самый глупый вопрос. Мыслей нет. Мозг не работает.

А Громов смеётся своим бархатным смехом. И тут же всё напряжение куда-то пропадает. Хочу прильнуть к нему всем телом, уткнуться носиком в его шею. Но рано. Рано сдаюсь ему.

– Я ожидал другого вопроса, конечно. И другой реакции.

– Ответь, – прошу. – Что изменило твоё решение?

Я жду заветных три слова, которые он мне ни разу не сказал.

– Во-первых, я не посылал тебя на аборт. Лишь спросил, уверена ли ты в этом.

Не помню. Тот разговор был как в тумане. Но его посыл был понятен…

– Во-вторых, я не люблю незапланированных детей, которые портят планы. А этот – в принципе, ничего не испортил.

Он пытается отшутиться, но юмор у него всегда так себе.

– Планы у меня были, но дети в него входили. Правда, не так рано. Но… Что поделать, если мы как кролики совокупляемся?

Губы растягиваются в довольную улыбку.

– Ты его хочешь?

Слишком ранний вопрос! Знаю, что приведу Эмина в замешательство.

– Сейчас прозвучит ванильно, – морщится. Ого! Ванильно?! – Но ребёнок – следствие нашей любви.

– И правда, – бью его по плечу, отрезвляя. – Слащавенько. А своими словами?

– Люблю я тебя, – выдыхает мне прямо в губы. – Из-за этого фактора ребёнок не становится проблемой. Мне, конечно, страшно, я ожидал его чуть позже, но… Что уж получилось. Шок, правда, надо пережить. Дай мне немного времени привыкнуть к этой мысли. Прошло всего три часа, и кажется, скоро мне понадобится дефибриллятор. Я держусь, чтобы не свалиться в обморок только от того, что ты где-то бегаешь.

Я не сдерживаюсь. Каждое слово бьёт словно электрошокером. И кривлюсь, прекрасно зная, что он увидит эту страшную гримасу.

Заплакав, прижимаюсь к нему сильнее.

– Не хочу никуда-а-а, – вою в плечо, ничуть не стыдясь. Прорывает. Всё это время держала эти слова, а сейчас готова сойти с ума. – С тобой остаться хочу-у-у. И уезжать я не хотела! Просто, просто…

Начинаю заикаться. Накрывает мощной лавиной истерики.

И просто плачу ему в шею, трусь мокрым носом, заливая слезами всю одежду. Плевать. Пусть побуду слабой. Слабой, но счастливой.

– Ну, хватит тебе, мартышка.

– Мартышка? – становится до боли обидно. Какая я ему мартышка?

Выпрямляюсь, смотрю на него с обидой.

– Мне не нравится быть мартышкой, – обиженно бубню, не в силах снова собраться. – Назови меня девочкой.

Он усмехается, явно издеваясь надо мной и смеясь.

– Хочешь?

– Хочу, – усиленно киваю.

– Вы, беременные, такие забавные, – опять издевается надо мной, оттягивая долгожданный момент.

– Знаю, – опять кивок. – Говори.

Он гладит меня по спине, и я таю.

– Девочка моя, пизды получишь, – мило щебечет, будто говорит мне слова любви. – За то, что по могилам ночами гуляешь в одном платье. Застудишь себе всё, потом опять тебя лечи, аллергик. Мне теперь не только за тебя переживать же.

Я бы заурчала, как кошка, если бы умела. Но только на эмоциях подаюсь вперёд и страстно целую его в губы.

Боже… Как я счастлива!

Всё позади, и теперь можно расслабиться.

Чувствую могучую пятерню на своей ягодице. И снова вспоминаю ругательную фразу. Ой… Ну, надеюсь, он немного смилуется, вспомнив, что я беременная.