Ничего, ей полезно.

Как хорошо искупаться и быть чистым после того захолустья, в котором я побывал! Везде грязь, пыль. Ощущение, что она осела даже под одеждой.

Но теперь хорошо.

Настроение отменное, особенно от того, что звуки воды заглушали все крики Ярославы.

По-любому решила опрокинуть книжный стеллаж. Не получится. Прикручен он накрепко к стене. Теперь очень интересно, что она там натворила за столько времени.

А сколько прошло?

Двадцать минут в душе был.

Нет, за это время она ничего не поймёт.

Хватаю полотенце со стула, обматываю бёдра. Падаю на кровать и достаю телефон. Коротаю время за работой, иногда прислушиваясь к несильному грохоту.

Крики и удары со временем прекращаются.

Чуть не засыпаю, но вовремя вспоминаю, что у меня там девица с трудным характером. Откидываю телефон, напоследок посмотрев время.

Два часа ей дал.

Хватило?

Встаю, поправляю полотенце и веду пятерней уже по сухим волосам. С предвкушением, медленно выхожу из комнаты. Так же медленно спускаюсь по лестнице, но нарочно шумно, чтобы знала, что иду.

Не теряю бдительности. Вдруг она на меня сейчас со стулом накинется?

Возвращаюсь в гостиную и первым делом замечаю всё ещё прибитый к стене стеллаж. Все книги до единой лежат на полу. Отлично, потом заставлю все перебрать и разложить по темам.

Стена пострадала, видимо, от ножек стула, и теперь на ней красуются боевые раны.

А сама девчонка…

Лежит на полу.

М-да. Думал, она додумается взять второй стул, встать на него и попытаться достать ключ. Но нет. Сдалась.

Зато за полотенцем в ванную комнату на первом этаже сгоняла. Раз задница прикрыта. Улеглась на бок, руки над её головой всё ещё прикованы к металлической спинке.

Подхожу тихо, проверяю. Жива, но вдруг лукавит?

Хм.

Спит правдоподобно.

Ладно, повоспитывали – и хватит.

Подхожу к стеллажу, не напрягаясь, достаю ключ и возвращаюсь к спящей девчонке. Присаживаюсь на корточки, рассматривая тонкие покрасневшие запястья.

Блять, не подумал, что у неё могут остаться какие-то следы.

Чёрт, Громов, перед тобой ребёнок. И девушка. Не надо ведь об этом забывать.

Но она сама напросилась!

Блин, так-то оно так… Но и я немного заигрался. Был мыслью проучить одержим.

Освобождаю её от наручников.

Тут оставить?

Чтобы она потом заболела?

Кондёр работает на славу.

Бля, ну и дура. Легла на пол, ещё и под сплит-систему.

Не больная? Сумасшедшая.

Подхватываю её на руки. Собираюсь только поднять, как девчонка неожиданно переворачивается. С открытыми глазами! Подаётся ко мне, наваливаясь и рассчитывая опрокинуть на пол.

Серьёзно?

Она решила повалить меня, и… Дальше что?

Поддаюсь ей, соприкасаюсь спиной с прохладной поверхностью.

А Ярослава сбежать хочет.

Думает, всё?

Хватаю её за запястья, сажаю на себя и не даю свалить. А она дёргается. Но так мило и вместе с тем эротично седлает меня, что теперь с места двинуться не может.

Перехватываю оба запястья в одну руку и дёргаю на себя. Резко, быстро, пока опомниться не успела.

Валится вперёд, касается своей грудью моей, и бьёмся лбами.

Сука.

Ладно. Сам виноват.

Главное, чтобы она последние мозги свои не растрясла.

– Ай! – пищит мне прямо в лицо. Улавливаю приятный аромат, въедающийся в ноздри. Пробивается даже через запах моей рубашки.

Так вот чем у меня в салоне провоняло. Ей.

– Ты чего творишь, ушлё…

Она замолкает, не решаясь сказать дальше. Замирает.

Я оттягиваю её руки и фиксирую над нашими головами, чтобы не мешали. А сам второй ладонью обвиваю её за талию.

Не убежит теперь.

Но, твою мать, опасно.

Я, блять, голый.

А она сидит на мне без трусов, касаясь всеми местами обнажённого торса. Если взглянуть вниз – увижу её грудь, что пытается не касаться меня. А прямо перед моими глазами – её карие воспламеняющиеся медового цвета радужки. Одно движение, один сантиметр, и я дотронусь до её губ.

В зоне риска, блять, оба.

Но она сама виновата, дрянная девчонка.

– Как ты меня назвать хотела?

– Никак, – быстро выпаливает. Судорожно взглядом бегает по моему лицу. Понимает, как мы близко. Сама виновата. Обмануть меня решила, убежать. – Зачем мне тебя обзывать? На минутку, я в невыгодном положении. У меня болит всё тело, и я хочу спать.

– Ты только что пыталась убежать, – припоминаю ей. Теряется, но всего на мгновение.

– Конечно, я же обижена.

– Мозги мне не пудри, – огрызаюсь. Тельце в моих руках вздрагивает.

– Отпусти меня, озабоченный извращенец.

Она вырывается, елозит по мне и останавливается, округляя глаза.

Явно из-за моего напряжения. Тело становится каменным, когда эта дура без трусов делает несколько неловких движений.

Нет. Всё. Нахрен.

Опрокидываю дурочку на пол. Сажусь сверху, не боясь, что полотенце спадёт. Есть на чём держаться. Если и упадёт – зацепится на стояке.

Да твою мать.

Быстро наклоняюсь к ней, чтобы ничего не увидела. И на полном серьёзе грожу ей пальцем.

– Видишь, к чему приводит твоё своеволие? Сейчас могла бы спать в кровати, отдыхать. А вместо этого лежишь на полу и опять без рук.

Не могу не улыбнуться.

– Отпущу тебя и дам пойти спать, если скажешь, что урок уяснила и больше не будешь доставлять мне проблем.

В карих глазах искристый огонь играет. Вот-вот сожжёт меня взглядом, но я с лёгкостью сделаю это в ответ. Поглощу и покажу, где её место.

– Я… – начинает со злостью, – искренне сожалею.

Неожиданно.

Даже очень.

Неужели поняла, в какую задницу попала?

– Что не могу плюнуть тебе в лицо ещё раз.

А я-то думал…

– Вот как, – задумчиво выдаю.

С трудом держусь, чтобы не улыбнуться.

Почему? Хрен знает. Весело мне. Задевает. Прямо так и хочется поставить её на место.

– Ибо очень хочу спать и искупаться. Попробовал ты этот стул поднять… Я бы на тебя посмотрела.

Оставляю это без комментариев.

Ещё раз смотрю на девчонку сверху вниз. С матерью они похожи, но различия имеются. Значительные, если приглядеться. Но отчего-то именно сейчас, сглатывая, просматриваю каждую виднеющуюся родинку.

Одна над губой, совсем маленькая. Другая на тонкой шейке. Ещё две – на острых ключицах, до которых хочется дотронуться губами.

Но мешает это сделать белая рубашка и здравый смысл. А я на грани потери своего здравомыслия.

Подпрыгиваю с места, тяну девчонку на себя, поднимая.

– Иди спать, – сдерживаю с трудом свой пыл. Бесит она меня. Я взрослый мужик, который различает, что трогать можно, а что нельзя, но почему-то сейчас хочется сорваться. И тронуть то, что запрещено.

Разодрать эту рубашку и…

Отворачиваюсь.

Если воткнёт нож в спину – хоть мои мучения прекратятся.

– Выбирай любую комнату, – инструктирую чётко, спешно, лишь бы свалить уже отсюда.

– Я домой…

– Ты. Будешь. Спать. Здесь, – прерываю её своим рычанием. Сколько ещё можно не понимать, что мои слова не обсуждаются? – Иди. Чтобы до утра не высовывалась.

– Ну ты и…

Она опять прерывается. Поворачиваюсь к ней, чтобы хорошенько дать по губам, но эта пигалица голожопая уже бежит по лестнице на второй этаж. Молодец, смекнула, что там спальни.

Выдыхаю и смотрю вниз, на Эйфелеву башню у себя под полотенцем.

Пиздец.

Возвращаюсь в свою комнату, хватаю телефон и захожу в контакты. Почему-то я не сомневаюсь, что Любаша ответит даже поздней ночью.

– Да, котёнок? – мелодичный и довольный голос по ту сторону линии немного успокаивает. И мгновенно бесит.

– Хуетёнок, – выпаливаю. – Тысячу раз просил без твоих животных.

– Ну, прости-прости, медвежо… Ой.

– Без «ой». Просыпайся там, скачи в ванную. Буду через полчаса.

– Пей. При мне.

Зажав сигарету между губ, прикуриваю и глубоко затягиваюсь, выдыхая сизый дым через нос.